Я медленно оделась. Я делала это не спеша, нарочно затягивая время. Когда я наконец вошла в гостиную, Грегора уже не было. Я знала, что он больше не вернется. Это был первый настоящий плюс в моем списке надежд, но я не испытывала ни радости, ни удовлетворения, а сидела неподвижно, в неудобной позе за журнальным столиком и, опершись на него руками, через равные промежутки времени повторяла: «Ничего, все пройдет, ничего, все пройдет». Ужинать я не могла. Только на следующий день, когда я отнесла его вещи на почту, мне стало легче, и я подумала о том, что у меня появился лишний шанс завоевать Матиаса. Кроме того, я почувствовала себя более свободной, чтобы приступить к выполнению главной своей цели — абсурдной попытки разгадать Камиллу.
Каска лежала у меня на трюмо. Она была огромной и владела всем пространством комнаты. Вопреки всем доводам рассудка, через несколько дней после визита к маме я пошла в лавку старьевщика и купила ее. Владелец магазинчика, молодой человек, зло посмотрел на меня и сказал: «Что, хорошие воспоминания?»
— Если эти вещи вам не нравятся, зачем вы тогда продаете их? — спросила я, но он ничего не ответил. Цена была высокой. Молодой человек объяснил, что у него нет бумаги, чтобы запаковать каску. Я стеснялась нести ее домой неупакованной и пошла искать канцелярский магазин. Когда я вернулась, продавец с любопытством наблюдал, как я заворачиваю каску в бумагу. Я не очень-то ловко справлялась с этим занятием. Принеся каску домой, я поняла, что ее покупка не была простым капризом с моей стороны. Я все больше осознавала тайные причины, которые двигали мной и которые я хотела скрыть даже от себя самой.
Пришла Инга, мы болтали о работе и повседневных делах. Когда я прошла за чем-то в спальню, она через открытую дверь увидела каску и была неприятно поражена. Она спросила, зачем она мне. Я могла бы легко что-нибудь придумать, но не стала этого делать и рассказала ей не только о том, откуда и как каска появилась у меня, но и зачем. Я вела себя так, словно была под гипнозом.
Это случилось, когда я уже почти точно знала, что Юрген изменяет мне. У меня не было доказательств, да я и не хотела их иметь и избегала любой возможности получить их. Юрген часто задерживался вечерами, не объясняя мне почему. В выходные дни он зачем-то назначал встречи с зарубежными партнерами или что-нибудь в этом роде. Он стал особенно внимателен ко мне и беспрерывно пытался выполнить мои желания, даже если у меня их не было. Я видела, что он, как и я, страдает и вряд ли вполне счастлив. Я не задавала вопросов. Во мне росли беспокойство и тревога, и я вела себя несвойственным мне образом: или была слишком активна — ходила одна в театр, на доклады, в школу иностранных языков, достала пролежавшие много лет коньки, делала зарядку и Бог знает что еще, или погружалась в летаргическое состояние — по полдня не вставала с постели, ходила целый день в халате, непричесанная, ненакрашенная, а потом, когда Юрген приходил домой, старалась не попадаться ему на глаза. Во время одной из активных фаз мне вдруг пришла в голову идея устроить праздник. Была масленица. Матиас сразу же загорелся этой затеей и обещал мне помочь. Юрген, казалось, был не в восторге от моего предложения, но все же, видимо из чувства вины, не сказал «нет», Я составила список гостей, в котором было примерно тридцать человек. Потом я вычеркнула два имени, но позже решила их оставить, однако всякий раз, когда я брала список в руки, они, написанные красными чернилами, бросались мне в глаза. Камилла и Франц Эрб.
— Камилла, — спросила Инга, — это та женщина, которая тебя преследовала?
Инга знала о Камилле немного. Она не могла понять всех обстоятельств этой истории. Это было и не важно. Я должна была рассказать ее и, утвердительно кивнув в ответ, продолжала:
— Я не сказала Юргену, что пригласила Камиллу с мужем. Это не значит, что я хотела их видеть. У меня просто не хватило смелости обойти Камиллу, которая наверняка узнала бы об этом празднике. В один из редких вечеров, когда Юрген был дома, я спросила его, какова, по его мнению, должна быть основная идея праздника. Вопрос был некстати, я знала, что Юрген не хочет иметь никакого отношения к этой затее. Он с трудом подавил раздражение, потом взглянул на меня так, как будто видел меня насквозь, и сказал: «Ты так долго ломала голову над этим праздником, неужели ты сама не можешь хоть что-нибудь предложить?»
— Я бы на его месте задала точно такой же вопрос, — сказала Инга.
— Ты права, но я была тогда в полной растерянности. Что бы я ни делала, о чем бы ни думала — все казалось мне неинтересным, неумным и неестественным. Конечно, я думала и о девизе праздника. Может быть, некоторые из моих идей были вполне приемлемыми, но я просто не отваживалась рассказать о них Юргену из страха быть смешной. Сейчас мне это кажется глупым, малодушным, но тогда я не могла вести себя иначе. Я пробормотала, что все, что мне пришло в голову, не годится, но я убеждена, что он найдет правильное решение.
— Ты подчинилась ему и этим только усложнила его жизнь, — вставила Инга.
— Может быть. В любом случае он или не мог, или не хотел об этом думать. Он что-то бурчал себе под нос, потом встал и сказал: «Возьми что-нибудь типа „Прошедшее и грядущее“. Эта тема универсальна, и каждый сможет подобрать костюм, который ему нравится».
Инга сочла это решение простым, не особенно оригинальным.
Я подтвердила, что подумала точно так же, но не стала противоречить Юргену и мучить его дальше, когда он поднялся, вздохнув с облегчением. Матиасу, которому тогда было десять лет, этот девиз показался скучным. Но, несмотря на это, он ярко раскрасил приглашения. Это внесло в мои приготовления радостную ноту. Когда я разослала их, то пожалела, что затеяла все это, однако было уже поздно.
До начала праздника оставалось еще три недели. Вечерами я сидела с Матиасом в детской, и мы мастерили из бумаги и фольги декорации. Они должны были изменить вид всей квартиры, начавшись уже в прихожей. Матиас относился к этим приготовлениям с необычной серьезностью и рвением. Проведя с ним полчаса или час, я уходила, чтобы заняться другими делами, и оставляла его одного. «Мама, ты где?» — кричал он время от времени и показывал мне, что он успел сделать. Я по большей части даже не смотрела на его поделки, только кивала головой. Мне все было противно.
— С тобой нелегко было жить в то время, — произнесла Инга.
— Да, — сказала я, — когда я сейчас вспоминаю те дни, то думаю, что вряд ли мужу и сыну доставляло большое удовольствие общение со мной. Но я и сама себе не нравилась. Примерно за неделю до праздника я объявила Юргену, что передумала и не хочу ничего устраивать. Я собиралась сообщить всем о своем решении под каким-нибудь удобным предлогом. Юрген разозлился, но потом с каменным выражением на лице сказал, что я должна сделать так, как считаю нужным. Тогда я решила оставить все по-прежнему, но мужу ничего не сказала. Не без задней мысли.
— Могу представить, что ты задумала, — сказала Инга, — Наверное, дня за два до праздника ты спросила его: «Ну, как у тебя дела с костюмом?»
— Ты угадала. Именно это я и спросила как бы невзначай, мимоходом. Он удивленно посмотрел на меня: «Какой костюм?» Я прикинулась изумленной: «Ты всерьез принял мои слова? Разумеется, я не собиралась отказываться. Разве ты не заметил, что Матиас все время мастерит декорации? Конечно, если так долго не заглядывать в детскую». Юргену стоило больших усилий взять себя в руки.
«Я был в детской, Рената. Но я не придал значения тому, что в комнате Матиаса все еще разложены украшения». — «Хорошо, — ответила я, — тогда отвлекись, пожалуйста, на полчаса от своих мыслей и подумай, в каком костюме ты хочешь быть на вечере. Сходи в пункт проката и выбери себе костюм».
Я была довольна собой. То есть мне казалось, что была довольна. На самом деле все внутри меня дрожало и вибрировало, приступы слабости следовали один за другим. Юрген молчал. «Что случилось? — с вызовом спросила я. — Почему ты не отвечаешь?» — «Потому что мне тяжело отвечать, Рената. Я, собственно говоря, не буду принимать участия в этом празднике». — «Ты с ума сошел, — закричала я. — Прикажешь мне одной управляться с тридцатью гостями на костюмированном балу? Ты не можешь бросить меня в беде». — «Смогу, — сказал Юрген, — вот увидишь». И тут произошло то, чего я никогда не позволила бы себе раньше и что меня всегда отталкивало в других женщинах.
— У тебя началась истерика, — сказала Инга.
— Да. Я устроила Юргену сцену. Это было отвратительно. До этого с нами не случалось ничего подобного, а тут все было разыграно по всем правилам. Я плакала, громко, несдержанно, что-то шептала, кричала, потом замолкала. Наконец я высказала ему все, в чем хотела упрекнуть, говорила все это то с иронией и знанием дела, то опять переходила на истерический тон и обвиняла его без всяких доказательств. Тогда я впервые сказала ему, что знаю, что он изменяет мне, и даже назвала ее имя.
Юрген выслушал все молча, он стоял прямо и неподвижно, как оловянный солдатик, который безропотно должен принять все, что ему скажут.
Когда я наконец замолчала, совершенно выбившись из сил, опустошенная тем, что произошло, и уже не знала, что мне делать дальше, он сказал: «Я совсем не хотел этого, Рената, правда». — «А почему, — спросила я, немного помолчав и упокоившись, — почему ты тогда это сделал?» — «Я не знаю, — ответил Юрген, — все произошло как-то само собой, возникло и увлекло меня. Я начал жить совсем другой жизнью». — «Неужели она настолько лучше меня?» — спросила я. «Нет, — ответил Юрген, — но она другая». — «И тебе нужно это другое?» — «Может быть, — сказал он, — я не знаю». — «Ты ничего не хотел и не знаешь, нужно ли тебе это, и все же все уничтожил». — «Для меня, — сказал Юрген, — ничего не уничтожено. Это только отрезок моей жизни, который я прожил замечательно. Он закончился, а новый начался. Я очень хочу, чтобы ты восприняла все так же, как я».
Как просто. Оказалось, что совсем просто выслушать все это. Только пережить тяжело. Не только мне. Нам обоим. Но в этом Юрген не хотел признаваться. Он хотел уйти из нашего брака так, как выходил из комнаты, когда мы решали неприятные и тяжелые проблемы.
«Ты не оставляешь нам никакого шанса?» — спросила я против своей воли. Юрген хотел ответить, но медлил. Он отвернулся и оставил меня стоять в одиночестве.
Я заметила, что эта часть моего рассказа неприятна Инге, и сказала, что не могла не упомянуть об этой ситуации, иначе она не поймет, что случилось дальше.
— Ну хорошо, — сказала Инга. — Ты действительно верила, что после этого разговора у тебя еще остался шанс все исправить?
— Да, — сказала я, — именно это придавало всему празднику значение чего-то необычного, фантастического. У меня было в запасе еще два дня. Я не хотела ни признаться себе в том, что Юргена на этом балу не будет, ни в том, что он решил бросить меня. Я выбрала костюм продавщицы лотерейных билетов, какой носили в Вене в прошлом веке. Мне был сорок один год, и я очень хотела молодо выглядеть. Этому должно было помочь сиреневое хлопчатобумажное платье в белую полоску, с высокой талией, глубоким вырезом и широкой, украшенной воланами юбкой. На голове у меня была желтая соломенная шляпка с белыми лентами, которые завязывались под подбородком. Из-под нее выбивались локоны светло-каштановых волос. Над этой прической долго трудился мой парикмахер. Лоток для лотерейных билетов, который висел на широких кожаных ремнях, перекинутых через шею, я сделала сама из большой коробки, обклеенной красной фольгой. Я заполнила ее лотерейными билетами, которые надписала в ночь перед праздником. Это были маленькие разноцветные записочки, сложенные вчетверо, пустые и с выигрышами. Каждый гость мог получить хороший приз.
— То есть в самый последний момент ты развила невероятную энергию, — сказала Инга.
— Наверное, это была энергия отчаяния. Холодные закуски удались мне как никогда. Я работала как лошадь, но была словно в трансе. Перед самым праздником мне позвонила Камилла и под каким-то предлогом выпытала у меня, в каком костюме я буду. Я очень разозлилась.
Юрген в тот день, как всегда, ушел в бюро. Когда он прощался, я была в кухне. Он сказал «до свидания», как обычно в последние недели — не глядя на меня, торопливо и смущенно. «Возвращайся пораньше», — попросила я. Он слышал это, так как дверь за ним еще не закрылась.
День прошел незаметно. После обеда Матиас слонялся по квартире, мешал мне, надоедал просьбами. Я пообещала, что он проведет один час с гостями. Комнатные цветы я на время убрала, мебель составила в одно место, служащие фирмы проката привезли смешные, пышно украшенные золотом кресла и столики. В пять часов, когда суета несколько улеглась, Юргена еще не было. Я прошла в спальню, посмотрела, все ли его вещи на месте, но так и не смогла определить это точно. Я приняла душ, прилегла, потом вскочила, выпила рюмку коньяка. Пришел Матиас и спросил, где папа. Я позвонила ему, он подошел к телефону. «Останься», — кричала я в трубку. «Останься», — шептала я. Матиас ушел, хлопнув дверью. Мне хотелось рыдать от гнева, но вместо этого меня стала мучить икота. В семь Юрген все еще не появился. Пришло время одеваться.
— Знаешь, — сказала Инга, — это простая и банальная история, но, когда я слушаю тебя, меня пробирает дрожь.
Рассказывая об этом через столько лет, я испытывала то же самое. Я постаралась преодолеть это состояние и продолжила:
— Несмотря на мою растерянность и беспокойство, выглядела я неплохо. В другой ситуации я осталась бы довольна своим отражением в зеркале, но сейчас я казалась карикатурой на саму себя. Я надела на лицо улыбку, когда за дверью раздался первый звонок. Я заранее придумала причину, объясняющую отсутствие Юргена. «Мой муж, — сказала я вошедшим римскому императору и астронавтке, — еще не вернулся из деловой поездки, у него задерживается самолет. Но он обязательно приедет, обязательно». Этими же словами я встретила князя времен барокко и даму в костюме для чарльстона, затем компьютер с прорезями для глаз и девушку в костюме гогеновских героинь. Вскоре собралось все общество. Было видно, что все очень тщательно готовились к этому вечеру и теперь восхищались друг другом, мной, а я гостями. Франц Эрб и Камилла пришли последними.
— Интересно, что было дальше, — сказала Инга.
Франц Эрб не стал ничего выдумывать. Он пришел в обычном охотничьем костюме, выглядел как всегда и сказал, извиняясь, что это его любимый костюм и в нем он чувствует себя лучше всего. Смысл наряда Камиллы я не поняла. На ней был длинный черный костюм, состоящий из узкой юбки и жакета свободного покроя. Он был сшит из тяжелого, добротного, очень дорогого шелка. Под жакет была надета кружевная блузка бирюзового цвета, на шее — бусы из жемчуга. Я не знала, какой персонаж она хотела изобразить. Все удивленно смотрели на нее. Когда я начала свои объяснения по поводу Юргена, она оборвала меня и сказала: «Как жаль, что твой муж сегодня не будет присутствовать». В этот момент я поняла, что надеяться мне больше не на что.
— Я не понимаю, — сказала Инга.
— Может быть, ты все поймешь, когда я расскажу эту историю до конца. Я должна упомянуть, что Камилла принесла с собой бумажный пакет, какие дают в магазинах. На нем крупными буквами было напечатано название какой-то фирмы. Я подумала, что в нем подарок для меня, но Камилла тихо попросила меня убрать куда-нибудь мешок. Я указала ей место в прихожей. Все это время я вела себя и говорила, как обычно, мои мысли были ясны и взвешены, только казалось, что все это происходит не со мной. Среди гостей, костюмы которых были подобраны с большой фантазией, охотничье одеяние Франца Эрба и элегантный, но никак не карнавальный костюм Камиллы очень бросались в глаза. Однако гости быстро забыли и об отсутствующем хозяине, и об этой странной паре. Все наслаждались закусками, пили, танцевали. Скоро стало довольно шумно, и все перестали замечать даже меня. Матиас резвился среди гостей, пытаясь заменить отца тем, что постоянно наполнял пустые бокалы. Вскоре и на него уже никто не обращал внимания и не благодарил. Какое-то время он еще занимался стереосистемой, а потом пошел спать. Мне было одиноко, я ненавидела этот праздник, ненавидела Юргена и Камиллу. Свой лоток я сняла. Призы, тщательно расставленные мной накануне, давно уже рассмотрели, обсудили и разбросали. Я не могла думать ни о ком другом, кроме Юргена. Не шел у меня из головы и странный наряд Камиллы, и то, что она была в курсе дел моего мужа.
— Почему, — хотела знать Инга, — ты не попыталась все выяснить? Почему ты не спросила ее, откуда ей все известно о Юргене и что она намеревается делать?
— Я хотела узнать правду как можно позже. Ведь мне было совершенно ясно, что все выяснится в этот вечер.
Незадолго до полуночи гости шумно потребовали распределения призов. Я стала искать свой красный лоток. Он куда-то исчез. Проходя мимо Камиллы, которая разговаривала с одним из гостей, я расслышала только два слова: моя дочь. В этот момент я поняла, что означает наряд Камиллы. Именно так и не иначе одеваются, когда идут на свадьбу. Именно с такой сдержанной и все же полной смысла торжественной элегантностью. Да, это была она: великолепная и эффектная мать невесты.
— Может быть, ты преувеличивала, — сомневалась Инга, — твоя фантазия слишком разыгралась и причиной всех этих мыслей был страх?
— Нет, — ответила я, — слушай дальше. Несмотря на вывод, который сделала, я продолжала поиски лотка. На настойчивые просьбы гостей я пыталась судорожно шутить.
Вдруг передо мной появилась Камилла и спросила, нельзя ли ей помочь мне. Я сказала: «Да. То есть нет. Как хочешь». — «Ящик с лотерейными билетами стоит в другой комнате, если ты его ищешь», — спокойно сказала она. Лоток стоял на буфете. Он был придвинут к самой стене. О нем мог знать только тот, кто его поставил туда. Камилла достала его. «Ты выглядишь усталой, Рената, давай вместе раздавать билеты». Я хотела отказаться, но Камилла уже взяла себе часть пестрых записок. «Подожди, — сказала я, — нам нужен какой-то сосуд или что-то в этом роде, куда мы могли бы положить билеты». — «Не ищи, — ответила она, — у меня, кажется, есть как раз то, что нужно». Она вышла. Я видела, что она пошла в прихожую.
Гости встали в круг, начали аплодировать, некоторые уже изрядно выпили и громко выкрикивали какие-то глупые замечания, один громче другого. Не знаю, откуда у меня взялись силы войти в этот круг, но я сделала это, причем была уверена, что веду себя естественно и свободно. «Минуту терпения, — крикнула я, — сейчас придет моя подруга Камилла с остальными билетами». — «Где она, черт с ней, сколько можно ждать», — услышала я в ответ. Наконец дверь отворилась и появилась Камилла. Она несла какую-то посудину, нельзя было разобрать, что именно, так как Камилла обхватила ее руками и при этом еще растопырила пальцы. Она подошла к ближайшему из гостей и сказала: «Пожалуйста, берите билеты». Тот вдруг отпрянул, другие с любопытством столпились вокруг Камиллы, все как-то странно оживились. Я осталась стоять одна с моим полупустым красным лотком. Я знал а, что тоже должна подойти к Камилле и, когда я сделаю это, случится что-то неприятное и ужасное.
— Что же ты сделала? — взволнованно спросила Инга.