После этого заявления Ширепшенкин и Собакер погнали такую волну в Ошараш-Ишеварнадии, что Кристина Элитовна каждые полчаса вспоминала Эсфирь. Войну они начали с взаимных обвинений в воровстве — нашло дурачье чем друг друга шпынять! Кто же, находясь во власти, не ворует? Ширепшенкин объявил себя ишеварнадом, а Собакер — ошарашем. Ширепшенкин захватил газету «Вперед!», которую незамедлительно переименовал в «Дальнейший вперед!» и в которой намекнул, что у некоторых наших деятелей было не по одной жене и не по одной любовнице. Можно было подумать, что по одной любовнице каждому мужику положено! В ответ Собакер учредил иллюстрированный еженедельник «Ошараш-ньюс», где утверждал, что у ошарашей всегда было многоженство. Поэтому такого понятия, к примеру, как мать-одиночка никогда не существовало и существовать не могло — всех девушек выдавали замуж, а вдов, независимо от того, погиб муж на поле брани или перебрал обузы, определяли в жены к ближайшему родственнику мужа, который становился и отцом ее детей.
Никто в Шарашенске предположить не мог, насколько оказалось это сильным ходом. Матери-одиночки, старые девы, вдовы, разведенки и намеревающиеся развестись с мужьями-пьяницами устроили мощную демонстрацию и митинг — ничего подобного Шарашенск никогда не видывал даже в первомайские праздники. Все участницы акции объявили себя женами Собакера и потребовали новоиспеченного мужа на семейный совет. На свое счастье Собакер в это время находился в Лимитграде, выведывал там, что к чему. Тогда многотысячный гарем решил разбить палатки вокруг шарашенского Белого домика и поджидать супруга.
Мало того, в этот день «Шарашенск-ньюс» опубликовал прелюбопытнейшее исследование Академии ошарашеведения. Фамилия Грыбовик с древнего ошарашского языка, к сожалению, много веков мертвого, переводилась следующим образом: «Огры» — великан, батыр, а «бовик» — справедливейший. Имя его не имело никакого отношения к декретам о мире и земле: «де», как известно, у французов указывает на благородное происхождение. Что же касается оставшейся части «крет», то в академии возникли серьезные разногласия. Одни считали, что «крет» переводится как очень умная голова, а другие — что это видоизмененное «крез», то есть царь. Кристина Элитовна позвонила в академию и сказала, что она придерживается той точки зрения, благодаря которой она Крезина, а не Кретина — ее брак с Декретом Висусальевичем совершен не в сельсовете, а на небесах! К остальным толкованиям она не предъявляла претензий, в том числе и к отчеству супруга, которое, оказывается, слагается из имен двух соправителей — царя ошарашей «Вису» и царя ишеварнадов «Салий», правивших страной дружно и мудро.
Их храбрые дружины на целый век раньше гуцулов переправились с Чукотки на американский континент, и поэтому Ошараш-Ишеварнадия, располагая историческим правом распоряжаться границами континентального шельфа в пользу Нью Голд Орды, тут же начала переговоры о передаче той более чем пятидесяти тысяч квадратных километров океанской территории. Это право доказывалось еще и тем фактом, что Аляска получила название от теплой обуви, которую носили дружинники царей Вису и Салия. В их царстве процветали науки, благодаря чему не западенцы, то есть западные украинцы, а именно ошараши-ишеварнады изобрели юлианский и григорианский календари соответственно.
Ишеварнады подарили также шумерам клинопись, а китайцам — компас, порох и бумагу. Особые интеллектуальные способности у них, как и у ошарашей, возникали потому, что их рыцари носили собачьи шкуры мехом внутрь, а князья — шкуры диких свиней. И тоже щетиной внутрь — для активизации жизненных сил и от сглаза. Тигровые шкуры стали поступать по импорту гораздо позже.
Там были и другие важнейшие открытия. К примеру, новейшие исследования доказали, что настоящее имя Аттилы было не Гатыло, от украинского слова «гатыты», то есть бить, колотить, рубить, а означало «от Иллы», древнего божества ошарашей. Правильнее было бы считать его божьим наказаньем. Исследователи заодно доказали, что Билл Гейтс вовсе не обязан окрику галицких лемков «Гейс!», когда те понуждают волов идти вперед. А Билл — не «вил», то есть «вол», а все то же видоизмененное «Илл»…
Как бы поступила мудрая Эсфирь в подобной ситуации? Конечно же, как Кристина Элитовна, которая отправилась к лендлорду и временному правителю Ширепшенкину. Последние события явно возродили его уникальную способность уменьшаться перед глазами начальства. Так что мадам Грыбовик еле-еле рассмотрела его за письменным столом — пришлось даже очки вынимать и стекла в них протирать.
— Ой, мать вы моя родная, спасите! — побежал по настольному стеклу и запищал Ширепшенкин, находящийся явно в 256 степени уменьшения и уничижения.
— И спасу, — строго сказала мадам Грыбовик, велев принять нормальные размеры и усаживаться в кресло.
Лендлорд мгновенно перевоплотился в обычного Ширепшенкина. «Из кутузки вышел куда краше», — подумала она, отметив и пот на лбу, и желтые мешки под глазами.
— Попробовал быть первым лицом? Каково?
— Не приведи Господь. Как там Декрет Висусальевич, когда же он выйдет? Я уже не дни, а часы считаю!
— Собакер наступает по всем фронтам, да? — засмеялась Кристина Элитовна. — А не пора ли его осадить?
Последние слова она произнесла шепотом в жанре лирического придыхания, в полном соответствии со своей докторской диссертацией. В глазах у лендлорда что-то взблеснуло — слеза благодарности или азарт интриги?
Великий Дедка Московского посада зорко следил за действиями нового Главлукавого. Его посох, на котором восседал чрезвычайный и полномочный черт на палке, стал инструментом получения разведданных о нечистой силе. Бес-2 считал, что он через своего представителя знает все о московских домовых, однако это было не так. Вокруг черта на палке создавалось специальное поле, с помощью которого службы Великого Веча Доброжилов снабжали нечистую силу дезинформацией. А вот канал постоянной связи черта на палке со своим начальством умельцы-домовые приспособили к своим нуждам так, что Великий Дедка мог незримо присутствовать рядом с повелителем нечистой силы хоть все двадцать четыре часа в сутки.
Лицезреть сплошную похабщину — удовольствие не из приятных, однако важнейшие дела своего недруга он не пропускал. Вместе с ним бывал на шабашах, которые бесы устраивали на останкинской телебашне, присутствовал на узких и совершенно секретных совещаниях, посетил и знаменитый модуль на Грабьлевском шоссе.
Внутри модуля все отсвечивало мягким фиолетово-титановым светом. Под потолком на всю длину модуля находился пульт управления с множеством мигающих светодиодов, кнопок, дисплеев, на которых плясали непонятные кривые. За пультом стояли сосредоточенные черти-операторы, все как один в болотного цвета халатах и со служебными номерами на груди. Внизу было несколько линий, обрабатывавших души христиан, мусульман, иудеев, буддистов, атеистов и прочих сектантов.
Раньше Великий Дедка полагал, что черти лохматые уволакивают души умерших грешников прямо в ад. Оказалось же — и при жизни разных деятелей занимаются их душами. Он собственными глазами видел, как из лифта три здоровенных черта выволокли душу Бобдзедуна в стадии еле можаху, с трудом затолкали ее в прозрачный продолговатый ящик. Не раз и не два подносили к нему какие-то приборы, но те, судя по всему, никак не реагировали.
— Опять? — раздраженно спросил Главлукавый, недовольный тем, что для Бобдзедуна из Ворок Девять в преисподнюю пришлось сооружать специальный лифт, поскольку обрабатывать приходилось практически ежедневно — всенародно избранный хлестал «Гжелку», которая генерировала такую непредсказуемую дурь, что чертячьи обработки попросту не срабатывали. Другие бобдзедуновские резиденции с преисподней соединили пневмопочтой — милое дело: в капсуле можно было, не вынимая, и обрабатывать.
— Не срабатывают анализаторы, даже вероопределители, ваше сатанинское высокопревосходительство! И головы у него как таковой совсем нет — колчедановый набалдашник, куда вставлены гляделки, дыхало и хлебало с говорилкой, которая запрограммирована на пароль «панимаш». Внутри набалдашника точечка непонятная, вроде бы чип неизвестной конструкции. Искали извилины везде, даже в прямой кишке — нигде нет. Если нет извилин, то как же либерально-демонкратическую и бандитско-базарную завивку им делать? — подскочивший с докладом недавно назначенный старший смены с новенькими лычками на рожках запинался от волнения.
— Как же у него будет что-нибудь срабатывать, если я лично его, так сказать, крестил? — засмеялся Бес-2. — Когда пьяненький попик настоящего младенца уронил в купель, я ему подсунул этого Бобика. Ловкость лап — и никакого мошенничества. У него с младенчества особая конструкция, работающая на водке — для национальной отдушки. Правда, маслонасос уже барахлит — так это от качества нынешней бормотухи. Ни манжеты, ни клапана не выдерживают.
Великий Дедка точно знал, что Главлукавый приписывал себе несуществующие подвиги, хотя бы потому, что никогда он не был прицерковным чертом, никто не крестил Бобдзедуна в младенчестве — в церковных книгах доброжильская разведка никаких следов не обнаружила. Если черти его «крестили» по своему обычаю, но тогда это другое дело.
— Мы тоже решили, что все это от самопальной «Гжелки»! — старший смены подыграл начальнику. — Извините, виноваты. На линию для наших! Для наших!
— Не надо его даже на линию для наших. Он настолько наш, что нашее и не бывает. Два по сто пятьдесят от бешенной коровки влейте ему в хлебало и закиньте в Ворки Девять.
Пенал с душой Бобдзедуна стремительно двинулся на заправку.
— От Чахлыка Нэвмирущего или, если совсем по-нынешнему, от Головдидька клиент поступил? — спросил Главлукавый у старшего смены.
— Так точно. Доставлен Купон Первый.
— Нам не купон нужен, а главарь, — последовало замечание.
— Это прозвище у него такое, народ придумал.
— Могли бы и наши придумать.
— Извините, я и имел в виду, что наш народ и придумал.
— Обработайте его программой промывания мозгов «Черновежская пуща — Вискули»! — скомандовал Главлукавый и пенал медленно проплыл через весь модуль, изредка искря или покрываясь ядовито-зеленым свечением. — Да побольше злокачественной суверенности закачайте. Антимоскальской инфекционно-вирусной!
Между тем в конце зала тройка лохматых чертей извлекла Бобдзедуна из заправки и поволокла, как определил Великий Дедка, по направлению к Воркам-Девять. Вставлять обратно в должность.
— У них же там на троих будет. Третий где, как его, Чмочкевич что ли? — спросил Главлукавый.
— Доставлен. Но ихняя таможня почему-то документы задержала. Разрешите сделать завивку извилин без справки санитарного врача и сопроводительных документов?
— Валяйте. Мы ведь не бюрократы какие-то. А составы делегаций доставлены?
— Так точно. Складированы в предбаннике.
— Добавьте им в программы побольше тяги к алкоголю. Чтобы они сучок и коньяк «Пять откинутых копыт», как воду, хлестали.
— Будет сделано!
— Продолжайте. А я ознакомлюсь с отчетом о проделанной работе, — повернулся Главлукавый, чтобы покинуть пульт управления, и вдруг остановился, спросил: — Да, мог бы и забыть… В программе промывания серого вещества М. Дойчева есть слова о том, что он отказывается от власти по принципиальным соображениям и во имя высших интересов?
— Так точно. Он у нас получился такой принципиал! Мы ему извилины так отстирали и отгладили, что мышление совсем новенькое! Блестит, как голая коленка! — весело отрапортовал старший смены. — А по содержанию — тот же бобдзедуновский набалдашник.
— Смотрите мне: метку нашу от переусердия ему не отстирайте, — дал последний совет волосатый начальник.
У Главлукавого в модуле был кабинет. Он остановился перед абсолютно гладкой титановой стеной, поднял лапу, приставил к ней — и титановые листы разошлись, открывая доступ к рабочему месту. Вместе с ним в эту, можно сказать, грешная грешных последовал и Великий Дедка.
Главлукавый удобно расположился в кресле и, останавливаясь взглядом на только ему известных точках титановой стены, просматривал отчет работников модуля по обработке высших чиновников, депутатов, ученых, так называемой творческой интеллигенции. Руководство модуля с обеспокоенностью докладывало, что около десяти процентов элиты не поддаются зомбированию, хотя у них после процедуры возникает сильнейшая депрессия, заканчивающаяся нередко самоубийством.
— Изучить причины сопротивления и усилить депрессию для неподдающихся, — последовал приказ.
Потом просматривал личные дела представителей западных стран и международных организаций, направляемых в российские министерства и ведомства в качестве консультантов, а на самом деле с правом первой и решающей подписи. Затем пошли сотрудники фондов, советов, групп, представительств, каких-то организаций, институтов — у Великого Дедки зарябило в глазах от обилия дружелюбно улыбающихся клерков. Их было много, как саранчи. «На ловлю счастья и чинов»? — вспомнил он слова поэта и с удовлетворением отметил, что народу придется до предела затягивать пояса, чтобы прокормить новое нашествие.
— 666-й Бес-2, - раздался вдруг мелодичный и приятный женский голос.
Главлукавый вскочил так расторопно, что шерсть затрещала от электрических разрядов, стал по стойке смирно. На стене появилось лицо с абсолютно правильными чертами. Оно принадлежало еще молодому человеку — по возрасту, пожалуй, могло даже заинтересовать кадровое агентство «Тризна». У него не было никаких рогов, и Великий Дедка не сразу догадался, что это Люцифер, Вселенский Сатана собственной персоной.
— Работа по созданию так называемой новой элиты идет у вас в целом успешно, — сказал Люцифер.