- Вы неплохо ездите, - наконец нехотя признала Сторм.
Бретт изогнул бровь:
- Разве мои способности ездить верхом подвергались сомнению?
Она наградила его полуулыбкой:
- Я думала, что ваш серый - только для красоты, как и ваша одежда.
- Понятно, - раздосадованно проговорил он. Очевидно, она о нем не слишком высокого мнения. Всех женщин, которых он встречал до сих пор, непреодолимо тянуло к нему, они восхищались его внешностью, его успехом. Почему на нее все это не действует?
- Откуда вы, Бретт? Наверное, из какого-нибудь старого рода калифорнио?
Он взглянул на нее, пытаясь определить, действительно ли ей интересно, или она просто хочет поддержать разговор.
- Да. Хотя я родился в Мазатлане. Мой отец креол.
- Что такое "креол"?
- Мексиканец, который может проследить свое безупречное происхождение до самой Испании.
- А, своего рода аристократия.
- Да.
- Так я и знала, - пробормотала она. - А теперь он американец?
- Он предпочитает называть себя калифорнио.
- У него есть ранчо? Почему вы здесь, а не там? Он не мог не заметить ее пренебрежительного тона, и губы его плотно сжались.
- Я приехал сюда в сорок девятом, чтобы сделать себе состояние, кратко ответил он. - Наследник - мой брат.
Не было никакой необходимости сообщать ей, что только после случайной смерти двух его законнорожденных сводных братьев отец впервые послал за ним, незаконнорожденным. Что только тогда отец признал его своим сыном и решил быть ему отцом. Как только умерла его жена, он женился снова в надежде, что получит законного наследника, - цель, успешно достигнутая в лице его сводного брата Мануэля, которому теперь уже десять лет.
Бретт услышал оттенок горечи в своем голосе, но сделал вид, что не замечает вопросительного взгляда Сторм, понимая, что она тоже это заметила.
- Вы выросли в Мазатлане? - спросила она. Бретт ощутил, как у него что-то непроизвольно сжалось в животе.
- До восьми лет. После этого я рос в Монтеррее, на гасиенде. - Эти слова вырвались сами собой. Не слишком ли много он болтает?
Ему никогда не забыть того дня, когда мать позвала его и небрежно сообщила, что теперь он будет жить с отцом в Далекой стране под названием Калифорния. Даже теперь оставалось что-то от той боли, которую испытал тогда маленький мальчик. Но он не мог допустить, чтобы мать видела его плачущим, и не стал ни просить, ни умолять ее передумать. Даже сейчас он задумывался о том, сколько дон Фелипе, его отец, заплатил шлюхе, его матери, чтобы заполучить его.
- Вы когда-нибудь вернетесь туда? - спросила Сторм.
- Никогда, - насколько мог бесстрастно произнес он,
- Вы поссорились с отцом?
Он уставился на нее удивленно, с плохо скрытым гневом.
- Простите. - Поняв свою бестактность, она вспыхнула. - Не понимаю, почему я так любопытничаю. Простите.
Она говорила так искренно, что он забыл о своем раздражении. Для разнообразия было неплохо увидеть чуть оробевшую Сторм. Некоторое время они шли молча. Сторм вздохнула,
- Я люблю воду, - сказала она, глядя на океан. - Дома я плаваю каждый день.
Он вспомнил золотистый цвет ее кожи в вырезе платья, там, где ей следовало быть белой. Он вдруг зачарованно подумал, что она купается обнаженной. Нет, этого не могло быть. Она, возможно, немного дикарка, но ни один мужчина не позволил бы этого своей дочери.
- Мне здесь этого не хватает, - сказала она.
Волна в два раза выше остальных вздыбилась буруном и понеслась на берег. Бретт заметил, как она разбилась, обхватил Сторм за талию и быстро оттащил вверх по берегу от набегающей волны. Она засмеялась, вместе с ним убегая от прибоя. На мгновение они оба бросили поводья, но жеребцы последовали за ними.
- Я вовсе не боюсь промочить ноги, - улыбаясь, сказала Сторм.
Он все еще придерживал ее одной рукой, крепко прижимая к себе. Он ощутил запах розы; шелковистая прядь ее волос прилипла к его губам. На более мягком песке она слегка споткнулась, и от этого движения одна мягкая, округлая грудь прижалась к его ребрам. Крепкая, но и мягкая одновременно, и это сочетание взволновало его. Она все еще смеялась, глядя даже не на него, а на причину их бегства - океан. Ее ресницы оказались совершенно неожиданно черными и очень длинными.
Одним плавным движением он прижал ее всю к себе, одной рукой, словно в тисках, сжимая талию, другой ладонью обхватив затылок. Она ахнула, с немым удивлением глядя ему в глаза, когда он наклонил голову и мягко, нежно коснулся губами ее губ.
Она застыла. С настойчивой нежностью, мягко, невыносимо дразняще он снова и снова касался губами ее рта. Она пыталась отступить назад, но руки на талии и на затылке сжали ее еще сильнее. Он коснулся языком ее нижней губы, обвел им ее контур. Она расслабилась, поддаваясь. Его губы стали настойчивее, более ищущими и требовательными. Ему показалось, что она простонала негромким горловым стоном. Его язык скользнул между ее губ, она их приоткрыла. Погружаясь в нее, снова и снова вонзаясь, рассказывая ей ртом и языком, как бы он стал любить ее, он чувствовал, как пульсирует его отвердевшая и удлинившаяся плоть, прижатая к ее животу.
С невероятной силой она вырвалась от него и замахнулась правой рукой. Она задыхалась.
- Ублюдок! - выкрикнула она, и хотя он вдруг с удивлением сообразил, что она собирается сделать, понимание пришло слишком поздно. Ее кулак врезался ему в солнечное сплетение, заставив его издать хриплый звук и согнуться пополам. Черт побери, она не слабенькая!
Он инстинктивно среагировал на следующий удар в челюсть и успел схватить ее за запястье, В животе чертовски болело. Одно дело получить удар в живот, когда его ждешь, напрягая мышцы так, что он превращается в стальную стену, но он совсем не ожидал, что она ударит именно сюда. А уж удар-то у нее что надо, черт побери!
- Как вы смеете! - заявила она. - Будь у меня револьвер, я бы вас пристрелила. Наглый ублюдок!
Между ними было не более фута. Бретт грубо дернул ее за кисть, так что она упала ему на грудь, но она даже не поморщилась и не вскрикнула. Ее синие глаза сверкали. В ответ на ее необузданную ярость у него возникло желание подчинить ее себе, показать свое мужское превосходство. Мгновение они стояли лицом к лицу, глядя друг другу в глаза с расстояния всего в несколько дюймов. Он видел, что ее переполняет ненависть к нему, и в нем вспыхнуло дикое, необузданное желание обладать ею.
Свободной рукой он так сильно сжал ее подбородок, что потом кожа еще долго оставалась розовой, притянул ее к себе и поцеловал грубо, жестоко, неотступно. Она отбивалась, но, хоть она и была сильной, все же с ним ей было не справиться. К нему вдруг вернулся разум. Он отпустил ее и оттолкнул от себя.
Она приземлилась на четвереньки в мокрый песок, глядя на него как дикая, шипящая кошка. Не сводя с нее глаз, задыхаясь, словно пробежал целую милю, Бретт пытался справиться с вызванным ею приступом жестокости. Почувствовав, что несколько восстановил самообладание, он подошел к ней и протянул руку.
- Вставайте, Сторм, - произнес он голосом, хриплым от бурливших в нем чувств.
Ее реакция была для него неожиданной. С криком, напоминавшим индейский клич, она обхватила его ноги, и он упал на четвереньки в песок. Она с леденящим душу воплем прыгнула на него. Он быстро перевернулся на спину, обхватил ее запястья, опрокинул ее и прижал к песку, не без иронии подумав, что такое положение в данный момент вовсе не безопасно, хотя и по другой причине.
- Я убью вас, - бесполезно сопротивляясь, выдохнула она.
- Боже, вы просто немыслимы, - сказал он. Его дыхание смешивалось с ее дыханием. Потом добавил: - Я прошу извинения, искренне прошу.
- Ненавижу вас! - кричала она. - Пустите меня! Сейчас же!
- Не вздумайте повторять ваши штучки, - предупредил он.