— Почему?
— Потому что ты устал, а у твоей мамы слишком красивые глаза, чтобы заставлять ее плакать.
— Моя мама не плачет.
— Это тебе так кажется, — с улыбкой сказал Лена, не понимая, что для него она не авторитет.
— Насчет воды? — не получил ответа Алексей.
— Ладно, я позагораю, — согласился с добровольной неволей Денис и сел на освобожденную Леной подстилку, и только потом спросил, — можно?
— Можно, — рассмеялась Лена, заполнив своим смехом вторую половину Алексеева пространства, — только за Ниной поглядывай. Я быстро, — пообещала она ей, отдавая часы.
— Быстро я не сдамся, — шагнув к воде, возразил Алексей, но обернулся к испанскому Косте. — Извини, старина, что я тебя не приглашаю. Может это и к лучшему.
Тот не отвел глаз, но саркастический взгляд выдал несложные мысли вальяжного бомбиста, понятные вполне — они в разных весовых категориях и, не рискнув здоровьем, он не сможет толкнуть Алексея даже в плечо.
А Лена рядом, они уже пошли к воде, и Алексей почувствовал, как в ушах зашумели нервы. Несколько дней подряд он вместе с нею рыскал по горам, вот так же шел все время рядом, но эти пять шагов до первой волны никак не сходятся с пятью днями похода. Качество стерло количество топтаний, и он понял, что в ней сейчас, вот только что, лопнула охранная проволочка возможно естественного, а может и искусственного равнодушия, а если подумать суровее и дальше — вылетела заранее отогнутая чека. Не перетянуть бы струну интереса!
Вот и волны. Они зашли уже по пояс, а он, борясь с глупым стеснением и неловкостью, боялся, что если она поскользнется сейчас, то он не сумеет поймать ее руку, а если поймает, то вдруг это будет выглядеть смешно или не дай бог пошло? Но она не поскользнулась, она рядом, туже затягивает узел тех самых тяжелых светлых волос, а он смотрит на ее пальцы.
— Молчишь, прохожий? — весело спросила она.
— Ты жуткий тип, Лена.
— Почему?
— Только что я чуть не покусал человека. Из-за тебя.
Алексей не стал ждать ответа и нырнул в набежавшую волну, а вынырнув, подождал ее — ведь она бережет волосы от липкой воды.
— Скажи, как можно купаться и не нырять? Объясни мне.
— Красота требует некоторых жертв. Иногда человеческих.
— Жертвоприношений? Не понимаю, ведь все равно намокнут.
— Не намокнут.
— А если намокнут?
— Не намокнут, не отвлекайся, я тебя уже обогнала.
Но все равно молчаливый пресс сдержанности предыдущих дней взорвался сверхболтливостью. Не замечая времени и позабыв о расстоянии, однако помня о взаимном соперничестве, они заплыли черти-куда. Покатость моря скрыла пляж, он утонул вдали, но высокие маяки-пансионаты остались на месте и, уменьшившись в размерах, прибавили в белизне. Побережье вдруг чрезвычайно расширилось, растворяясь в тонкой дымке окраин, горы выглянули из-за спин предгорий, а Алексей наглотался воды. Ну а Лена, как более опытный пловец, конечно же, посмеивалась над ним, впрочем выпив свою законную норму. Но он не сдался, ни ей, ни морю. А то, что земля круглая, заметно именно с уровня глаз, с волны, а не с человеческого роста.
— По-моему кто-то из нас сейчас утонет, — не выдержал он ее нападок.
— По-моему кто-то из нас легкий тип? — уточнила она.
— Красиво смеешься, Лена.
— Я знаю. Тебя твоя улыбка тоже не портит.
— Разговор двух подружек. А плаваешь ты и в самом деле лучше — я заметил, ты не улыбаешься против ветра.
— Я не считаю тебя подружкой.
— Придется разговаривать сквозь зубы, иначе я растворюсь. Тебе не кажется, что мы заплыли слишком далеко?
— Кажется.
— Поворачиваем?
И они повернули, к берегу, без лишних обсуждений и уточнений — кто на свете всех сильнее. Ветер, который долго и незаметно сносил их в сторону от пляжа, развернулся вместе с ними и сильными брызгами стал бить в лица. Волны прибавили в своеволии и тоже стали сильнее и несговорчивее, а усталость двух людей в их равнодушной власти лишь разожгла аппетит и порывистое злорадство ветра. Но эта же усталость и осознание глупой опрометчивости заставили, выбрав ритм, махать и махать руками, уже не чувствуя плеч. Сухожилия одеревенели, но каждый в половину ослабленный гребок толкал их к берегу, назло бесконечности волн.
Выпив еще по одной норме соленой воды, они, в конце концов, увидели пляж, а вскоре добрались и до волнолома. Сил от этого не прибавилось, но цепляться за гладкие стены не к лицу, и они доплыли до пляжа. Коснувшись ногами дна и не сговариваясь, они остались в границе бегающих туда-сюда, не таких страшных здесь, домашних, пляжных волн.
— Как после кораблекрушения, — выдохнула усталая она. Изменчивая волна ласкает ее тело, пытаясь то вытолкнуть, то утащить обратно.
— А дети ушли, — таким же усталым выдохом ответил он. Он рядом с ней и не спешит подняться, а волны-злодейки, то ли издеваясь, то ли извиняясь, перещелкиваются камешками вокруг.
— Не дождались. А мне нравится лежать вот так, как после кораблекрушения.
— Волосы все-таки намокли.
— Зануда.
Они помолчали, отдыхая и слушая шум пляжных волн и голоса людей. У этих людей есть силы — говорить, и разум — не заплывать слишком далеко.
— А мне свело судорогой правую ногу, но я никому не сказал.
— А мне левую, и я никому не сказала.
Он сел. Чувство юмора — верный признак восстановления.
— Ты красивая, Лена.
Волны набегают на нее, бросаясь крупным, черным песком.
— Неправда, — как кошка, на мгновение сузив зрачки, ответила она, — но я привыкла, что мне все врут.
Она тоже села рядом и уже нормальными глазами посмотрела на него.
— Ты просто путаешь красоту со смазливостью, — не найдясь с ответом, Алексей встал и протянул ей руку. — Пошли?
Но от усталости потемнело в глазах, и к стыду своему он догадался, что, взяв ее за руку, сам чуть было не упал.