Я даже не сомневался — искали нас. Но как смогли там быстро сориентироваться? Неужели мальчишка? На вид ему лет четырнадцать-пятнадцать, тощий, но впечатление производил хорошее.
Моё чутье подсказывало, что это не он, но вот они полицейские во главе с потерявшим память майором. И пацан, что стоит в стороне и не светится, с полицией не общается. Может, здесь все не так, как кажется?
Я снова приоткрыл шторку. Носильщик из отеля искал кого-то глазами.
— Я не могу задерживать отправление дольше! — раздалось в коридоре.
— Это полицейская проверка! — настаивал товарищ майор. — Ищем государственных преступников.
Ого! Серьезное заявление. Нас и сразу в госизмену. Кому-кому, а уж государству никогда не изменял. Может налоги поначалу недоплачивал, пока бизнес на ноги вставал, но потом все привел в порядок — не подкопаться. И совесть спокойна, и у налоговиков всегда на хорошем счету.
— Не могу! — категорично заявил кто-то. — И так на час задержались.
Голос принадлежал точно не нашему проводнику. Может, начальника поезда подтянули?
— Хорошо, — сдался полицейский. — Отправляйтесь, но мы останемся в поезде. Высадите нас в Софрино. Пока проверим вагоны. Вам же лучше, если никого не найдем.
Что говорили приглушенно я разобрать не смог. Но через несколько секунд загромыхали сапоги и застучали двери купе.
— Начинайте с этого вагона! — отдал распоряжение майор. — Один отряд в хвост поезда, второй в голову!
Олеся затравленно на меня посмотрела.
Черт! Умел бы я стирать память не лишая сознания, проблем бы не было. А так… Я встряхнул правую руку и ощутил покалывание в пальцах. Как бы не развивалась ситуация, я готов.
Поезд едва заметно качнуло, и он медленно покатился по рельсам.
Послышался шум открываемой двери соседнего купе.
Олеся шагнула ко входу и встала сбоку от дверей. Я остался около окна.
Видимо, спиной я отодвинул шторку и свет с улицы разогнал полумрак в купе. Я обернулся, глянул в окно. По перрону чуть в отдалении прыгал носильщик. Словно скакал от радости. Вот же гаденыш! Жук! Он нашел меня глазами и остановился. Узнал?
Шаги в вагоне зазвучали совсем рядом.
Пацан замахал мне руками, но быстро перестал. Оглянулся и поднял одну руку, словно успокаивая.
Ручка купе дрогнула и повернулась. Я приготовился.
Краем глаза видел, что мальчишка бежит за набирающим ход поездом. Катились мы пока медленно, и парень спокойно успевал двигаться параллельно нам.
Он делал мне знаки, но я старался смотреть на дверь, готовый к любому повороту.
Парнишка на улице остановился и поднял вверх большой палец. Все в порядке? Ты уверен? Насмехаешься гаденыш?
Дверь распахнулась, и полицейский обшарил купе невидящим взглядом.
Олеся дернулась, но я успел мотнуть головой. Девушка замерла.
Полицейский осматривал купе. Я стоял у окна прямо посередине, но он меня словно не замечал.
— Здесь пусто, господин, майор! — отчитался он и захлопнул дверь.
Я выглянул в окно. Перрон закончился и за окнами плыла отсыпанная щебенкой чуть заснеженная земля.
Прижавшись щекой к стеклу, я смог увидеть парнишку, стоящего на краю перрона и машущего нам рукой.
«Вот гаденыш!» — подумал я и улыбнулся.
Олеся подошла ко мне и тихо спросила:
— Как ты это сделал?
— Это не я. Я мог бы только положить их всех.
— Тогда что случилось?
— Помнишь парнишку носильщика из гостиницы? — Олеся кивнула. — Он был на перроне. Не просто так в кухне все отводили глаза от нас. Это он делал. У него дар. А сейчас, судя по всему, проследил за полицией, что кинулась на наши поиски и отвел глаза проверяющему.
— Ого! — удивилась девушка. — Ему же от силы лет пятнадцать. Сильный дар.
— Не то слово. Надо бы найти его, когда в следующий раз в Старой Москве буду, — задумчиво произнес я.
— Ты собираешься сюда вернуться?
— Почему нет? — вопросом на вопрос ответил я. — Хорошие кадры — решают все. Если он нам помог, то надо привлекать к дальнейшей деятельности. Формировать стратегию, расширять сферу влияния. Да, пацан из рабочих, но кто-то ведь его прикрывает? Иначе наверняка какая-то семья его подгребла бы уже под себя.
— Скорее всего, — согласилась Олеся. — Таких ищут и не оставляют в свободном плавании.
Кажется, девушка наконец свободно выдохнула. Риск быть пойманными, да еще в тот момент, когда, казалось, уже смогли уйти, сильно напряг ее. Меня тоже, но я готов был вырываться из окружения, как волк за красные флажки: с боем и перегрызанием глоток.
Не пришлось и слава богу.
Я подошел, взял Олесю за руку и потянул за собой. Усадил на откидной диванчик купе и пристроился рядом.
— Все хорошо, — произнес я успокаивающе.
Девушка кивнула и прижалась ко мне всем телом. Её немного трясло. Или это опять была необходимость стабилизации дара?
Я посмотрел ей в глаза, но там были лишь остатки страха и переживаний, что она испытала. Хорошо. Нам бы горячий чай, чтобы Олеся окончательно успокоилась. Вот только выходить прямо сейчас в коридор не стоило.
— Закончишь распаковку вещей? — спросил я.
Бытовые дела успокаивают не хуже, чем глоток горячего напитка.
— Хорошо, — согласилась Олеся, — а ты?
Я помог девушке разложить вещи, заправить постельное белье и поправить все занавески. После этого она окончательно успокоилась и смогла улыбнуться.
Поезд плавно катил через городские кварталы. Где-то подбирался совсем близко к домам, где-то проезжал через промзону. Звук перехода со стрелки на стрелку постоянно напоминал, что мы движемся в городе и перескакиваем с одного пути на другой. Равномерный перестук колес давал дополнительное успокоение. Гипнотизировал, настраивая мозг на нужный лад.
Разветвленная сеть железных дорог была явным признаком индустриальной развитости этого мира. Но у меня из головы не шли паровозы, что до сих пор функционировали на заграничных направлениях.
Интересно, а что там с остальной техникой? Тоже паровая? Жюльверщина какая-то. Хотя было бы интересно на такое взглянуть. Я хотел было расспросить Олесю о том, как оно там, но не успел.
В коридоре вагона началась какая-то беготня.
— Что случилось? — крикнул кто-то в коридоре.
— Полицаи бесчинствуют! — ответил ему голос, похожий на нашего проводника.
— Где?
— В общих вагонах в конце поезда. Совсем озверели. Людей мучают.
Я замер, вслушиваясь в слова. Черт! Ну как так-то? Людей-то за что?
Но я понимал, сунься я сейчас из купе и меня опознают. Тот же товарищ майор, увидев, сможет ткнуть пальцем и воскликнуть: «Вот он! Держите преступника!»
Может поэтому полиция и бесчинствует, что, не найдя нас, решила выманить таким образом? Да с чего они взяли, что я приду? Нет, расчет конечно верен, я ненавижу, когда из-за меня страдают невинные, да еще и от превышения полномочий власть имущими. Но они-то откуда об этом знают? Или здесь все проще: не нашли меня, решили оторваться хоть на ком-то. Такое допустить я не мог.
Олеся словно прочитав мои мысли, взяла меня за руку и покачала головой.
Нет, снегурочка, не удержать тебе меня от разборок. Не стану я терпеть такого. Ты может и представитель элиты, которой наплевать на народ, но я не такой.
— Не ходи, — жалобно попросила Олеся.
— Я просто посмотрю, что там, — ответил я и встал.
Девушка снова начала нервничать. Но ничего. Посидит в купе — успокоится. Сейчас лично нам ничего не угрожает. Нас не нашли. Вряд ли станут перепроверять. К тому же, ей и так особо ничего не грозило. Ну вернут к бабке, что с того? Не понравится — убежит снова.
— Запри дверь, — попросил я Олесю. — Как вернусь постучу особым образом.
Я продемонстрировал стук а-ля «Спартак — чемпион». Девушка кивнула и подошла ко мне. Поцеловала в губы. Думал предложит пойти со мной и помочь, но нет. Может напугана была, или не понимала для чего идти защищать людей, едущих в общем вагоне. Эх, далеко еще сознание местной буржуазии от всеобщего равенства и братства. Я тоже тот еще идеолог, но чувство справедливости во мне, как оказалось, слишком обострено.
Возомнив себя добрым шерифом на диком-диком западе, я вышел из купе. Для начала решил аккуратно добраться до места инцидента и посмотреть, что происходит. Может быть, и вовсе ничего страшного. Полиция проводит обыск вагонов, не всем такое понравится. Вполне возможно, что там окажутся просто недовольные граждане и я спокойно развернусь и отправлюсь отдыхать в своё купе, под бок симпатичной девчонке, которая, наверняка, не откажется скрасить моё время замысловатыми способами.
Я вышел и направился в хвост состава. Подходя к проводнику, с улыбкой кивнул ему. Тот посмотрел на меня слегка непонимающе. Откуда взялся кто-то в купе, где полиция никого не видела? А может просто не помнил, как я сел в поезд за всем тем переполохом, что случился после.
На всякий случай, я решил не испытывать судьбу и проходя мимо коснулся его тонким разрядом. Затормозил, подхватил под руки и втащил в купе проводников. Хорошо, что в вагоне он был один и не пришлось вырубать еще кого-то. Ничего, пассажиры смогут двадцать минут обойтись без его помощи. Зато очнувшись, он не будет помнить, что из якобы пустого купе кто-то выходил.
Переходы между вагонами были закрытыми, но не герметичными. Сквозь огромные дыры сбоку виднелся проносящийся мимо город. Снизу раздавался стук колесных пар по швам рельсов и тянуло холодом. Я замер, на мгновение вернувшись в свое советское детство. Такие же переходы и такой же перестук, словно и не было прожитых лет. Вот только я слегка постарше, но не так уж сильно.
В голове промелькнула предательская мысль: «Может все это мне приснилось? Мало ли что в поезде привидится?» Я постарался ощутить покалывание в пальцах и мне это сразу же удалось. Нет! Все нормально! Я просто нырнул в одном, а вынырнул в совершенно другом мире. Чему тут удивляться?
Шагнув в чуть более теплый тамбур, я окончательно избавился от дурацких мыслей. Так! Сосредоточиться! Не отвлекаться! Не знаю почему, но я вдруг почувствовал, что этот момент какой-то особенный. Словно кто-то подсказал мне, что решается моя судьба. Что это было? Откуда взялось? Поднять руку и резко опустить. Да пошло оно все! Но нет, я поперся через состав, через вагоны, смотреть, что происходит.
Следующий за нашим вагон был тоже СВ. Четыре купе и все с закрытыми дверями. В коридоре никого. Вот и хорошо.
Дальше шли обычные купейные вагоны. Народ там был. Стоял в коридоре, наблюдая, за проплывающими за окном городскими пейзажами, тревожно следя за происходящим. Было видно, что они посматривают в сторону хвоста состава, словно могут видеть происходящее сквозь стены.
Эти вагоны я прошел быстрым шагом, оттесняя плечом случайных встречных. На всякий случай старался не смотреть в глаза. Не нужно, чтобы меня запомнили.
Еще дальше пошел плацкарт, чередующийся с общими вагонами, где люди сидели по трое на одной полке. Даже в плацкарте народу уже было столько, что протолкнуться оказалось не так просто. Тут уже шумели и громко разговаривали, обсуждая и осуждая произвол полиции.
Во многих купе валялись разбросанные прямо на полу вещи, словно сумки выпотрошили да так и бросили. Народ собирал их и пихал обратно, как попало. Ругался, нервничал, матерился, но пихал.
Пройдя через несколько вагонов, я услышал возгласы недовольства. Кто-то шепотом говорил, что в последнем вагоне устроили чуть ли не пыточную камеру. Другие опровергали это, отстаивая права полиции искать преступников любыми способами.
Еще вагон. Тут словно Мамай прошел. Все перевернуто вверх дном. Сумки, одежда, какие-то коробки. И люди. Люди были помяты. На многих разодранные куртки, испачканные в крови.
Создавалось впечатление, что с каждым вагоном полицейские все больше зверели, не найдя того, кого искали. А искали нас.
В предпоследнем купе сидели несколько человек. Им помогали проводники. Одному накладывали шину. Рука парня явно была сломана. Двоих других зашивали прямо так, на живую. На лицах сильные рассечения, раны на голове.
Кажется, я начинал закипать. Нафига так? Зачем применять силу? Или они сопротивлялись?
— Что тут произошло? — спросил я проводника, остановившись у купе-лазарета.
— Полиция, — коротко ответил мужчина в форме железнодорожника, не отвлекаясь от наложения бинтов.
— За что их?
— Да кто-ж их разберет? Этого, — он ткнул на парня с рассеченным виском и сильно подбитым глазом, — за то, что отказался открыть чемодан. Кого-то, за сопротивление при обыске. Руку сломали, потому что посчитали, что он что-то знает о преступнике.
Я внимательно посмотрел на парня, которому накладывали шину. Я его точно не знал и не помню, чтобы видел.
— Почему в тех вагонах ситуация лучше? — спросил я, указав в сторону головы состава.
— Надеялись, что еще найдут. А тут предпоследний вагон — звереть начали. Майор один их сильно кричал. Мол точно знает, что преступники в поезде, а раз не нашли, значит кто-то помог укрыться.
— Так может, в первых вагонах помогли? — поинтересовался я. — Может в СВ?
— Там нельзя бесчинствовать. Серьезные люди едут. Могут даже из «Палаты» оказаться. Говорят, один из преступников высокородный. А где попытаться скрыться высокородному, как не среди черни?
Об этом я, кстати, не подумал. Никогда так не мыслил. Прятаться за чьими-то спинами? Не по мне это!
— Что там дальше? — закипая спросил я.
— Последний вагон, — ответил все тот же проводник. — Сами догадайтесь. А почему вы, собственно, интересуетесь? — заподозрил что-то неладное железнодорожник.
Поздно. Я развернулся и пошел к переходу в последний вагон. Если бы я намеренно не скрывал свой дар, то разряды бы уже искрились на моих ладонях. Я ощущал свою силу, но старался сдерживаться. С каждым шагом становилось все сложнее это делать.
Пройдя последний переход, я остановился в тамбуре.
Здесь стояла ощутимая прохлада, а потому железистый запах крови резанул обоняние не хуже отвратительного парфюма. Пол мелко потряхивало из стороны в сторону. Последний вагон качало сильнее всего.
Я прислушался.
Из вагона передо мной доносились крики. Высокий голос майора я узнал сразу. Он что-то спрашивал, в ответ раздавалось только невнятное мычание. Затем послышался звук похожий на электрические разряды, и дальше вопль. Кто-то орал от боли. И тут же раздался тонкий плач ребенка.
Да вы совсем охренели!
Я рванул ручку, и дверь распахнулась, открыв передо мной наполненный ужасом, болью и смрадными испарениями проход.
Примерно посередине вагона стоял товарищ майор. Широко расставленные ноги позволяли ему удерживаться в движущемся вагоне вполне комфортно. В правой руке он держал нож с тонким длинным лезвием. Прямо перед ним висел голый по пояс мужчина, подвешенный на каких-то ремнях, растянутых между простенками купе. Всё тело мужчины расчертили кровоточащие порезы. На полу в соседнем купе сжалась в комок женщина, обхватив обеими руками ребенка, стараясь успокоить его.
При моем появлении, майор резко обернулся, увидел меня и улыбнулся.
— А вот и ты! Проходи, тебя-то мы и ждали.
Голоса вокруг стихли. Остался только перестук колес.
— Зачем все это? — спросил я его.
— Чтобы выманить тебя из укрытия. Ты полез в тот вагон, услышав тревожные голоса, если, конечно, не врешь. Значит ты сердобольный. Я был уверен, что, услышав такое, — майор, ткнул кончиком ножа в висящего мужчину, тот застонал, — ты не пройдешь мимо. Не нужно думать, что ты один одаренный. Я — ищейка. И однозначно знал, что вы здесь. Вот только точнее определить место для меня невозможно, ранг не тот. Но я надеюсь, что за твою поимку мне позволят поднять ранг. Я знаю, кто ты такой!
— Если знаешь, — усмехнулся я, — то уверен, что хочешь что б я зашел на огонек?
Я перестал блокировать свою силу, и разряды тут же протянулись от пальцев к полу.
Левой рукой, не обращая внимания на боль, я дотянулся до замка и закрыл дверь вагона. Улыбка сама собой вылезла на лицо.