Сочи
«В городе Сочи тёмные ночи». Так звучали слова в одной из песен известного в моём времени певца Александра Буйнова. Здесь он спеть эту песню пока не успел.
И снова лезут в голову слова песни уже Юрия Антонова: «Пройду по Абрикосовой, сверну на Виноградную». Правда, он написал музыку к стихам Игоря Шаферана к юбилею Крымской области, в 1984 году Симферополь готовился отметить двухсотлетие, а я сейчас в Сочи, год 1987-й.
И шёл по Виноградной улице, которая была относительно освещена стоящими вдоль дороги фонарями. Почему относительно? Да потому, что в это время любимой забавой мальчишек было попасть в фонарь на столбе шариком или камешком из рогатки. А вот свернув на Клубничную, пожалел, что нет у меня пока ПНВ, то есть прибора ночного видения. Глаз, конечно, не выколешь, но шею себе свернуть можно. Спросите, что я здесь делаю? Заблудился!
Где-то неправильно свернул, и вот результат — уже полчаса плутаю по тёмным улицам и переулкам ночного города. И как же это так вышло?
Расскажу обо всём по порядку.
После успешного знакомства с полковником Лисицыным я ещё один раз заезжал к нему, но кинжал так и не увидел. Валерий Петрович не забрал его у вдовы, которая была в каких-то наследственных хлопотах и бегала по адвокатам и государственным организациям, собирая необходимые бумажки.
— Ты, сынок, не переживай, покажу я тебе нож. Пусть Лидия свои дела доделает, и я с нею увижусь. А ты всё равно к месту службы из Москвы полетишь, так что, как только из отпуска вернёшься, жду тебя.
На этом мы с Петровичем расстались. Поехал на поезде домой, разобрался с поездными каталами, порадовал недельку родителей своим присутствием и улетел из Днепропетровска в Адлер.
В Сочи я полетел к моей прекрасной Елене, с которой после нашей встречи на дискотеке мы встретились в Москве всего несколько раз. Как и в прошлой жизни, элементарно не хватало времени.
Для Лены и её отца, с которым она прилетела на отдых к своей тёте, моё появление вызвало изумление. Не думали они, что смогу найти их в немаленьком городе. Но что для меня Сочи! Я в Москве Лисицына через адресно-справочное бюро нашёл, а здесь эти бюро на каждом шагу понаставлены. В аэропорту по прилёту сразу всю информация и получил. Фамилия у тёти Глаши такая же, как и у отца Лены. Да и имя такое редкое и звучное — Глафира!
В гостиницу меня не отпустили, а определили в комнату с будущим тестем. Прилетел я всего на пять дней, поэтому старался больше времени проводить с Леной. Её отец, полковник, выпускник Ярославского высшего военного финансового училища, служил в Москве в финансовом управлении Министерства обороны. Среднего роста, сухощавый, он скорее производил впечатление какого-то учёного или доцента института, чем военного. Да, в общем-то, и воинская специальность у него была не боевая. Однако характер он имел военный. Человек начитанный и грамотный, с ним было интересно вести беседы на самые разные темы. Правда, вместе с нами он не часто выходил, а наоборот, давал возможность побыть вдвоём.
Погода в городе Сочи в конце июля 1987 года стояла замечательная. Цвели магнолии, и их сливочно-медовый запах распространялся по округе. Густая зелень была представлена различными субтропическими растениями, среди которых значительную часть занимали цитрусовые. Особая достопримечательность Сочи, как южного города с влажным климатом, это невысокие банановые пальмы, на которых росли маленькие зелёные бананчики.
А какие здесь растут платаны! Огромные деревья в два-три обхвата с густой широкой кроной и светло-зелёной корой, отслаивающейся от стволов. Листья платана восточного по своей форме неотличимы от кленовых, хотя он не является близким родственником клёна остролистного.
Во дворах у всех посажена виноградная лоза, и она вьётся не только по навесам на входе, но и по близрастущим деревьям. Жаль, что ещё не сезон и виноградные грозди висят зелёные.
Город буквально утопает в зелени и днём приятно прогуляться в тени деревьев, ну а ночь наполнена благоухающими запахами разных оттенков: здесь и роза, и лавр, и гималайский кедр, и можжевельник, уже упомянутая мною магнолия и многие другие.
Именно эти запахи и вынесли мои ноги на вечерний променад перед сном. Лена сегодня немного перегрелась на солнце и даже обгорела. Её намазали сметаной и рекомендовали постельный режим, поэтому она и не смогла составить мне компанию.
Выйдя из дома, я не планировал долгую прогулку, а думал немного пройтись по району и вернуться, но как говорят, человек планирует — дьявол корректирует. Вот и мне удалось на обратной дороге умудриться свернуть не в тот переулок.
Проплутав полчаса, на лавочке возле одного из домов, я увидел целующуюся парочку молодёжи, у которой удалось уточнить, где нахожусь и в каком направлении мне двигаться дальше. Поблагодарил их и уж поворачивался в нужную сторону, когда метрах в тридцати от нас через дорогу раздался душераздирающий крик:
— Помогите! Люди добрые, помогите! Убивают!
Из калитки небольшого частного дворика выскочила женская фигура и рванула вниз по переулку. Вслед за ней с пьяным криком «Убью, сука!», шатающейся походкой вышел некий субъект, нецензурно выражающийся и машущий рукой с каким-то предметом.
Парочка быстро зашла во двор и уже оттуда послышалось:
— Опять Пашка жену гоняет. Ему под горячую руку лучше не попадать!
Пашка, оглядевшись по сторонам, сумел в темноте увидеть мою одиноко стоящую фигуру и направился ко мне.
— Люська, шалава, сюда иди, — с этими словами он приблизился и увидев вместо жены незнакомого парня, громко выдохнул, — Ты!!!
Не знаю, кого увидел, может и сам чёрт ему привиделся, но с криком «ААА!», мужик вскинул предмет, который я идентифицировал как топор хозяйственный железный, он сделал ещё шаг вперёд и попытался им ударить меня.
Изображать из себя застывшую статую в такой ситуации стал бы только полный дурак.
Отскочив назад, я оказался прижат к лавочке. И о чудо! Одна из планок спинки скамейки была уже до меня кем-то сломана. Схватив лежащий на земле обломок, выставил его перед собой, с трудом отбивая второй удар пьяного идиота. Отклонить лезвие топора полностью не успел, и меня вскользь резануло по предплечью. Почувствовал, как потекла кровь, и чуть не выпустил из руки своё слабое оружие. Качнув маятник, пропустил ещё один удар топора мимо себя, а затем, с коротким замахом ударил пьянчугу по голове.
Пашку как будто подрубили, и он завалился на правый бок на землю.
Выдохнув, хотел посмотреть, что у меня с рукой. В этот момент сзади мне нанесли неслабый удар чем-то тяжёлым, но я устоял на ногах и сумел развернуться. Передо мной с камнем в руке стояла дышащая перегаром ещё вполне симпатичная, но уже обрюзгшая женщина, которая, увидев лежащего на дороге мужика, вдруг взвыла:
— Убили!!! Лю-ди! Мужа убили!!!
Да, не зря умные люди говорят, что муж и жена — одна сатана.
В конце переулка замигали проблесковые маячки, и через минуту к нам подъехал милицейский уазик и, осветив фарами лежащее тело и нас, остановился. Из него не торопясь вышли три милиционера и обступили место происшествия. Кто-то из соседей, услышав крики, всё-таки позвонил в местное отделение.
— Старший лейтенант милиции Михайлов, что здесь произошло? — спросил, представившись, старший наряда. От невысокого, крепко сбитого, с грубыми чертами лица и тонкими губами среднего возраста мужчины веяло спокойствием, властью и уверенностью в своём праве задавать вопросы.
— Этот, — взвизгнула, кивая на меня, баба, — мужа моего убил!
Лейтенант наклонился над пьяницей, послушал дыхание и констатировал:
— Спит твой Пичугин. Перегарищем от него несёт за версту. Документы с собой есть? — аккуратно за лезвие подняв топор, он посмотрел на меня.
— Младший лейтенант Соколов, — ответил я, доставая из брюк своё офицерское удостоверение, — в отпуске.
Услышав, как за забором загремело перевёрнутое ведро, лейтенант быстро подошёл к калитке и стукнул по ней кулаком:
— Выходим!
Из двора вышли парень с девушкой.
— Лаврик и Маринка, — с каким-то удовлетворением проговорил милиционер, — всё видели, всё слышали?
— Да, Сергей Борисович! Видели. Пичугины опять напились. Людмила со двора выбежала, а Пашка топор схватил и за ней. Потом нас разглядел и с топором на него, — ухажёр девушки показал рукой в мою сторону, — бросился. Мы с Мариной во двор заскочили, а Пичугин топором начал махать. Вот. Только товарищ лейтенант увернулся и доской от нашей лавочки его по башке приложил.
— Ясно, — Михайлов так глянул на Люську, что она громко щёлкнула зубами, закрывая свой рот, уже открытый для высказывания какой-то своей версии произошедшего.
— Ты, Людмила, лучше помолчи и подумай, пока я с людьми разговариваю. Так что ты сделал, лейтенант, что на задницу этого нехорошего гражданина с топором посадил?
— Ничего особого, товарищ старший лейтенант. Под руку планка подвернулась, пришлось защищаться.
— Да у тебя кровь!
Тут и я почувствовал, как со лба на нос стекла тёплая капля, а в голове вдруг зашумело. Неслабо меня тётка камнем приложила. Адреналин схватки начал отпускать, и тут же пошёл откат.
— Это кто тебя сзади приложил? — старлей зашёл мне за спину и осмотрел рану на голове.
— Да вот она, защитница мужнина, — хмыкнул я.
— А руку тебе этот хмырь резанул?
Я, наконец, смог рассмотреть рану на предплечье. Лезвие топора прошло вскользь, не слишком глубоко, но кровящее мясо было видно.
— Этого поднимаем, забираем. Ты, Людмила, в машину садись, — махнув на Пичугина, старший наряда начал раздавать указания. — Лейтенант, ты тоже садись в машину, нужно медицинскую помощь тебе оказать и показания снять. А Вы, Маринка и Лаврик, пешком в отделение сейчас подойдёте, свидетелями будете. Степанов!
— Я, товарищ старший лейтенант! — откликнулся один из милиционеров.
— Возьми бинт из аптечки, перебинтуй лейтенанта. Да вот ещё, со свидетелями пройдёшься, в машине места свободного не осталось.
Михайлов достал из кармана какой-то пакет, осторожно положил в него топор, затем подобрал окровавленный булыжник и тоже отправил в пакет. Развернувшись, пошёл к уазику.
В здании отделения милиции было тихо, кроме нас, нарушителей спокойствия города не наблюдалось. Для меня вызвали скорую, приехавшую, на удивление, через семь минут. Осмотрев, врач нахмурилась:
— Да… Предплечье зашивать надо. И по голове знатно прилетело. У тебя, паренёк, крепкий череп, если до сих пор сознание не потерял. Приложили, будь здоров! Перед глазами мошки не летают? В голове не шумит?
— Есть немного, — ответил я.
— Ну да, ну да. Рассечение кожи чуть выше и правее затылочной части и глубокий порез предплечья. Подозрение на сотрясение головного мозга.
В это время медсестра, обработав раны перекисью водорода, ловко перебинтовала меня.
Сняв свидетельские показания и записав происшествие с моих слов, Михайлов строго посмотрел на жену Пичугина:
— Ну что, Людка, допились!? И мужику твоему, и тебе сроки светят за нанесение тяжких телесных повреждений.
— Да, я… — попыталась что-то сказать в своё оправдание Людмила, но милиционер махнул рукой и сказал:
— В камеру их, вместе с мужем. До утра посидят, а там пусть ими следователь занимается.
Отдав распоряжения, он отпустил свидетелей, и когда мы с ним остались в кабинете одни, спросил:
— У тебя, Юрий Владимирович, как, серьёзные намерения в отношении участников происшествия?
— Не совсем понял вопрос, — я озадаченно посмотрел на старлея.
— Ты мне скажи, будешь добиваться их посадки или оставишь на наше усмотрение?
Заданный вопрос явно говорил о каком-то скрытом интересе в этом деле Михайлова, и я спросил в лоб:
— Что за интерес у тебя, милиционер? Родственники твои?
— Догадливый, — Михайлов устало провёл ладонью по своему лицу, — Людмила, сестра моя двоюродная. Вышла замуж за этого алкаша и сама спиваться начала, а ведь какая баба была! Мужики в женихах в очереди стояли, а оно вона, как в жизни бывает, выбрала себе непутёвого.
Немного помолчав, он просительно посмотрел на меня:
— Слушай, лейтенант, позволь дело не заводить. У них детишек двое. Только они их сейчас бабушке в деревню отвезли, вот и расслабились. Слово офицера даю, такую беседу с ними проведу, они у меня оба пить бросят!
— Смотри, старлей, если твой Пичугин кого-нибудь зарубит, на твоей совести будет!
— Нет, не зарубит, каждый день контролировать их буду, и мои сержанты к ним постоянно заглядывать станут.
— Ладно, будь по-твоему.
Пожав мне руку, Михайлов вернул мои документы и предложил подвезти домой.
На часах уже было три часа ночи, когда, зайдя в дом, я застал сидящих на кухне Лену, её отца и тётю. Увидев меня всего в бинтах, через которые проступила кровь, они застыли в потрясении.
Быстрее всех отреагировал полковник:
— Ты где это так славно погулял?
Пришлось рассказывать им обо всех моих ночных приключениях. Выслушав, тётя Глафира констатировала:
— Молодые дерутся — тешатся; старые дерутся — бесятся. Как там в Европах говорят: 'Когда муж с женой ругаются, держись от них подальше»!
То, что тётя Глаша врач, мне в первый же вечер поведала Лена, а вот то, что врач-травматолог, я не знал.
Утром, решив осмотреть мои раны, она застыла в недоумении:
— Когда, ты говоришь, тебя били и резали? Вчера?? Быть такого не может! Или у тебя регенерация, как у ящерицы!
На месте рубленной раны предплечья красовался почти затянувшийся шрам. Тётя Глаша оперативно вытащила хирургический шовный материал, нить для соединения тканей, которая, оказывается, недавно поступила к ним в город. Как она сама сказала: «Эта нить — настоящий прорыв в хирургии!».
На голове картина была похожей. На месте удара целостность кожи восстановилась, и только запёкшаяся на волосах кровь говорила о том, что всё это нам не приснилось.