Ей было шестнадцать. Целых четыре года она не видела предмет своего обожания — Диму Победного.
Ну, конечно, она приезжала к бабушке летом, но только на половину сезона, другую половину проводила на археологических раскопках.
И ни разочка за три лета с ним не виделась! У Димы была своя жизнь — с курсантскими летними практиками, туристическими походами по стране, байдарочными сплавами по рекам.
Машке лето было не в лето, море не в'море, друзья не интересны, а жизнь плохая! Она грустила, по миллиону раз уточняла у Диминых родителей, когда он приедет, и печально возвращалась в Москву.
Но тем летом ее шестнадцатилетия они увиделись.
Всего один раз.
За последние полтора года Машка изменилась кардинально, превратилась по всем правилам развития из угловатого подростка, девочки-щепочки, в юную красавицу при «хфыгуре».
Папа так шутил:
— Ты теперь, Машка, барышня при хфыгуре!
Все это она знала и сама себе нравилась, носила каблучки, коротенькие юбочки, подкрашивала глазки, училась томным движением руки откидывать назад волосы.
И готовилась к исторической встрече, ни на граммульку не сомневаясь, что поразит Диму!
Поразит, он в нее влюбится... и далее по сценарию счастливой принцессы с известным счастливым исходом событий.
И поразила!
Первое, что она спросила у встречающей ее на перроне бабушки, когда сошла с поезда:
— Дима здесь?
— Здесь, здесь твой ненаглядный! — смеялась Полина Андреевна. — Здравствуй, внученька! Я тоже здесь!
Весь вечер Машка бегала к дверному глазку при любом шорохе на площадке или звуке открывающихся соседских дверей, высматривая Диму.
И увидела-таки!
Ей хотелось распахнуть дверь, кинуться ему на шею, но у нее был план, продуманный до мелочей, в который никак не вписывались девчоночьи прыжки и крики радости.
Увидев в глазок поздно вечером открывающего дверь своей квартиры безмерно любимого, она беззвучно визжала, чтобы он не услышал, и подпрыгивала на месте.
А когда они с бабушкой перед сном пили чай на кухне, Полина Андреевна, сочувствуя внучке, все же огорошила ее известием:
— Машенька, а Димочка женится. У него свадьба через три дня.
— Как свадьба? — не могла поверить в такую несправедливость Машка.
— Так — свадьба.
— Нет! — отказываясь понимать, покачала Машка головой. — Не может быть!
— Отчего же не может? — уговаривала Полина Андреевна, посмеиваясь.
— А я?! — обосновала Машка препятствие матримониальным планам.
— А ты для него еще мала. На тебе он жениться не может.
Машка расплакалась и, убежав к себе в комнату, уткнулась в подушку и... И передумала плакать, села, вытерла слезы.
— Ничего! Он меня увидит и не женится ни на ком другом!
Утром она встала в шесть часов по будильнику. Нагладила платье, изничтожив самые малюсенькие складочки и намек на складочки тоже, накрасилась, уложила локон к локону гриву, обула каблучки, взяла сумочку и заняла наблюдательный пост номер один у дверного замка.
Ждать пришлось долго.
Полина Андреевна подсмеивалась над внучкой, подначивала ее., шутила:
— Машка, а если тебе в туалет приспичит ты меня в караул поставишь принца твоего ждать или терпеть будешь?
— Ну, бабушка-а-а, — обижалась Машка.
Бабушка смеялась, но приносила на «пост» то чай с бутербродом, то фрукты — подкрепить влюбленную внученьку.
И свершилось!!
Дима вышел из квартиры и стал закрывать на ключ дверь.
Настал! Настал звездный час Марии Ковальской!
Она распахнула дверь, крикнула «взрослым» ровным голосом в глубину квартиры:
— Бабушка, я пошла!
И вышла долго тренируемой в Москве перед зеркалом походкой на лестничную площадку.
— О, Дима! Привет! — «удивилась» с добавлением радости Мария Ковальская.
Это тоже долго отрабатывалось перед зеркалом.
Он повернулся к ней. И уставился на нее!
Триумф!!!
Оглядел с ног до головы и обратно обалделым взглядом!
Победа!
— Машка, это ты, что ли?