Ник пребывал в замешательстве, причем уже давно. Тридцать часов — долгий срок для этого чувства. С тех пор как он увидел ангела по имени Джейн, он чувствовал себя… Ну примерно как рыба на крючке. Можешь делать вид, что его нет, но это ничего не меняет. Ты его чувствуешь, и он тебя куда-то тянет, и в твоих интересах пошустрее шевелить плавниками и двигаться в том же направлении, если не хочешь остаться без куска мяса…
Однако Ник ощущал свое большое отличие от рыбы на крючке. Во-первых, зацепили его не за губу, а за сердце, во-вторых, Джейн никак не могла выступать в роли рыбака, который по собственной злой воле забрасывает удочку и жаждет поймать… ну там стерлядь или карпа, он не силен в рыбалке. Джейн никого не хотела поймать, в этом он был уверен. Она же ангел, ангелы не ловят рыбу и не охотятся на мужчин.
Ник думал о ней весь день. Нет, конечно, он был хорошим профессионалом и с огромным участием решал проблемы своих юных пациентов, но все-таки где-то по краешку сознания все время бродила мысль о Джейн. У нее, наверное, огромный и красивый внутренний мир, если она столько времени проводит, погрузившись в себя — единственный этого мира обитатель, творец и страж.
Надо только выбрать момент и как-нибудь… к ней приблизиться осторожно…
Чтобы не спугнуть.
Ник даже придумал план: он поедет и подождет у торгового центра до закрытия, а потом встретит ее, как будто бы случайно, и скажет, что приехал… ну, например, за батарейками для часов. А потом подвезет ее до дома, а если она на машине, то просто хотя бы поболтает с ней несколько минут и, может быть, возьмет номер мобильного…
Что из этого вышло, уже известно. Ничего не вышло.
В тот момент, когда Джейн припустила к автобусной остановке, Нику показалось, что у него выдернули из-под ног ковер. Дурацкий трюк из дурацких комедий. Джейн он удался в полной мере, при том что она ничего специально для этого не делала. Ник задумался — а с чего это фортуна заточила на него зуб? Может, он что-то не так сделал? Вроде бы все как всегда: он лечит своих юных пациентов, читает по вечерам, даже переводит старушек через дорогу, когда видит, что старушки нуждаются в помощи. Что? В чем причина? Или есть тут какой-то скрытый смысл, который станет очевиден только лишь по прошествии какого-то времени?
Если так, то скорее бы оно уже настало…
Ник ненавидяще уставился на бутылку — нет, не виски, и даже не пива, он все-таки детский врач, ему никак нельзя спиваться одинокими вечерами — простой колы и решил на ней отыграться: закрутил покрепче и швырнул в стену. Ему снова не повезло — шипучий напиток брызнул-таки, запачкав коричневым обои цвета беж. Ник чертыхнулся. Точнее он чертыхался добрых две минуты, потом остыл и замолчал. Ладно, черт с ними, с обоями. Все равно он хотел переклеить, потому что больше любит оттенки зеленого.
В это время Джейн как раз предстала перед своими домочадцами. Домочадцы онемели от восторженного удивления. Ну, по крайней мере, старшие домочадцы — Британи и Тесса. Эрни продолжал увлеченно тузить плюшевую собаку легкой кеглей, но некому было поразиться жестокости малыша — и Британи, и Тесса были слишком поражены изменениями, которые произошли в Джейн.
Если до сего момента Тессе казалось, что лучшее в этом вечере — шоколадный кекс и возможность посмотреть телевизор, уютно устроившись у мамы под мышкой на правах болящей дочери, то теперь она поняла, что лучшее событие уходящего дня — это Джейн. Новая Джейн.
— Bay! — воскликнула она со всей искренностью восьмилетнего ребенка и попыталась вскочить навстречу той неземной фее, которая приходилась ей — о счастье! — родной тетей. — Дженни! Какая же ты красавица! — Больная нога тут же дала о себе знать, и Тесса осталась на месте, хотя сердце ее рвалось поближе к Джейн.
— Вот это да! — Британи отступила на шаг, окинула сестру оценивающим взглядом и одобрительно покивала. — Молодчина. Давно надо было! Кстати, а с чего вдруг?
— Захотелось. — Джейн пожала плечами как можно небрежнее. — Так, решила сделать себе приятное…
— Мне ты тоже сделала приятное! — встряла Тесса и белозубо улыбнулась.
Джейн подошла и заключила ее в объятия. Ее маленький, такой драгоценный друг…
— Согласна с малявкой. Тебе идет в пять раз больше, чем то каре…
— Всего лишь в пять? — поддела ее Джейн. — А мне казалось — как минимум в тысячу сто пятнадцать…
— Ну ладно, у меня не так хорошо с арифметическим воображением, как у тебя! Ужин в холодильнике, микроволновка в твоем распоряжении, я занята с детьми.
С этими словами Британи вернулась к просмотру какого-то шумного и пестрого шоу, а Джейн поплелась на кухню. Ею двигало скорее чувство долга перед организмом, нежели чувство голода. Есть не хотелось, но хотелось задать желудку какую-нибудь нехитрую и приятную работенку, чтобы он потом не беспокоил настырными жалобами. Джейн налила себе холодного молока и вытащила из буфета коробку шоколадного печенья колечками. Интересно, ей показалось или Британи действительно… ну не то чтобы не обрадовалась, а обрадовалась с неким подтекстом?
Джейн вспомнилось чье-то саркастичное, но очень меткое выражение: «Счастье — это когда у тебя есть большая, любящая, дружная семья… в другой стране». До прихода домой она чувствовала себя королевой бала. Девочкой с обложки. Героиней романтического фильма, в конце концов… А дома она снова ощутила себя Джейн Вудинг, непутевой младшей сестрой блистательной Британи Роузхип.
Джейн решила, что надо как можно быстрее пойти и посмотреться в зеркало — может быть, это спасет хоть каплю настроения.
Она быстро ополоснула стакан из-под молока и прошмыгнула наверх.
Ей странно было наблюдать новую себя в своей старой спальне: вещи прежние, обстановка, которая не менялась два года и в основном повторяет ее детскую комнату… а Джейн уже другая. Зеркало услужливо показывало ей задумчиво-романтичную фею с непокорными локонами — красивый цвет, темный, теплый, будто растопили горький шоколад. Серые глаза сверкали, как кристаллы горного хрусталя. Джейн впервые могла с открытым сердцем сказать про себя: красивая.
Вот только одежда…
Джейн чувствовала невероятную дисгармонию между собой и окружением: кофточкой с цветочным орнаментом, занавесками в цветочек, коллекцией фарфоровых кукол на стеллаже у кровати. Вроде бы лицо — взрослое; взрослое, но юное, а все вокруг — как будто она Тессе ровесница. Детская, ни дать ни взять. И одета она сама… под собственную куклу. И если совсем уж честно, ей будет противно сегодня спать под одеялом со слониками!
Ну где раньше были ее глаза?! Почему она заметила весь этот кавардак (в широком смысле, разумеется) только сейчас?
Джейн стиснула зубы.
— Завтра. Завтра же я выброшу весь этот… балласт! — прошипела она своему отражению. Или это ее отражение, гибкое, прекрасное и решительное, прошипело из зеркала ей? — Нет, черт возьми, сегодня!
Она решительно сбросила с себя одежду, и это было так… естественно. Раньше Джейн (стыдно сказать!) стеснялась своего обнаженного тела и старалась побыстрее прошмыгнуть мимо зеркала по дороге в душ и из душа, но сегодня — другое дело. Сегодня она гораздо более «настоящая» без одежды. И, черт возьми, ей нравится то, что она видит перед собой: и плавная, благородная линия шеи и плеч, и аккуратная высокая грудь, и талия, и округлый изгиб бедра, и нежные колени! Да, ей двадцать шесть, но тело ее, не знавшее косметических ухищрений, не опаленное «искусственным солнцем», осталось юным, как у двадцатилетней девушки!
Джейн откровенно удивилась. Где-то в ее головке жило убеждение, что она уже старая. Где-то в другом месте ее головки жило другое убеждение: что она останется молодой навсегда и никогда не умрет.
Так же удивила ее еще одна престранная пара решений: когда-то она смирилась с тем, что все вот это можно и нужно похоронить во имя высших ценностей (любви к сестре и ее детям). А совсем недавно «поняла», что надо любой ценой найти хоть какого-нибудь мужчину и отдать ему самое себя.
Истина, как водится, лежала не с краешку, а посерединке.
Во-первых, она никакая не старая, а очень даже молодая, а выглядит еще моложе. Однако это явление — увы! — временное. Настанет день, когда она увянет. Ну или не день, а год или пяток лет… Не важно. Важно, что ее красота и прелесть, как и все живое, не вечно, и незачем раньше времени наряжаться в саван и залезать в гроб.
Во-вторых, отдавать себя кому бы то ни было во что бы то ни стало — неумно, но и зарекаться умереть девственницей — тоже большая глупость. Господь создал ее для продолжения жизни — ну в первом приближении, если не вникать во всякие духовные тонкости. То есть хорошо бы иметь совесть и родить ребенка. От любимого, конечно, человека, а не от кого попало. Нет, если уж совсем не судьба — то она позаботится о детях Британи, но все-таки… Стоит попробовать. По возможности. Так, а когда наступит эта самая возможность? Когда она влюбится. Всерьез и надолго. Точка. Со всеми остальными — материальными то бишь — проблемками она уж как-нибудь разберется.
Мелькнула мысль о Нике — робкая, светлая, как первый лучик солнца, встающего из-за гор. Джейн решительным жестом взмахнула рукой, чтобы ее отогнать. Не о Нике речь сейчас — о ней! Не будет ни Ника, ни кого-то другого, если она сейчас не расставит все точки над «i».
Впрочем, она, кажется, это уже сделала. Джейн прислушалась к себе и ощутила удовлетворение. Хорошо, чертовски хорошо и приятно, когда крыша, которую снесло случайным ветром, вдруг становится на место!
Джейн гордо прошествовала в душ и там долго и с наслаждением мылась (на радостях умастила себя аж четырьмя гелями для душа, из которых два, подаренных Британи, до сих пор не решалась открыть), потом, корча рожи и пританцовывая на одном месте, облилась ледяной водой, растерлась жестким полотенцем — и была готова и к труду, и к обороне, и ко всякого рода жизненным переменам.
О, как же это было весело! Как же это было сладко… В общем, почти так же классно, как готовить рождественский ужин. За тем исключением, что после готовки чувствуешь, как тебя придавливает какая-то тяжесть, а вот после уборки — не генеральной даже, а глобальной, когда выгребаешь из шкафов ненужный хлам — о, вот тогда-то ты чувствуешь истинную легкость. Если у тебя и нет еще крыльев за спиной, то, во всяком случае, им уже ничто не мешает расти и расправляться.
Кукол мы подарим Тессе. Занавески в цветочек — к черту. Поживет она и с открытыми окнами, заодно и света больше будет. А потом можно подобрать себе что-нибудь приличное. Пододеяльник со слониками — это неприлично. К черту! И наволочки из комплекта, и простыня… и ажурные салфеточки! И платье с круглым воротничком! И блузки, которые в юности носила Британи! И все колготки со стрелками, пусть даже в самых незаметных местах! О-о-о… и белые носочки, и носки с кружевами, и инфантильные трусики с клубничкой, котятами и прочей живностью и съедобностью! И проч. и проч., как говорится.
Около полуночи Джейн вспомнила, что так и не пожелала спокойной ночи Британи и малышам, и ее кольнула совесть. Ладно, сказала она себе, дети уже наверняка спят, а Британи…
Британи, словно услышав ее мысли, в этот момент постучала в дверь.
— Ты там спишь или не спишь? — спросила она и зевнула.
— Не сплю, — отозвалась Джейн и поплотнее утрамбовала в мусорный мешок подушку-сердечко с кружевной оторочкой.
Британи вошла. Джейн испытала вспышку внезапного раздражения: она ведь не говорила, что можно войти!
— Ого! Что это у тебя тут?
— Уборка хлама.
— Хорошее дело. А где занавески?
— Нету. Кончились.
— Ты что, выпила?
— Ха-ха.
— Да или нет?
— Мне двадцать один знаешь когда было?
— Очередной виток подросткового кризиса?
— Очень смешно.
— Нет, на самом деле не очень.
— Брит, я не хочу с тобой препираться — хочу только закончить начатое.
— Ты решила разорить дом?
— Я решила избавиться от ненужных вещей. В твоих терминах — разорить. Свою комнату, свой гардероб, свои безделушки.
— Ты сегодня невыносима, — вынесла вердикт Британи.
— Слушай… А вдруг я и завтра буду такой?
— Я не переживу.
— О ужас! Мне посыпать голову пеплом?
— Нет, ты не выпила, — задумчиво протянула Британи. — Ты обкурилась травой.
— Брит, не выдумывай. Неужели у тебя нет желания сбросить груз ненужных вещей? Может, опостылевший образ?
— Знаешь, пожалуй, иногда мне тяжело быть тебе старшей сестрой. Воспитывать тебя, следить, чтобы все у тебя было… прилично.
— Ну так, может, хватит? У тебя есть еще два человечка, которым это пока по возрасту положено…
Джейн никак не ожидала того, что случилось, а случилось то, что в глазах у Британи вскипели слезы, и она поспешно вышла из комнаты, бросив через плечо: «До завтра!»
У Джейн защемило сердце. Ну почему всегда так? Вечно одна и та же история, только у кого-то — с родителями и лет в шестнадцать, а у кого-то — со старшей сестрой и в двадцать шесть. Британи не хочет, чтобы она менялась. Британи не хочет, чтобы она взрослела. Британи хочет оставить себе живую куколку по имени Джейн. Интересно, а почему родители выбрали Британи такое редкое и необычное имя — Британниа — а ей досталось самое среднестатистическое из всех американских имен?
Впрочем, Британи явно и рассчитывала на то, что у Джейн защемит сердце, взбеленится совесть, она бросит все свои дела — и помчится мириться с сестрой. Может, она делала это и неосознанно, но раньше всегда срабатывало именно так.
Джейн криво усмехнулась. Да, будет трудно, но ей надо сейчас доделать то, что она делает. Иначе завтра она проснется старой доброй Дженни… под детским цветным одеяльцем.
Нет уж, не бывать этому! Джейн орлиным взором — и откуда только у нее орлиный взор? — окинула комнату в поисках того, чтобы еще отправить на помойку. О! Плюшевый альбом с фотографиями, вырезками из журналов, какими-то фантиками и мишурой… Да, она много лет его собирала, и в основном собрала туда все представления о Прекрасном принце и о себе в роли Золушки. Не хватает только фото улыбающегося Ника Андерса в рамке-сердечке из страз.
Это было бы апофеозом ее неудачничества. Поместить рядом с фотографиями Брендона Ли, Бреда Питта и Мэла Гибсона фото парня из настоящей жизни, который мог бы быть с ней…
Нет, не мог бы. Джейн закусила губу. Это она размечталась. А напрасно… Потому что право менять собственную жизнь у нее есть. И это право свято, а вот соперничать с сестрой из-за мужчины — этого она делать не станет. Это ниже ее достоинства. Точка.
Британи нужен муж — значит, будет у нее муж. В конце концов, сестра всегда помогает сестре. В меру своего понимания, по крайней мере. Вот Британи наверняка тоже думает, что помогает своей маленькой неразумной сестре то адаптироваться к суровостям внешнего мира, то сохранить душевное равновесие. А Джейн видит все несколько иначе, и получаются некрасивые таки разногласия.
Впрочем, то, что Британи нужен мужчина — это никак не плод воображения. Брит сама говорила. Она растит двоих детей… И вообще ей всего тридцать два. У нее должен быть мужчина!
Джейн провозилась до половины второго ночи, набила до отказа три больших мешка. Как только у нее вновь появится машина, она отвезет их… ну хотя бы в Армию спасения. Или в церковь. За исключением, пожалуй, плюшевого альбома Золушки-неудачницы. Аутодафе — вот единственная участь, которой он достоин.
Джейн тщательно подобрала одежду на завтра: два топа, серый поверх ярко-красного, узкие джинсы, красные туфельки-балетки. Да, не очень благородно, но вполне стильно. Как хорошо, что были в ее гардеробе закрома «случайных вещей», из которых можно теперь почерпнуть хоть что-то подходящее!
Ночью ей снились горы — настоящие, высокие горы с заснеженными вершинами, словно покрытыми сверкающим на солнце сахаром, в прожилках каменных рек. Это было так красиво, что не хотелось просыпаться. А потом Джейн узнала, что есть в мире кое-что и покрасивее гор — горные реки. Чистая, как сгустившийся воздух, вода непрерывным бешеным прозрачным потоком мчится по разноцветным камням — не остановишь. Ей хотелось быть такой вот рекой.