Дрожа от волнения, Андрее поднялась по ступенькам крыльца черного хода. Она постучала в дверь, потом толкнула ее. На этот раз дверь оказалась не заперта. Волна радости и умиротворения захлестнула Андреа.
- Добрый вечер, шеф. Что же вы не заходите?
На какую-то долю секунды в темноте мелькнул огонек сигареты, а потом исчез. Она успела заметить, что Сэм без рубашки, а на поясе у него надето что-то белое, вроде передника.
Андреа распахнула дверь и вошла внутрь.
- Ты куришь, - как-то беспомощно проговорила она. - Я даже не знала об этом.
- А я и не курил раньше.
Теперь Андреа захлестнула волна неуверенности. В тишине ей было слышно его дыхание, а ее сердце колотилось так сильно, что, казалось, мужчина, стоявший напротив, слышит это. Мысли ее затуманились, и в голову лезли какие-то глупости.
- Я рад, что ты пришла.
- А я думала, что ты уже уехал. Где-то вдалеке раздался крик ночной птицы. Андреа никогда еще не чувствовала себя такой слабой и неуверенной, не знающей, что делать.
- Черт побери! - Отбросив сигарету, Сэм кинулся на кухню.
От этого его резкого движения Андреа невольно вскрикнула. Из середины дома послышался пронзительный скрип, потом крик и.., какой-то непонятного происхождения шум.
- Чтоб им пусто было! Сгорело!.. Андреа отправилась на кухню, привлеченная раздававшимися оттуда звуками. Представшая ее взору картина не вписывалась ни в какие рамки. По всему полу кухни и по всем шкафам был рассыпан тонкий слой муки. Везде валялись смятые пустые пакеты из-под полуфабриката шоколадного печенья. На кухонном столе в беспорядке стояли открытая банка маргарина, полупустая банка с сахаром, почти полностью опорожненная галлоновая <галлон>объема и емкости, в США равная 3,785 л.> бутыль молока, какие-то коробочки, баночки, пакетики, тарелки, стаканы... Господи, откуда все это взялось в его доме?
Посередине всего этого кухонного разгрома стоял Сэм Фарли - босой, в заляпанных мукой джинсах и кокетливо завязанном белом переднике. Интересно, зачем ему этот передник, подумала Андреа, если он руки все равно вытирает о штаны?
У ног Сэма валялся противень, а дюжина пригоревших печенинок рассыпалась по всей кухне. Сэм поднял глаза, и на его лице было написано полнейшее отчаяние.
- Я их сжег.
- Сэм, что ты здесь делаешь?
- А на что, по-твоему, это похоже? Пеку печенье. Такое, как раньше пекла моя бабушка.
Он нагнулся и принялся наводить порядок, сваливая все и в без того переполненное мусорное ведро, в котором виднелись липкие, недопеченные комки теста - результаты его предыдущих неудачных попыток.
Андреа медленно огляделась по сторонам. На полках, на обеденном столе, на подоконнике - везде - стояли тарелки и тарелочки с разнообразными сортами и видами печенья.
- Ой, Сэм! К чему тебе все это печенье?
- Разумеется к лимонаду, к чему же еще?
- Ax, да. И как это я сразу не догадалась?
- А еще они хорошо идут под музыку, да еще когда сидишь на парадном крыльце.
- И как долго ты собираешься осваивать эту кулинарную премудрость?
- Скажем так - если окрестным птицам мое печенье нравится, то ближайшую пару лет голод им не грозит. Вот уж никогда не думал, что печь печенье - это целая наука.
Он подошел к столу и принялся расставлять по местам свои продуктовые запасы.
- Хорошо, что ты все-таки наконец выбралась ко мне. У меня остался последний мешок сахара.
- Наконец выбралась к тебе? Ты хочешь сказать, что ждал моего прихода?
- Ждал. Часом раньше, часом позже. Это то самое доверие, о котором ты мне постоянно твердила. По-моему, тебе удалось убедить меня. Вот поэтому я запасся терпением и стал ждать.
Сэм поставил противень с печеньем на стол и, отведя взгляд в сторону, произнес:
- Андреа Флеминг, ты согласна выйти за меня замуж?
Девушку охватило чувство невообразимого счастья. Он ждал ее, знал, что она придет! Ей показалось, что сейчас из ее глаз брызнут слезы.
- Да, Сэм Фарли, я согласна выйти за тебя замуж.
Где-то совсем рядом прогромыхал раскат грома. Порыв ветра ударил в окна кухни. Деревья возле дома шумно зашелестели листвой.
Сэм поднял глаза и посмотрел ей прямо в лицо. - Потом развязал передник и бросил его на пол. Взгляды их встретились, и у Андреа екнуло сердце.
- А ты уверена во мне, моя милая Гроза? Я ведь тут все еще пришлый.
- Нет, Сэм, ты был прав, когда говорил об Аркадии. Это - обычный город, место обитания людей всякого рода, как хороших, так и плохих. А я была просто недальновидной дурой. Мне нужно было какое-то пристанище - и поэтому я вознесла Аркадию чуть ли не до небес.
- И все-таки ты совершенно не права, Андреа. Аркадия не самый райский уголок, но и у нее есть свои плюсы. Так считала моя мама. Это прибежище, которое предлагает Аркадия нам обоим - место, где матери по-прежнему пекут печенье для своих детей и сидят на качелях, рассказывая сказки. Мы нашли место, где можно лелеять нашу любовь, место, где можно обрести кров.
- Мой дорогой, замечательный Сэм! Я полагаю, что мы будем есть твое печенье завтра или, может быть, послезавтра. А сейчас я хочу, чтобы ты поцеловал меня. Ты знаешь, что происходит со мной, когда ты целуешь меня? Мне кажется, что мы только к завтрашнему утру сможем выбраться из спальни, чтобы полакомиться печеньем и лимонадом, сидя на качелях.
Сэм повернулся, выключил свет на кухне и сделал шаг в сторону девушки.
- Знаешь, Гроза, мне, похоже, больше не хочется печенья. Наверное, единственное, что мне нужно - это ты.
Андреа ахнула, когда он заключил ее в объятия. Когда же он поцеловал ее, она ответила ему долгим поцелуем. По крыше дома яростно забарабанили капли дождя. Молния прорезала небо, и в ночи раздался сотрясающий землю удар грома.
- Милая, мне так много хотелось бы тебе дать... - Его голос слегка охрип. - Я так люблю тебя, что хочу остаться в Аркадии и провести здесь всю оставшуюся жизнь рядом с тобой.
Молния снаружи ярко осветила окрестность, словно фейерверк рассыпался над озером. В этой буре была какая-то неистовая, буйная красота. То же самое можно было сказать и о Сэме. Андреа не хотела сдерживать дикую страсть мужчины, сжимавшего сейчас ее в своих объятиях. Она никогда прежде не испытывала такого счастья, и больше никогда это счастье не покинет ее. Она закружится вместе с ним в вихре любви. И пусть так будет всегда. Всегда, когда ему только этого захочется.