Вечером в комнатах становилось мрачно из-за тусклого освещения и тщательно занавешенных окон. Оба долго не могли уснуть. Лиана думала о тех, кто сейчас сражается с нацистами в Польше, ни о чем другом она просто не могла думать. Она думала о женщинах, таких же, как она сама, которые сейчас с дочерьми сидят по домам... или женщины и дети тоже вышли на поля сражений? Перед ее глазами вставали ужасные образы.
Но на следующий день, третьего сентября, думать пришлось уже не только о Польше. На этот раз новости принес не Арман - он не смог заехать домой днем и вернулся только поздно вечером. Незадолго до этого по радио сообщили, что к западу от Гебридских островов немецкая подводная лодка потопила британское судно "Атения". Реакция последовала мгновенно. Британия объявила Германии войну. Франция присоединилась к ней, выполняя взятые перед Польшей обязательства. Закончилась эпоха предположений и догадок. Европа была охвачена войной.
Лиана сидела в гостиной и смотрела в парижское небо, глаза были полны слез. Она поднялась с места и пошла к дочерям, чтобы сообщить им новость. Девочки дружно заревели, а за ними заплакала и гувернантка. Так они сидели и плакали - две взрослые женщины и две маленькие девочки. Но потом Лиана все-таки заставила дочерей умыться, а сама пошла готовить для всех обед. Слезами горю не поможешь, сказала она.
- Теперь мы должны делать все, чтобы помогать папе.
- А он теперь станет солдатом? - Элизабет смотрела на мать огромными голубыми глазами. Девочка внезапно расплакалась, да так сильно, что буквально зашлась в рыданиях над тарелкой. Лиана погладила дочь и покачала головой:
- Нет, дорогая. Папа служит Франции по-другому.
- Кроме того, он слишком старый, - рассудительно добавила Мари-Анж, чем удивила Лиану, которая никогда не думала об Армане как о старом человеке. Удивило ее и то, что дочь вообще думает о возрасте отца. Ведь он так энергичен, так моложав, что его возраста как-то и не замечаешь. Элизабет немедленно вступилась за папу.
- И ничего он не старый!
- Он слишком старый!
И прежде чем Лиана успела вмешаться, девочки уже дрались. Кончилось тем, что она отшлепала обеих, они кое-как успокоились, и после ленча Лиана отправила их вместе с гувернанткой тихо играть в детской. Лиана решила не отпускать их во двор - кто знает, что теперь может случиться. Франция официально вступила в войну, и теперь можно ожидать чего угодно - от воздушного налета до газовой атаки, пусть лучше посидят дома. Лиане очень хотелось поговорить с Арманом, но она не решилась отрывать его от важных дел.
***
- Папа, значит, теперь мы поедем обратно в Нью-Йорк?
Джонни смотрел на отца широко раскрытыми глазами. Мальчик был потрясен отец только что рассказал ему о том, что происходит в мире. Слово "война" звучало очень здорово, но папа казался настолько мрачным, когда произносил его, что было ясно: речь идет не о забаве.
- Но я еще не хочу уезжать домой. - Джонни во Франции понравилось. Вдруг его охватил страх. - Но если мы поедем, я смогу взять щенка?
- Конечно, ты его возьмешь.
Как раз о щенке-то Ник и не думал. Сидя в комнате Джонни, он думал о его матери. Прошло уже два дня, как она уехала из Канн, а дома так и не появилась. Ник встал и пошел в кабинет. Он специально заехал домой, чтобы сообщить Джонни новости, и не знал, что теперь делать - вернуться в контору? Ник позвонил туда и предупредил - если будет что-то срочное, пусть звонят домой. Хотелось посидеть с сыном, подождать, не сообщат ли чего-то нового. Но пока новостей было мало. Париж с тех пор как объявили войну, вдруг удивительным образом притих. Люди продолжали уезжать в провинцию, но в целом Париж сохранял сдержанность, никакой паники не было.
Хиллари объявилась вечером того же дня, третьего сентября. Зазвонил звонок снаружи, из прихожей донеслись голоса, а мгновение спустя двери библиотеки распахнулись настежь. Вошла Хиллари, сильно загоревшая, со свободно падающими волосами, глаза сверкали на ее лице, как инкрустация из оникса и слоновой кости. На голове соломенная шляпка в тон бежевой хлопчатобумажной накидке от солнца, которую она держала в руках.
- Боже мой, Хил... - Он реагировал так, словно вдруг увидел потерявшееся дитя - то ли прижать к себе, то ли отшлепать?
- Привет, Ник, - она была совершенно спокойна и явно не настроена на теплую встречу.
Он сразу же заметил на ее запястье большой бриллиант, совершенно не подходящий по стилю к ее наряду - об этом новом дорогом подарке любовника Ник не сказал ничего.
- Ну, как вы тут? - жизнерадостно спросила Хиллари. Ник смотрел на нее, и у него появилось ощущение, будто его медленно погружают в воду.
- Франция и Англия сегодня объявили Германии войну - ты понимаешь, что это значит?
- Я слышала об этом. - Хиллари присела на кушетку и невозмутимо поджала под себя ноги.
- Где тебя носило? - Беседа приобретала сюрреалистический и бессвязный характер.
- В Каннах.
- Я имею в виду последние два дня. Я звонил, и мне сказали, что ты выехала из гостиницы.
- Я приехала с друзьями на машине.
- С Филиппом Маркхамом? - Это был какой-то абсурд. Франция в состоянии войны, а он выясняет отношения с женой по поводу ее любовника.
- Ты что, опять за свое? Я думала, с этим мы уже покончили.
- Дело не в этом. Дело в том, что сейчас не время колесить по Франции, пойми ты, ради Христа.
- Ты велел мне вернуться, и вот она я. - Она смотрела на него с неукротимой враждебностью; и ведь ей даже не пришло в голову спросить о сыне. Ник смотрел на жену и все больше убеждался в том, что начинает ненавидеть ее.
- Ты вернулась домой ровно через десять дней после того, как я велел тебе возвращаться немедленно.
- У меня были свои планы, которые я не могла изменить.
- У тебя сын! Началась война!
- Вот я и здесь. Ну и что дальше?
Ник тяжело вздохнул. Он сегодня целый день думал об этом. Он не хотел так поступать, но знал, что это необходимо:
- Хочу отослать вас домой. Если это не будет слишком рискованно.
- Неплохая мысль. - Хиллари улыбнулась - в первый раз с того момента, как вошла в комнату. Они с Филиппом уже все обсудили перед тем, как он вышел из машины у "Георга Пятого". Он сказал, что забирает ее в Нью-Йорк независимо от того, понравится это Нику или нет. А Ник, оказывается, эту проблему уже решил. - И когда же мы едем?
- Этот вопрос выясняется. Сейчас это стало нелегко.
- Следовало позаботиться об этом еще в июне. - Хиллари резко поднялась с места и прошлась по комнате, а затем снова обернулась к Нику. - Похоже, ты слишком застрял в этом бизнесе с фрицами и совсем забыл, какой опасности подвергаешь нас. Ты понимаешь, что на тебе тоже есть доля вины за все? За то, что началась война? Кто знает, как немцы используют сталь, которую у тебя купили?
У Ника оставалось одно утешение - два дня назад он разорвал все контракты с Германией. Пусть его компания понесет значительные убытки, но с Третьим рейхом он больше не будет иметь дел. Ник сожалел только о том, что не сделал этого раньше. И сейчас, глядя в глаза жены, он вспоминал слова, которые на корабле сказала ему Лиана: "Пришло время делать выбор". Да, время пришло, и он сделал выбор, хотя все-таки поздно - теперь ему придется жить с сознанием вины. Но ведь он и помогал, хотя и втайне. Однако помощь вооружающимся Британии, Франции и Польше была слабым утешением. Ведь одновременно с этим он помогал вооружаться и немцам. И Хиллари теперь сыпала ему соль на раны. Он посмотрел на нее с удивлением.
- Хил, за что ты меня так ненавидишь? Она задумалась, а потом пожала плечами.
- Не знаю. - Возможно, потому что ты постоянно напоминаешь мне о том, кем я стала. Ты хотел от меня чего-то такого, что я не в состоянии дать. Ты подавлял меня с первой же нашей встречи. Нашел бы лучше милую школьную учителку, которая нарожала бы тебе воз ребятишек.
- Но я не стремился к этому. Я любил тебя, - сказал он устало и печально. Все кончено между ними.
- А теперь больше не любишь? - Она не могла удержаться и не задать этот вопрос. И узнать ответ. В нем был ключ к свободе.
Он медленно покачал головой.
- Нет, больше не люблю. Так лучше для нас обоих.
Она кивнула:
- Пожалуй. - Затем тяжело вздохнула и направилась к двери. - Я к Джонни. Когда мы едем?