Что я мог дать Саньке? Я не знал. Я не хотел позволять себе узнать, сломать существующий внутри меня барьер.
Я не умею любить. Я не знаю, как это. И очень остро, я боялся узнать.
Потому что это страшно привязаться к кому - то настолько сильно, что нет никакой возможности оказаться брошенным. Хочется бросить самому, первым. Уйти, пока не поздно, потому что когда будет поздно останется только выгрызать вены зубами.
Кажется так сказал Сан. Выгрызать вены зубами, давясь собственным криком.
Я не хотел этого узнавать. Зачем мне это знать?
Пусть моё сердце навсегда останется там, среди ледяных весенних луж асфальта.
Оно умоляло о том, что бы его подняли. Согрели дыханием.
Но мне было проще наступить на него ботинком, и раздавить, до того, как кому то придёт в голову подобная глупость.
Дышать в чужое сердце сквозь собственные пальцы....
- Дыши, дыши малыш.
Смутный сон. Парень ещё молодой, доктор. Мир воспринимается перевёрнутым. Грубо. Холодно. Противно. Растянутые звуки. Сложившиеся в слова годы спустя. Хочется оттолкнуть чужие назойливые пальцы.
- Дыши, твою мать. Ну дыши же.
Радостный голос:
- Поздравляем мамаша, у вас мальчик.
И безразличное: - Не хочу. Я его не хочу. Уберите
- Ну что вы мамочка, ну как можно.
- Вы не понимаете? Вы совсем ничего не понимаете. Куда он мне?
Слёзы, рыдания.
Усталое: - Где можно подписать отказ?
Злобные раздражённые голоса акушерок.
- Вот сучка. Давила бы таких, бля матерей. Понарожают как котят.
Почему воспоминания приходят в самый неподходящий момент? Зачем они иногда приходят?
Умею ли я любить? Какая нахуй разница. Он ведь ебёт, а не дразниться.
Сан ведь ни о чём не просил. Ему ничего не было нужно от меня.
В моём картонном замке сказочного принца, которого он для себя придумал, он любил лишь образ.
И мне было абсолютно плевать на всё остальное, точно так же как и ему.
Сан затоплял меня собой, целительным бальзамом сумасшедшей нежности, любовью проливающуюся на израненную душу, выцеловывал невидимые шрамы и кровоточащие царапины, не понимая, что же он творит, сладкий и безжалостный ребёнок. Бог дающий испить Амброзию. Дивный нектар, попробовав который начинаешь жаждать снова и снова. Я не хотел этого нектара.
Люди имеют свойство уходить и не возвращаться.
Нельзя поднимать человеческое сердце, если ты не сможешь нести за него ответственность. Мы ведь в ответе за тех, кого приручили.
А руки Сашки стремительно скользили по рёбрам.
Пушистой кукольной принцессе было наплевать, на метания и терзания маленького принца, она пришла к нему, размахивая сияющим мечом, и сложила головы чудовищ к его ногам.
- Ты боялся принц. Держи. С меня должок.
- Эй, принцесса, я умер ещё в прошлой серии сказки
- А это моя сказка. И в моей сказке ты жив. Всегда жив.
- Это неправильная сказка.
- Плевать. Ты же отказался от своей сказки. Значит, теперь мы будем в моей.
Пальцы касались мимолётно груди, купались по животу, ласкали, растворяли, любили.
Не осталось миллиметра не излюбленной кожи.
Я ощущал себя ребёнком, во власти безжалостного взрослого, который просто не понимает, что сводит с ума, и что нет уже никаких сил, терпеть эту муку, выносить промедление ожиданием. Он перехватывал меня за руки не давая дрочить, дать телу, хоть какое - то облегчение.
Всего пять минут бесконечной прелюдии, а мне начало казаться, что прошло несколько часов, лет. Я с ума сходил от желания.
Бывает такое восприятие времени, когда оно то растягивается, то летит вперёд. Моё время растянулось километрами, проводами бесконечного мучительного удовольствия. Вряд ли я когда нибудь смогу испытать нечто подобное вновь, а может быть наоборот, буду испытывать бурно и часто. Как после похмелья алкоголик даёт себе зарок не пить, я готов был поклясться, что лучше уже не может быть, и понимал, что нет такого слова. Рядом с Санькой не будет сравнений. Этот парень кажется, попросту не умел повторяться.
Я откровенно начал скулить, и материться, слыша в спину шелестящий смех. Санькины пальцы не спеша, развязали шнурок штанов, Наконец то, блядь забираясь внутрь, не трогая истекающий член, Бляяяя сука ты Сан. Что б тебя.Оглаживая. Хозяйски гуляя по изученной территории, сдёргивая штаны вниз, оголяя задницу. Я уже просто вскрикнул, готовясь отыметь стол, если Сан сейчас не отымеет меня. Развернулся головой, что бы сообщить ему эту новость. Двигать спиной было нереально, Сан просто прижал меня к столу, и сука удерживал, распластав животом по раскрытому журналу. Интересно, что с ним будет после того как мы закончим? Я попытался его вытащить, Санька снова надавил возвращая на место. Извращенец бля, вуайерист. А Сан смотрел секунду, а затем встал на колени и приник губами.
- Божеж Сааааан. Боже ...Саааааа - Что можно сделать с человеком, что бы ему хотелось зарыдать? Не знаю, от крышесносных ласк этого черноволосого ублюдка, мне хотелось рыдать. Именно это слово. Рыдать кончая ему в ладонь, рот, который жадно поглощал меня без остатка. Штаны валялись на полу, запутавшиеся в кроссовке одной ноги. Вторая была художественно согнута в колене и пристроена на столе.
Блядь, ведь в любую секунду сюда может прийти Алочка. Бляяяяяяяяяяяяя
Вот так вот. Я это понимал. Он это понимал. А остановиться не могли. Он наверное бы смог, я не мог. На краешке ушедшего в отпуск сознания Всегда знал, что при самокопании полезен хороший секс, и похоже сейчас Сашка возвращал мне мою же собственную терапию. Бля, трахни меня. Не могу жеж больше бля. Я понимал, что нахуй в гавно сминаю Алкины документы и журналы. Что бля надо остановиться, ну или хоть как - то обезопасить. Что в кабинете останется запах секса и следы преступления. Ну нереально это скрыть. Просто нереально. Как и звуки нашей страсти. Я пытался вести себя тихо, но какое там. Этот гандон выпивал из меня душу.
- Сааа - Я пытался выпрямиться, ухватившись за край стола, хоть как - то взять процесс в свои руки. Но Сан молча подхватил за ноги, лишая опоры, заставляя упасть обратно, на стопку тетрадей. Выглаживая руками кричащую от наслаждения кожу, мучительно вбивая языком начинающиеся, что бы погаснуть протесты. От его движений я скользил по столу животом, распластанный как обессиленная рыба, позволяя задирать себя, двигать как ему удобно, развернуть, толкнуть.
Ноги на плечи, голой задницей на журнальчик.
Журнальчик улетел небрежно за спину. Блядь ну нельзя же так. Какие - то рамки должны оставаться. Мало того, что мы ебёмся в Алкином кабинете, так Сан позволяет себе, разбрасываться документами. Я бы себя точно убил.
А Саньке? Саньке было похеру. Он просто занимался тем, что истязал меня языком на столе, и прекращать сука не собирался.