- Ну и что бы он сказал?
- Однажды одну пару застали у реки за этим занятием. - Голос Габби стал почти неслышен, словно смертельный страх владел ею и поныне. - Потом, когда они пришли в церковь, отец заставил их встать и объявил, что Бог их покарает.
- И что, Бог их покарал? - спросил Квил.
- Нет. - Габби вздрогнула, уловив в голосе мужа скрытый гнев. - Но им пришлось покинуть деревню.
- Твой отец... - Квил замолчал и обнял ее, положив подбородок на мягкие рыжие волосы. - Ты любишь своего отца, Габби?
- О чем ты говоришь? - удивилась она. - Любить отца вовсе не обязательно. Нужно только ему подчиняться.
- И ты, как я догадываюсь, всегда подчинялась?
- Нет, - призналась Габби после некоторого молчания. - Я была для него бельмом на глазу.
Несомненно, она цитировала своего отца.
- А почему ты не подчинялась? - спросил Квил. Габби, расслабившись, теперь прислонилась к нему и, похоже, этого не замечала. Каждый раз, когда ее мягкое дыхание касалось его груди, он потихоньку взывал к своей воле. За годы болезни он научился выдержке. - Так почему ты не подчинялась отцу, Габби? - повторил он.
- Потому что временами он бывал слишком строг, - ответила она так тихо, что Квил едва ее слышал. - Даже жесток.
- Так я и думал. В чем это проявлялось?
- Мы жили в небольшой деревушке, куда отец приехал как миссионер. Он построил там дом и церковь.
- И?
- В этой церкви он устроил судилище над той парой. Он сказал, что они не должны больше жить в деревне, потому что Сарита может подать дурной пример другим женщинам. Он заставил ее и мужа наложить на себя супружескую епитимью. Потом они покинули деревню, не взяв с собой ни одной вещи. Я не знаю, куда они уехали. Это было несправедливо. Я хорошо знала Сариту. Она была порядочной женщиной, а мой отец назвал ее... шлюхой. Тогда я его и ослушалась.
- Каким образом?
- Я послала слугу собрать вещи Сариты - выбросить их, как думал отец. На самом деле я отправила все вещи ее родным.
- И твой отец узнал?
- Незадолго до моей отправки в Калькутту.
- Удивляюсь, как он еще разрешал тебе водить дружбу с кем-либо в деревне.
- О нет, он не разрешал! И мы с Саритой в действительности не были подругами. Просто мне было позволено иметь двух служанок, и они рассказывали мне, что там у них происходит. Я с малых лет представляла нескольких девочек своими подружками, потому что слышала о них каждый день. Сарита была как раз моего возраста.
- А настоящие-то подруги у тебя были? - Квил был почти горд своей выдержкой и спокойным, ровным голосом. - Ты упоминала о девушке, которая не могла есть папайю.
- Нет, Лейла тоже не была моей подругой. Моим единственным другом был Джохар.
- Кто? - переспросил Квил, напрягая память.
- Джохар, сын Судхакара. Помнишь, я говорила тебе про мальчика, который умер от холеры? Отец позволял мне играть с ним, так как Судхакар из брахманской касты. Когда Джохара не стало, я в основном разговаривала с няней. Она рассказывала мне про других детей, и я не чувствовала себя одинокой. И еще был Кази-Рао.
- Понятно, - медленно произнес Квил. Добрую часть его плотского чувства теперь заменил гнев. - Значит, отец не позволял тебе общаться ни с кем, кроме своего слабоумного племянника? Изгонял людей из деревни, не давая им забрать то, что им принадлежало? И все в угоду своей прихоти.
- Да, - согласилась Габби.
- За такие вещи повесить мало, уж извини за прямоту. К сожалению, в Ост-Индской компании немало подобных людей. Потому я и продал свой пай. Наши соотечественники чувствуют себя в Индии этакими царьками, никому не подотчетными. Габби?! - Квил увидел слезы, блеснувшие в ее прекрасных глазах. Он взял ее за подбородок и поцеловал в закрытые веки. - Габби, открой глаза. Мы должны поговорить... серьезно. - Судя по едва уловимой иронии в голосе, в этот момент он улыбался. - Твой отец рассуждает как мелкий, ничтожный человек. Я буду услаждать тебя на берегах Ганга, пообещал он прерывающимся шепотом. - Я буду делать это на Хамбер-Ривер и в садах за нашим домом. И если понадобится, средь бела дня, в присутствии Кодсуолла и остальных слуг.
Габби открыла рот от изумления. Квил притронулся пальцем к ее губам.
- Нет-нет, при Кодсуолле, наверное, не буду. Он своим заупокойным видом отравит все удовольствие. Зато Бог благословит наше занятие, не важно где на свету или в темноте, под простынями или на берегу реки. А идея твоего отца о грехе происходит от невежества и ограниченности.
- Ты говоришь как Генеджев, - усмехнулась Габби. - Они с отцом играли в шахматы по четвергам. А когда вечерами отец задерживался, что бывало нередко, мы обычно с ним беседовали.
- Его высказывания на удивление откровенны, - хмыкнул Квил.
- Генеджев - брамин, - пояснила Габби. - В его глазах отец - низшая каста. Низшая раса. Но меня он любил. - Она вновь принялась кусать губы. Квил осторожно провел рукой по ее спине.
- Габби, ты не хочешь сделать мне приятное? Здесь не берег реки. Эта спальня - свидетельница зачатия не одного поколения Дьюлендов. На всей земле нет более подходящего места для вступления в брачные отношения. - Он поцеловал ее в мочку уха, и от этой нежной ласки у нее сразу стало горячо под коленками.
Габби тихонько прочистила горло.
- Мне бы хотелось знать, что ты собираешься со мной делать.
Квил сдавленно хохотнул и наклонился, чтобы снова ее поцеловать, но она его оттолкнула.
- Я не шучу! Я желаю знать все о боли.
- Тебя это тревожит, Габби?
- Конечно, - ответила она сердито. - Честно сказать, я вообще не уверена, стоит ли это делать, если мне будет больно, а тебе потом три дня мучиться.
- Насчет того, стоит или нет, я спрошу тебя завтра утром, хорошо?
- Завтра утром ты будешь лежать в темной комнате, - отпарировала Габби.
Квил не хотел об этом думать.
- Гм... а знаешь, Габби, ты совершенно права. Давай подойдем к этому разумно и проверим на деле.
Озорная улыбка Квила уже прочно обосновалась на его губах. Он встал и упер руки в бока. Габби замерла. У нее вновь заколотилось сердце, и его бешеный ритм отозвался в голове.
Квил снял панталоны и небрежно спустил с бедер нижнее белье, будто он находился в спальне один. На самом деле эта непринужденность стоила ему немалых усилий. У него дрожали руки. Он выжидал, когда Габби посмотрит на него.
Она скользнула взглядом вдоль его тела и судорожно вздохнула.
Тогда он повернулся и прошел к камину. Взял с полки еще две свечи, зажег и перенес к кровати. В комнате сразу прибавились новые тени. Когда он нагнулся оживить угасающий огонь в очаге, Габби быстро перевела глаза на четкие линии его ягодиц.
- Квил, - произнесла она слабым голосом, презирая себя за это.