Прошло пять дней, как я не видела и не слышала Даню. Я каждый день звонила ему на телефон, но вместо ответа включался автоответчик, сообщающий мне бездушным женским голосом: «Телефон выключен или вне зоны действия сети. Оставьте свое сообщение после сигнала, абонент вам перезвонит». Я оставляла сообщения одно за другим. Вначале простые, вроде: «Даня, это я… перезвони мне, пожалуйста». Но затем они стали принимать маниакально-истеричный характер: «Позвони! Где ты? Что с тобой случилось? Почему ты не хочешь со мной разговаривать?», «Почему ты не звонишь? Ты решил вот так перечеркнуть все одним махом, все шесть лет, что мы знаем друг друга… Ты никогда так себя не вел. Ты струсил?», «Как ты можешь быть таким жестоким, Германов. Это же бесчувственно с твоей стороны. Я по меньшей мере волнуюсь, переживаю за тебя. А ты нет, тебе плевать, что со мной происходит. А может быть, в этот момент я думаю, прыгать ли мне с балкона… Хм, тебя это, кажется, не волнует. Нет, конечно, я не стою на карнизе, а сижу вместо этого на полу и курю двадцать пятую по счету сигарету… Тебя совесть не мучает, я порчу свое здоровье из-за тебя, между прочим…», «Д-а-н-я… — мои всхлипы и утирание носа, — черт возьми, где тебя носит… сейчас три часа ночи, а я не могу ни спать, ни есть, я думаю только о тебе. Слушай, ну давай забудем обо всем. Давай сделаем вид, что ничего не было. Мы ведь по-прежнему лучшие друзья. Только объявись, пожалуйста», «Германов, я объявлю тебя в розыск!». Но абонент мне не перезванивал.
Я никуда не выходила из дому, боясь пропустить его возвращение. Сидела на диване, слушала музыку, набирая в сотый раз его номер. Раздавались гудки, но никто не подходил. Снова включился автоответчик, уже ставший моим новым лучшим другом. Я вначале испугалась, несколько секунд молчала, а потом просто сказала: «Даня, это я, где ты?»
Прошла, наверное, вечность, прежде чем он перезвонил. Я увидела, как на дисплее замелькало его имя, и сразу же нажала на кнопку ответа.
— Алло, Даня, ты где? — почти кричала я в трубку.
— Я здесь, Маш.
— Почему, почему ты не звонил, я так волновалась, так переживала. Что с тобой?
— Со мной все хорошо, — все таким же, как мне показалось, равнодушным голосом говорил он. — Мне нужно тебя увидеть.
— Хорошо, я буду через десять минут, пришли мне смс, где ты.
Я выбежала из квартиры, схватив со стола только бумажник. Снова не вызывая лифт, побежала по лестнице вниз. Вместо кадки с пальмой столкнулась на втором этаже с Эльвирой Артемьевной, очень специфической старушкой из нашего подъезда.
— Здравствуй, Маша, — сказала она, растягивая слова.
— Здрасьте.
— Постой, — она схватила меня за рукав.
Я посмотрела на ее старые, одряхлевшие руки. Кожа на них была вся в пигментных пятнах. «Какой ужас! — подумала я. — Неужели я тоже однажды стану вот такой же старой и некрасивой, буду никому не нужна, даже собственному мужу». Эльвира Артемьевна держала в руке сигарету и помойное ведро.
— А как твой… муж поживает?
— Какой муж? — удивилась я.
— Даниил Олегович! Или у тебя есть еще кто-то?
— Эльвира Артемьевна, сколько раз вам объяснять, мы не муж и жена. Мы просто живем вместе.
— Как! — кажется, старушка давно выжила из ума и страдала забывчивостью, ведь подобные вопросы она задавала мне всякий раз, когда я сталкивалась с ней. — Вы живете не расписанные? Да как это можно?! Сожительство! Вот Сталин бы вас за такое давно в ГУЛАГ сослал.
А может, ей просто нравилось читать нотации?
— Да, конечно. Только мы ж с ним просто соседи, знаете, как в коммунальной квартире. Даже плита общая, а сковородки разные.
Видимо, я напоминала ей о каких-то старых, добрых и милых, на ее взгляд, временах, потому что лицо Эльвиры Артемьевны словно молодело, на нем появлялась улыбка и, кажется, все ее мысли уносились на много лет назад, когда она вот так же с кем-нибудь ругалась на кухне.
— Постой, детка, — ее голос смягчился, став заговорщицки приветливым. Она достала из халата какую-то помятую бумажку, где корявым, прыгающим почерком было написано: «Собрание в 19 часов в клубе, явка строго обязательна». — Я знаю, вы, молодежь, сейчас любите в клубы ходить.
— Да, очень!
— Вот я туда тебя и приглашаю! У нас клуб! Самый настоящий! Сначала партсобрание, чтение протокола, устава, а затем чай и танцы. Вы придете?
— Спасибо, Эльвира Артемьевна, обязательно придем.
Эльвира Артемьевна была старой заядлой коммунисткой, несмотря на свой возраст и всевозможные болезни, ходила на митинги к Кремлю, отстаивала права коммунистической партии, пыталась ввести в нашем доме комендантский час и талоны на проезд в лифте. В общем, она была забавной, но безобидной, с политическим уклоном старушкой, к которой всего лишь нужно найти правильный подход.
— Извините, я тороплюсь.
— Да? — удивилась она. — А я думала, ты бездельничаешь. Тунеядство в нашей стране наказуемо!
— Вот как раз сейчас мне позвонили с работы, извините.
— Так ты на работу? — спросила она, оглядев меня с ног до головы — Ну, беги! И мужу передай, чтобы приходил.
— Непременно! — наконец-то удалось вырваться из ее рук.
Знакомыми переулками я добежала до Тверской, поставив собственный рекорд — четыре минуты и сорок секунд. Поймала такси. Пока ехала, наверное, выкурила пять сигарет, так нервничала. Водитель посматривал на меня в зеркало. Мы подъехали. Я вышла из такси и отдышалась. Посмотрела на небо, оно было чистым и ясным. Светило солнце.
Подойдя к кафе, где меня ждал Даня, увидела охранника, издали грозно смотрящего на меня. Его взгляд так и говорил: «Неужели она сюда?» Вначале я не понимала почему, но потом, увидев свое отражение в витрине, догадалась — я была одета, как безденежный подросток, рассчитывающая получить работу уборщицы или посудомойки.
Я изобразила из себя ничего не понимающую девушку, которой плевать, что о ней подумают. Тем более мой вид был не таким уж и плохим: на мне были спортивные штаны, кеды без задников, расшитые лично мною по бокам стразами — самый настоящий «hand made», — простая футболка и джинсовая куртка, на голове — бейсболка, прикрывающая не совсем чистые волосы, убранные в хвост.
Мой высокомерный взгляд не впечатлил охранника — конечно, ведь я вышла из такси, а не из собственной машины. Он кисло мне улыбнулся, вдохнул и что-то пробурчал в рацию. Через минуту в дверях показалась девушка с еще более недовольным, чем охранник, лицом, стандартного московского пошива: платиновая блондинка с длинными волосами, явная поклонница солярия в любое время дня и ночи, с длинными акриловыми ногтями, разрисованными в тон к ее ярко-малиновому платью. Я видела, как она за секунду просканировала меня, определяя, «на сколько» я выгляжу. Видимо, сумма была незначительная.
— Мест нет, — хотя издалека было видно, что половина зала пуста. Она как будто догадалась, о чем я подумала, и уточнила: — Все зарезервировано.
— Понятно, — сказала я и тут же добавила: — Вообще-то меня ожидают.
— Да? — она очень удивилась.
— Да, я пройду?!
— Пожалуйста…
Я прошла в зал под бдительными взглядами охранника и администратора. Даня полулежал на диване, бледный, с красными зрачками, то ли от недосыпания, то ли от слез. Он рассматривал свои пальцы, как это делают музыканты, хирурги и, в современной Москве, недовольные маникюром метросексуалы. Конечно же, своим внешним видом я привлекла внимание немногочисленных посетителей, особенно девушек разных «видов». Имею в виду не цвет волос, глаз и национальность, а причины, по которым они сюда пришли. Тут были: замужние дамы, соревнующиеся между собой величиной бюста и каратов; одинокие состоятельные девушки, пришедшие посплетничать с подружками; безденежные девушки, одетые в вечерние наряды, чтобы найти тут состоятельных женихов. Мужчины были им под стать: верящие и неверящие, но принимающие игру третьих; просто наслаждающиеся особами всех трех видов; пришедшие развлечься; бизнесмены, которые между деловой беседой украдкой наблюдали за вторым типом, удивляясь тому, как им все легко досталось…
Но таких, как я, тут не было… Впрочем, тут и не было таких, как Даня, сидевших с безразличным видом к происходящему как в ресторане, так и за его пределом. Даня грустил.
Мы не виделись с ним пять дней после того вечера, а казалось, что прошло несколько месяцев. Даня стал совершенно другим, что-то изменилось в нем, но я не понимала до конца что. Какое-то иное выражение глаз, лица. Словно он пытался найти ответ на сложный вопрос и не мог.
«Он выжидал…» — подумала я. И посчитала звонок хорошим знаком. Если бы он решил, что это была ничего не значащая случайность, он бы просто вернулся домой как ни в чем не бывало, сделав вид, что мы по-прежнему друзья. Но он не вернулся. Он пропал. И потом позвонил. Это значило, что он хочет поговорить. «А вдруг мы снова будем вместе?» — подумала я и почувствовала себя очень счастливой от такой перспективы. Но Данин вид меня насторожил: не может человек, который решил начать все сначала, сидеть с таким грустным, размышляющим выражением лица. Его взгляд был холодно-пустым и, как мне показалось, испуганным.
— Привет, — подойдя к столику, сказала я.
— Привет, — ответил он, не обратив внимания на мой внешний вид. Раньше бы удивился и обязательно подшутил надо мной. — Нам нужно поговорить.
— О чем?
— Наверное, сама догадываешься…
— Догадываюсь, только не понимаю, почему у тебя такое траурное лицо. Неужели все было так ужасно?
— Все было великолепно…
— Тогда что?
— Ты обидишься, но я не виноват, поверь. Хотя, конечно, в этом есть часть моей вины, точнее, не вины, а моего непосредственного участия. Но так получилось и уже ничего не изменить. Я надеюсь, ты сможешь все понять. Понимаешь, если бы не это, то…
— Ваша вода, — прервала нас официантка.
— Я сам налью, — сказал Даня.
Официантка ушла. Дрожащими руками Даня налил мне воду. Я поняла, что что-то случилось.
— Так что ты хотел сказать? Если бы не это, то что?
— Да… Понимаешь, тот вечер во мне многое изменил. Я думал, что-то вернется. Не так, как раньше, а что-то большее. Я ушел, потому что нужно было подумать…
— И? Ты где вообще был? Даже телефон отключил…
— Я был в гостинице рядом с офисом.
— И что надумал?
— Это уже неважно.
— Почему же, я хочу знать.
— Я не хочу делать тебе больно.
— Ты не сделаешь мне больно, я все пойму. Ты мой друг. Хорошо, это была случайность…
— Нет. — Даня взял мою руку и стал, едва касаясь ее, целовать ладонь, пальцы. — Машенька, я долго вспоминал, что у нас было. Ты… ты… мне даже не нужно говорить, как много ты значишь для меня. И то, что произошло, было не просто так, это было как будто… прощание.
— Прощание? Ты уезжаешь? — По моему лицу потекли слезы.
Окружающие с удивлением смотрели на нас, как мужчина, одетый в дорогой офисный костюм, объясняется в любви «подростку». Немыслимое, наверное, на их взгляд сочетание. А он именно объяснялся мне в любви, каждая его фраза, его взгляд, прикосновение говорили: «Я люблю тебя… Люблю… Но… но…» В воздухе витало какое-то «но» постоянно и настойчиво. Я хотела знать, что это за «но». Я решила дать Дане возможность выговориться, видя, что это ему очень нужно. Кроме того, я надеялась, что за этим «но» скрывается боязнь начать все заново. Я тоже боялась, но очень хотела и готова была рискнуть. Все стало легко и понятно. Чувства, спрятанные глубоко, вылезли наружу и больше не давали твоему разуму сказать «это все неправда», они настойчиво пробирались по лабиринтам души, заполняли душу, сердце и даже мозг. Словно кто-то кричал мне сверху: «Загляни в свое сердце, и ты увидишь там то, что так долго таила. Ты тоже любишь его, всегда любила, не гони это от себя, скажи ему сразу, не давая опомниться… Не рискуй своим счастьем…» Но я решила рискнуть и молчала.
— Нет, никуда я не уезжаю, я буду тут.
— Тогда что?
— Все это… мне так странно то, что произошло. Я думал, все кончено…
— Я тоже так думала, но видишь, как получилось. («Он точно хочет быть со мной. Боже, неужели мы будем вместе… Как? Такое счастье? Так близко было, а мы не видели друг друга… Ведь он лучший, лучший…»)
— Я не о тебе, а о Насте. Она возвращается.
«И мы обязательно будем счастливы… значит это… значит… что Настя, при чем тут Настя?»
— Она беременна.
— Кто? — удивилась я, не слыша его слов.
— Настя.
Мне показалось, что диван под нами рухнул. Мы провалились с ним в одну глубокую яму длиною в несколько километров. Даню отбросило в один конец, а меня в другой. И я не вижу его. Слезы сразу же высохли. Я резко встала, огляделась по сторонам. «Как… как это так?» В животе появилась резкая, колющая боль, словно у меня был приступ язвы.
— Сядь, умоляю тебя.
— Что ты пьешь?
— Виски, — сказал Даня, но я не успела еще услышать ответ, залпом выпила все содержимое бокала.
— Девушка, девушка, — крикнула я на весь зал. Все обернулись и посмотрели на меня. — Еще виски!
— Бокал? — официантка подошла ближе.
— Бутылку!
— Зачем тебе? — сказал Даня. — Маша, ты что?
— Отмечать будем. У нас траур.
— Какой траур?
— По… нашей любви. («Что я несу?» — думала я, но не могла остановиться.) Видишь, как бывает, да… неувязочки. Размечтаешься на досуге. А ведь это именно то самое чувство, о котором ты так долго мечтала. Это как то пятно на нашем диване, вроде уже не такой красивый, но ведь он любимый — не выбросишь.
— Странно, — сказал Даня. — Может, и так, но что делать?
— Как что? — я снова залпом выпила виски. — Рожать.
— Да, она будет.
— А ты еще сомневался?
— Она бы могла, но ведь у нее контракт.
— Не смеши меня, — третья порция виски, и я уже «летаю», — родить от тебя — вот контракт на всю жизнь, и самый выгодный.
— Но она не так меркантильна. Ты что-то резко изменила свое мнение о Насте.
— Я ничего не меняла, просто реально смотрю на вещи, — моя речь замедлялась, а мысли притуплялись, хотелось поскорее оттуда уйти. — Это всегда удача, родить от такого мужчины, как ты, ответственного и влиятельного. Ты переедешь в Париж?
— Нет, Настя решила жить в Москве.
— И что теперь с квартирой, мне уезжать?
— Зачем? Она ведь и твоя.
— Но у вас будет ребенок, думаю, Насте не нужна чужая женщина в доме.
— Но ты не чужая. Тем более ей будет нужна помощница.
«Ну, уж нет, записать меня в няньки?!»
— Для этого есть гувернантки. Если хочешь сэкономить, можно из детсада пригласить, они дешевле берут.
— Ничего я не хочу экономить. У моего сына будет все самое лучшее.
— С чего ты решил, что у сына?
— Настя так говорит. Ее на соленое тянет, она соевый соус как чай пьет.
— В суши еще не превратилась?
— Зачем ты так…
— Германов, я шучу. Ты шуток не понимаешь?!
— А по-моему — ревнуешь.
— Нисколько, — сказала я, пытаясь сдержать слезы. Зачем он продолжает об этом говорить? Да не ревную я — мне просто больно. — Поверь, я рада за вас.
— Правда?
— Очень. Что будем делать с квартирой?
— Я думаю, пока мы будем жить все вместе, а потом ближе ко времени решим. Можно продать квартиру и купить две отдельных. А можно купить новую.
— Ты такой богатый? Не помню, чтобы твой рекламный бизнес в последнее время приносил миллионы долларов дохода. Ты же сам говорил, что у вас сейчас туго с финансами, в другой офис переехали, несколько сотрудников пришлось уволить. Ты же не нефтью занимаешься, Даня, а рекламой.
— Можно в кредит.
— У вас ребенок будет, и так нужны деньги.
— Придумаем что-нибудь.
— Идея с продажей лучше. Вы отдельно и я. Может, я себе найду кого-нибудь к этому времени и перееду к нему…
— Да, — он запнулся, — посмотрим.
Мне показалось, что Даню не особо порадовало то, что я найду ему замену легко и непринужденно, только чтобы не быть рядом с ним.
— Так, когда она приезжает?
— Через день. Ей пришлось контракт разорвать, неустойку платить.
— Но что делать? Наталья Водянова тоже оставила подиум, когда забеременела.
— Да, но она не Наталья Водянова, а я не миллионер.
— Ничего. Ты — Даня Германов, и все у вас получится.
— Думаешь?
— Уверена. Деньги — это не самое важное. Главное — это ребенок, ему нужна ваша любовь и забота, а не счета в банках.
— Я рад, что ты все поняла. А насчет того, что было…
— Забудем, — прервала я его. — Считай, что ничего не было.
— Да, — согласился Даня.
Но мы оба знали, что врем друг другу. В наши заново зарождающиеся чувства вмешалось то самое «но» под названием «обстоятельства, серьезные и неразрешимые». Придется обо всем забыть. Судьба сделала свой поворот, и мы теперь были на разных полюсах. Наши дороги пошли в разные стороны и больше никогда не пересекутся…
На следующее утро Даня разбудил меня в восемь часов. Я, приоткрыв глаза, проворчала:
— Что так рано? — после выпитого ужасно болела голова.
— Поедешь со мной по магазинам?
— Конечно, — не раздумывая, ответила я и присела на кровати, но тут услышала продолжение начатой им фразы.
— Хочу присмотреть подарки для будущего малыша.
— Да?! Мо-ло-дец… А я тебе зачем? Дождись Настю, с ней все выберите, вдруг ей что-то не понравится, я в детской одежде не разбираюсь, какие ползунки сейчас в моде?
— Маш, ну «пжзлуста», я сам один не справлюсь, а Насте будет приятно, увидев, какой я заботливый отец.
— Ну, хорошо, поеду, только ты меня завтраком накормишь?
— Даже куплю тебе что-нибудь новое из одежды.
— О'кей, — обрадовалась я. И, честно говоря, это было самой веской причиной, по которой я согласилась поехать. Мне все еще было не по себе, что какая-то женщина на этой планете от него беременна.
Меня обрадовало то, что первым местом, куда мы отправились, был все-таки не детский магазин, а уютное кафе. Хороший знак, подумала я, значит, он еще не совсем ударился в отцовство. Но, как оказалось позже, я ошиблась.
Получив в подарок скромный джемпер, я была вынуждена сопровождать Германова из одного детского отдела в другой, из второго в третий. Будущие мамы и продавцы с умилением и даже завистью смотрели на меня, видя во мне «счастливицу»: еще бы, все, чем занималась я, — это двигала огромную тележку позади Дани, а он набивал ее всевозможными, нужными, по его мнению, вещами для младенца. Он оказался очень заботливым отцом и не купил своему будущему ребенку разве что лыжные ботинки и лосьон после бритья. Первое он мотивировал тем, что в Андорре все это можно взять напрокат, а второе — когда его Кирилл — так он решил назвать сына — подрастет и он будет учить его бриться, наверняка появятся новые виды лосьонов с дополнительными эффектами лифтинга, солнцезащитными фильтрами и т. п. Германов разошелся по полной программе: он купил кровать, к нему же постельное белье, коляску-трансформер и автомобильное кресло. Также Даня заказал полный комплект детской мебели: шкаф, комод, кровать для ребенка после трех лет и тумбочки, хорошо, что я уговорила его купить все в бежевой, нейтральной гамме, а не голубой — все-таки с полом ребенка еще не все было решено.
— Кстати, сколько у нее недель?
— Не знаю, четыре-пять, наверное, уже май, она в конце марта приезжала.
После магазина мы отправились в дизайнерское бюро, где Даня заказал ремонт комнаты, легко распрощавшись со своим кабинетом.
— Теперь никаких гостей, — строго говорил он, как будто намекая, что и я не имею права на своих гостей. — В доме будет ребенок, ему не нужны посторонние люди.
— А я?
— Ты не гость, ты своя. Кстати, будешь крестной? Уверен, Настя тоже этого захочет.
— Какая из меня крестная, если я не работаю?
— Мы решим этот вопрос.
— Как?
— Теперь ты можешь работать у меня, никто не скажет, что ты моя любовница, у меня же будет жена.
— Ты решил жениться?! — Меня словно бросили в прорубь с ледяной водой. Хотелось закрыть лицо руками и представить, что это всего лишь сон. «Что он такое говорит? Зачем?!»
— А как же!
— Я думала, вы будете вместе жить.
— Ну, если не согласится, будем.
«Да, не согласится, она не дура, чтобы отказываться», — подумала я, а Дане сказала:
— Все будут думать, что ты двоеженец, — рассмеялась я, хотя на самом деле мне было не до смеха. Внутри опять возникла та же самая ноющая боль. («Блин».)
Даня рассмеялся. Он снова был прежним Даней, заботливым и внимательным, но не ко мне, а к новому, еще не появившемуся на свет существу. Он примерял на себя новую роль будущего отца семейства. Я ревновала, как ревнуют дети своего нового брата или сестру, они понимают, что родители по-прежнему любят их, но почему-то этот «новенький» стал им важнее и ему уделяют больше времени и внимания. Так и я отошла на второй план незаметно для самого Дани. Теперь он говорил только о нем… Настоящее перестало для него существовать. Он так ни разу не поинтересовался, что было со мной за эти дни, не спросил ничего про Георгия, а ведь мне было что рассказать, но я молчала.
Пока мы ехали в машине, я выслушала сотни размышлений на тему будущего их семьи. В какой-то момент я перестала комментировать Данины фразы, лишь изредка добавляя «да», «нет», «отлично», потому что поняла, что он не слушает меня. Германов пребывал в каком-то другом, идеализированном будущем мире, где мне не было места. Хотя и мои мысли были там, где им не положено было быть — за закрытой дверью под названием «Он и Я». Что же теперь будет? Почему все так произошло? А ведь и я могла родить от него ребенка. Конечно, мне было тогда совсем немного лет, я училась, но это не имеет значения. Все обошлось — это тогда нам так казалось. А что, если бы я забеременела? Ну почему это не произошло? Не судьба? Неужели его судьба — это быть с Настей, которая родит ему детей? А я? Что я значу в его жизни? Мы все встречаем друг друга не просто так, каждая встреча для чего-то нужна, у каждого своя миссия по отношению друг к другу. В чем же моя миссия по отношению к Дане? Поддержка, помощь… странно, мне всегда казалось это само собой разумеющимся, но не главным. Значит, я ошибалась? Значит, какой-то другой ОН должен будет сделать меня счастливой… Но где же ОН? Если Даня — самый главный мужчина в моей жизни, кем бы он в ней не был: любовником или другом… Где же тогда тот единственный?
За своими мыслями я не заметила, как полностью отключилась от того, что говорил Даня. А он все продолжал свои мечтания.
Я понимала, что это для него такое счастье, такое новое ощущение. Но я не понимала себя, почему не могла это слушать? Я соврала ему, сказав, что забыла о встрече с Дианой, и попросила отвезти меня к ней. Он удивился — обычно я такие вещи не забываю. Может, и догадался, что хочу побыть одна. Он отвез меня на Пресненский вал, где жила Ди. Я взяла свой пакет, вышла из машины и направилась к подъезду. Хорошо, что Даня сразу уехал, а не напросился со мной в гости, потому что, когда я набрала по домофону номер ее квартиры, никто не ответил. Я села во дворе на лавочку. Посмотрела на новый джемпер, и зачем он мне? Время было почти шесть часов вечера. «Интересно, где она?» — подумала я про себя. Я решила позвонить Диане на мобильный, узнать, долго ли мне ее ждать, а может, в этом вообще нет смысла. Оказалось, что я забыла мобильный дома. Черт, вот вечно так со мной, в самый нужный момент что-то забываю. Я решила не уходить, а сидеть и ждать, пока она не придет. А вдруг она вообще не придет? Ну, когда-нибудь она ведь придет?! А что, если это «когда-нибудь» наступит лишь через неделю?
Полил дождь, сначала мелкий, потом сильный, резкий, косой, от которого невозможно скрыться даже под навесом. Я не двигалась с места… Это были мои воображаемые слезы. Я накрыла голову пакетом, промокшим насквозь. Опустив голову на колени, я дрожала от холода, чувствуя, что все мое тело заполняет вода. Я вспомнила, как в детстве мы пугали друг друга, что бывают радиоактивные дожди, после которых у человека выпадали волосы. А что, если сейчас именно такой дождь. Приду к Дане лысая, вот он удивиться. Спросит:
— Ты постриглась наголо, это новая мода?
А я отвечу:
— Нет, Даня, это у меня от переживаний, что ты на Насте женишься, все волосы выпали!
Он будет меня жалеть и забудет свою Настю… Нет, не забудет, зачем я себе вру?!
— Маша? Ты что тут делаешь, мокнешь? — услышала я голос Дианы совсем рядом.
— Из магазина?
— Да.
— Как хорошо, что ты пришла, — я встала и обняла ее.
— Что случилось? — спросила она меня, наливая горячий мятный чай, когда мы были уже у нее дома.
Я куталась в новый теплый джемпер, пытаясь согреться, и смотрела в окно на льющий дождь. У Дианы из окон кухни, на мой взгляд, открывается великолепный вид, несмотря на то что они выходят во двор. Но из них видны совершенно потрясающие высокие тополя, такие высокие, что, кажется, они утопают в облаках. Очень красиво. А вдалеке видно какое-то железнодорожное депо. Туда приезжают поезда, постоянно сменяя один состав за другим. Можно всю ночь сидеть и смотреть в окно, как приезжают поезда… пустые… и такие же уезжают. Я помню, как много раз мы сидели с ней на этой кухне, особенно летом, открывали окна, включали шансон и говорили обо всем… Я так иногда скучаю по этим бессонным ночам, таким дружеским, полным невероятного спокойствия и уверенности, что все будет хорошо.
— Да ничего, собственно говоря, не случилось, — начала я и почувствовала, как слезы подступают к глазам. Всхлипывая, продолжила: — Он… он… женится.
— Кто, Георгий?
— При чем тут Георгий, я его послала далеко и надолго.
— Тогда кто? У тебя еще есть кто-то?
— Нет, он и есть, и его нет… это Даня, — сказала я, а слезы закапали в чай. Диана обняла меня, но я видела, что она не понимает, почему я так плачу.
— Даня?! А ты-то что ревешь, у вас ведь все кончено… Да?
— Нет, не все… Понимаешь, я, кажется, снова в него влюбилась.
— С чего ты это решила?
— Он такой добрый, внимательный, и… — но даже не понадобилось договаривать, Диана сама обо всем догадалась.
— Ну да?! — удивилась Ди. — Как это у вас получилось?
— Как-то получилось. Он сам этого захотел. А потом всё…
— Я не понимаю, и на ком он женится? На тебе, а ты не хочешь? — Диана рассмеялась.
— Если бы… На Насте.
— На Насте? Теперь я точно ничего не понимаю, они же расстались. Объясняй все по порядку.
— Расстались, но выяснилось, что она беременна.
— Вот это новость! И давно?
— Ну, когда она приезжала в марте. Нет, ты представляешь… это же ужас какой-то.
— А зачем он женится? Ну, будет ребенок, она же его не заставляет жениться на ней.
— Не заставляет, но ты же знаешь, какой он благородный. Она даже еще ничего не знает.
— Может, она откажется.
— Где ты видела такую, чтобы отказалась? К тому же она контракт расторгла.
— Да, дело серьезное. Выпьешь? — Она достала коньяк.
— С горя?! Давай, только ты со мной.
— Конечно, я твое горе разделю. — Диана налила коньяк в рюмки доверху. — Маш, да забудь ты его. То, что у вас было, это как помощь другу, ничего не значит.
— Он сам мне сказал, что это не просто так…
— Боже, зачем он это сказал? Хотел покаяться?
— Наверное. А теперь только и говорит: «Настя… Настя… Настя… мой будущий сын Кирилл».
— Кириллом решил назвать?
— Да. Кажется, его прадеда так звали.
— Серьезные перемены. Кстати, ты завтра Леру поедешь провожать, она в Нью-Йорк уезжает к своему бизнесмену? Я сказала, что мы все приедем.
— Наверное, поеду. Не знаю. Мне сейчас ни до чего. Если я тебе позвоню, поеду, если нет, не буди меня.
— Хорошо.
— Ты представляешь, он сегодня купил своему будущему сыну одежду, мебель, коляски и прочее-прочее-прочее… — очередная порция коньяка, и мне становится лучше.
— Ничего себе, какое внимание…
— Даже ко мне такого не было.
— Но ты же не его ребенок.
— Иногда я об этом жалею. Купил мне сегодня вот этот джемпер. Представляешь, как сократится у него бюджет на меня в дальнейшем… Ужас!
— Но ты же его не за деньги любишь?!
— Вот именно, что я его просто… люблю. И боюсь его потерять.
— А ты представь, что будет дальше?
— Не хочу. Это не он, его как будто подменили. Я не думала, что он настолько хочет иметь детей. Он, конечно, говорил об этом, но я думала, что у меня есть как минимум лет пять, чтобы смириться, что какая-то женщина на этой планете родит от него детей, а все так быстро произошло. Я думала, мы еще погуляем. А теперь все: он отец семейства, примерный муж…
— А я же тебе говорила совсем недавно, что вам пора заканчивать со всем этим.
— Скажи, а ты на что надеялась, когда это говорила? Вот только по-честному?
— На что… — усмехнулась Диана. — Да мы тут все надеялись, что вы наконец-то одумаетесь и поймете, что созданы друг для друга.
— Не говори мне этого, — слезы снова полились у меня из глаз.
— Видимо, мы ошиблись. Видишь, как судьба повернулась. Маш, мой тебе совет, разъезжайтесь. Вы, а точнее, ты не сможешь жить с ним вместе под одной крышей. И не думаю, что Насте это понравится.
— Я то же самое ему сказала, но Даня уверяет, что она против не будет. Мы же и раньше жили так.
— Раньше она была всего лишь его девушкой, а теперь будет женой. Представь себе, что ты была бы не хорошей подругой Дани, а новой любимой, на которой он женился. Приводит он тебя в дом и говорит: «А вот… она тоже с нами поживет». Как бы ты к этому отнеслась?
— Мягко говоря, отрицательно.
— Вот именно. Маш, не порть жизнь ни себе, ни им. Это тебе прежде всего надо уехать, ради собственного спокойствия. Не сможешь ты, находясь в таком состоянии, спокойно воспринимать их идиллию. Я даже настоятельно рекомендую сделать это как можно быстрее. Хочешь, поживи первое время у меня?
— Ладно, я с ним обязательно поговорю. Спасибо, дорогая.
— Да не за что!
— А если у них ничего не получится?
— Зачем ты надеешься на это? Зачем думать о том, чего нет?
— Я не могу… может быть, он ей снова изменит, — сказала я заплетающимся языком, — упс… я же не должна была тебе это рассказывать.
— А вот это уже что-то новое? Когда он успел ей изменить, с кем?
— О, это долгая история. Тоже, знаешь, скажу тебе, не самая приятная из того, чем поделился со мной мой друг.
И я рассказала Диане историю знакомства Дани с Ларой Рубик, закончив ее фразой: «В такой ситуации, как у меня, давай выпьем за мужскую неверность».
— Какая же ты сейчас дурочка, Маша, — сказала Диана, смотря на меня. Слезы периодически наворачивались на мои глаза. — И что вы столько лет потратили зря? Но я почему-то уверена, что он о тебе не забудет.
— Правда?
— Уверена! Вы были такая пара, у вас была такая любовь…
— Черт, Ди, и я так думаю… Ну почему же, почему… все так сложно?!
Мы распили всю бутылку. Но мне казалось, что я совсем не пьяная. Коньяк впервые в жизни не действовал. Домой я пришла под утро, наверное, часа в четыре. Плюхнулась в постель и заснула.