Праздники и тренировки.
В советские времена праздникам уделялось большое внимание. Люди много работали и хотели отдыхать. Трудовой календарь был единым для всех, и дней, окрашенных красным, ждали с нетерпением. К ним готовились, о них говорили, их ждали.
7 ноября в СССР отмечался государственный праздник Великой Октябрьской Социалистической Революции. Вы спросите, а почему революция октябрьская, а праздник 7 ноября? Просто это расхождение в старом и новом стиле календаря. 26 января 1918 года Советом народных комиссаров был принят Декрет о введении в Российской республике западноевропейского календаря, нормативно-правовой акт о переходе Советской России на григорианский календарь. В этот день весь советский народ шёл на митинги и смотрел праздничный парад советских войск на Красной площади.
Самые счастливые курсанты ушли в увольнение, ну а мы, подстёгиваемые ПТУРом, в честь прекрасного праздника бежим малый марафон двадцать километров. Наши ежедневные тренировки дали свой результат. Кто быстрее, а кто под конец черепашьим ходом, но все наши ускоровцы смогли выдержать это испытание и прийти к финишу.
В казарме царила безмятежная суматоха. Офицеры отсутствовали, а курсантский состав занимался тем, чем хотел: кто-то писал письма родным, кто-то сидел в Ленинской комнате и грыз гранит науки, а большая часть отдыхала на своих кроватях.
Лениво переворачивая страницы учебника по бронетанковым войскам, я понял, что учиться сегодня не хочу, и уже поддался общему весёлому настроению, подумывая переодеться в гражданку и махнуть в самоволку на пару часов подышать воздухом свободы, когда в Ленинскую комнату заскочил мой друг Гуревич. Его раздувающиеся, как у быка, ноздри и налитые кровью глаза сказали мне о моём ошибочном решении не говорить Сашке про приставания его подруги.
С момента, когда мы забегали к ней, прошло больше трёх недель. И всё это время нам не давали увольнительных, а единственная попытка моего товарища перелезть через забор института закончилась провалом. И хорошо, что его поймал наш дежурный по институту, а не комендантский патруль, иначе Сашка не отделался бы семью нарядами.
Сегодня другу, наконец, дали увольнительную, и, конечно, он побежал к Татьяне, которая, увидев, что Сашка не в курсе её предательства, рассказала свою версию нашего с нею последнего общения…
— Ты!!! Сука! Как ты мог! — эмоции били через край, и Гуревич бросился на меня с кулаками.
— Саша, чтобы она тебе не сказала, это всё ложь! — я сделал попытку остановить его, но, получив удар в челюсть, откинулся назад.
Что ж я за такой дурак, ведь помнил, что в прошлой жизни Сашка развёлся с Танькой через семь лет совместной жизни из-за её измен, но посчитал не вправе разрывать сердце товарища, видя его искреннюю любовь к ней.
Однокурсники оттащили Гуревича от меня, но с этих пор я потерял друга.
Так и пролетело время до Нового года. С увольнительными у меня не заладилось, успеть бы закрепить получаемую от учителей информацию.
Как и в прошлом, я три раза в неделю хожу на полуторачасовые тренировки по рукопашному бою к майору Кулакову. Известная в наших узких военных кругах личность. Ученик самого легендарного Алексея Штурмина, основателя первой Федерации карате СССР. Птур разрешил мне уходить с самоподготовки на тридцать минут раньше и не бегать в дни тренировок перед ужином.
Чем мне всегда нравилась рукопашка, так это тем, что в ней переплелись различные виды единоборств. Да, в спортивном виде запрещают наносить опасные удары, соблюдают правила безопасности. А вот в армейском главное правило, это выжить и физически уничтожить противника, и для этого никакие правила не должны тебя ограничивать.
Наш инструктор майор Кулаков считает, что в бою не на жизнь, а на смерть хороши все средства. Всё, что у тебя есть под рукой, должно быть использовано: автомат, нож, ремень, сапёрная лопатка, каска, поднятая с земли палка или камень, а если ничего нет, то в ход идут руки, ноги, локти, колени, голова, зубы и ногти. Поэтому с тренировок я часто возвращаюсь в казарму с синяком под глазом или заткнутой ваткой ноздрёй. И это несмотря на то, что ещё в прошлой жизни я выполнил нормативы мастера спорта. Все, кто ходит к Кулакову, имеют хорошую подготовку. В зале много офицеров и курсантов, имеющих звания по боксу, борьбе классической, вольной, самбо или даже карате. Здесь нет случайных людей. Большинство из них знает, что завтра Родина может отправить их выполнять интернациональный долг к чёрту на кулички, и вот там полученные знания и опыт пригодятся.
Удивительно, если не прилагаю усилий, то моё прошлое остаётся неизменным. А чтобы его изменить, оказывается, мне нужно сильно напрягаться. В первый раз я столкнулся с этим как раз перед встречей Нового 1987 года.
31 декабря.
Я сидел на кровати и готовился к наряду по курсу. Ну как готовился — делал вид, что готовлюсь, а сам вспоминал, что было тогда, в том 31 декабре 1986 года, который для меня остался в вернувшемся прошлом. Наконец моё внимание привлекли громоподобные крики нашего начальника курса. Выглянув из угла своего казарменного кубрика, я увидел строй из четырёх курсантов нашего курса, вытянувшихся по стойке смирно перед нашим майором. Он громко распекал курсантов из португальской группы, которых, оказывается, утром поймал комендантский патруль, когда они пытались сбежать в самоволку. Идиоты, могли бы подождать до обеда и спокойно уйти в город с остальными, свободными от наряда курсантами.
— Товарищи курсанты, повторяю для бестолковых, наказывают не за то, что уходят в самоволку, а за то, что попадаются! Объявляю Вам по десять суток нарядов! Старшина!
— Я товарищ майор!
— Заменить заступающий наряд в полном составе этими разгильдяями! И пусть они бессменно отстоят десять суток в наряде! Под Ваш личный контроль.
— Так точно, товарищ майор, исполню! — старшина с негодованием смотрел на тех, кто так его подставил.
Нас убрали из наряда и выдали на два дня увольнительные. Как и тогда, ко мне подошёл курсант Олег Вдовин, один из тех, кто имел несчастье попасться патрулю и загреметь в наряд.
— Коля, — обратился ко мне он, — разговор есть.
Мы отошли с ним в ленинскую комнату, сегодня удивительно пустую. Большинство курсантов с моего курса считало, что меня зовут Николаем, даже не зная, что это моё прозвище, прицепившееся ко мне в учебном центре, когда я решил пошутить. Палатка, в которой мы жили, была рассчитана на двадцать человек, а среди них всегда найдётся какой-нибудь балабол и сказочник. Один такой артист, мы его потом прозвали Мюнхгаузен, начал рассказывать, как он служил в Термезе (город в Узбекистане, на границе с Афганистаном) в секретных войсках и каждую неделю ходил за речку выполнять интернациональный долг, был представлен к ордену Красного знамени, но вот беда, войска были такие секретные, что даже запись в военном билете об этом ему не сделали, а орден так и не нашёл героя. Я тогда возьми и скажи ему: «Ты Колька́ маленького знаешь?
— Какого Колька́? — удивился товарищ Мюнхгаузен.
— Маленького, — улыбнулся я, — он вон там, — ткнул я пальцем в сторону учебного корпуса, — за углом стоит. Пойди и расскажи ему то, что нам сейчас в уши заливал.»
С тех пор меня и стали называть кто Колей, кто Колько́м.
— Коля, у тебя какие планы на Новый год? — Вдовин смотрел на меня в ожидании ответа.
— Да, в общем, никаких. Я же в наряд должен был заступить.
— Слушай, как ты смотришь на то, чтобы встретить его в компании прекрасных дам? — И Олег рассказал мне причину залёта в наряд.
Неделю назад он познакомился с тремя симпатичными работницами «Трёхгорной мануфактуры" им. Ф. Э. Дзержинского (старейшее московское текстильное предприятие, основанное в конце XVIII века. До 1936 года — Товарищество Прохоровской Трёхгорной мануфактуры, фабрика производила различные ткани). Девушки пригласили его с друзьями к себе отметить наступающий Новый год. В предвкушении прекрасного вечера и ночи он со своими одногруппниками решил, что в предновогодней суете никто не обратит внимание, если они уйдут из института пораньше. В планах у них было заехать к одному из товарищей, который был москвичом, переодеться в гражданку и, захватив заранее купленное шампанское, поехать к девчонкам. А тут такой облом. Вот он и предложил мне, чтобы не расстраивать девушек, поехать к ним вместо него. Ну и может взять кого-то из моих друзей курсантов. Прошлое повторялось, как и тогда, все, кроме друга Кости уже разъехались по компаниям.
На Бауманской мы с Костей спустились в метро и подъехали на станцию Краснопресненская. Олег должен был позвонить в общежитие и предупредить девчонок, что мы будем ждать их у выхода из метро. Наземный павильон станции представляет из себя сооружение в виде огромной ротонды, мощные высокие каннелированные колонны светлого цвета поддерживают свод. Вы наверняка замечали, что некоторые колонны гладкие, а некоторые — с вертикальными полосами. Эти вертикальные полосы, а точнее желобки — и есть каннелюры. На декоративной горизонтальной полосе расположена надпись с названием станции, а между входом и выходом пассажиров построена ниша с памятной мемориальной доской. Перед нишей стоит скульптура рабочего с гранатой, которая называется «Дружинник». Вот возле этой скульптуры мы и стали ждать наших встречающих. Уже стемнело, хотя на часах ещё было 17:45.
Простояв пятнадцать минут, мы продрогли и собрались зайти внутрь метро погреться, когда услышали какой-то треск, и я увидел отрывающуюся с карниза огромную сосульку. В это время в метро заходила дама с коляской. Я резко рванул к ней, и мне показалось, что всё вокруг меня вдруг замерло. Одной рукой я подхватил женщину, второй схватил коляску и сделал два шага вперёд, после чего мир ожил, а за спиной с громким звоном упала сосулька.
— Что Вы делаете! — закричала дама, но обернувшись назад, она замерла с открытым ртом, увидев куски лежащего льда.
— Возьмите, пожалуйста, — я вернул ей коляску и пошёл к Косте, который только сейчас начал осознавать происшедшее и смотрел на меня с немым вопросом в глазах «КАК?».
Мне и самому хотелось бы понять, как я успел преодолеть расстояние около пяти метров за те доли секунды, которые прошли с момента, когда сосулька затрещала, отрываясь от крыши и падая вниз, а я, особо не напрягаясь, подхватил коляску с ребёнком и мамой, вынося их из-под удара…
Почувствовав внимание, огляделся и увидел двух девушек, с удивлением смотрящих в нашу сторону. Опять что-то щёлкнуло в моей памяти, и я узнал Наталью и Маринку, двух сестёр, встречающих нас.
— А вот и девчонки! — Я взял Костю за предплечье и потянул в сторону девушек, не давая ему задать вопрос о произошедшем.
— Привет! — Улыбка на моём лице и наша курсантская форма говорили сами за себя. — Девушки, это Вам, — я протянул им шоколадки «Алёнка», — пойдёмте скорее, а то мы уже с Костей замёрзли. Меня зовут Юрием.
Уводя девчонок и Костю от метро, я преследовал цель избежать вопросов от зевак, оказавшихся свидетелями падения сосульки и чудесного спасения дамы с коляской.
По пути к общежитию Костя и Марина молчали, а Наташа попробовала выяснить, что же произошло, но я ушёл от ответа, пошутив, что у нас впереди целый вечер и Новогодняя ночь, полная праздничных чудес.