- Мой юный друг, - серьезно проговорил Патрик, - принимать вас у себя для меня большая честь. Ни о какой конюшне не может быть и речи.
Генри тряхнул головой.
- Но это не должна быть cas de charite <милостыня>(фр.).>. Ни в коем случае. На свое содержание я должен заработать деньги сам.
- Кем был ваш отец? - Последнее замечание гордого мальчика Патрик пропустил мимо ушей.
- Генри напрягся.
- Это не важно, потому что он умер. А воспитал меня месье Пере, рыбак.
- Кто научил вас делать поклоны? - спросила Софи. - И говорить по-английски?
- Давным-давно у меня была няня, англичанка, - неохотно ответил Генри. - Но она и maman... их уже нет в живых.
В том, что Генри сын аристократа, не было никаких сомнений. Может быть, в Лондоне удастся отыскать кого-нибудь из его родственников, которые спаслись от репрессий?
- Генри, вы помните фамилию отца? - мягко спросил Патрик.
- Месье Ли Латур, - отозвался Генри после непродолжительного молчания. И затем, встретившись глазами с Патриком, добавил: - Граф Савойский.
- Вот и замечательно, - весело заключила Софи, беря за руку Генри. Ваше общество в Лондоне мне будет очень приятно. Знаете, иногда бывает так одиноко.
Патрик с трудом сдержал улыбку. Чтобы Софи когда-либо было одиноко? В это трудно поверить.
- Возможно, я принадлежу к знатному роду, - удрученно произнес Генри и потупился. - Но подтвердить титул нет никакой возможности, и, значит, сейчас я никто.
- Я прошу вас сделать одолжение, - сказал Патрик. - Дело в том, что время от времени мне приходится надолго покидать дом. А моя супруга, как вы только что слышали, иногда чувствует себя одинокой. Вы могли бы быть ее... ну скажем, личным адъютантом. На время моего отсутствия.
Генри молчал.
- Но возвратиться во Францию у вас нет возможности, - заметила Софи. Ив монастыре тоже вечно вы оставаться не можете.
Мальчик все еще колебался, так что пришлось вмешаться Патрику.
- Я уверен, ваш отец желал бы этого, - произнес он твердо.
- Я совершенно не помню отца.
Черт возьми, этот парень упрям как осел!
- В таком случае вам просто придется поверить мне на слово, - объявил Патрик. - Ваш отец, несомненно, пожелал бы, чтобы вы жили в доме аристократа, а не в уэльском монастыре и уж определенно не на конюшне.
- Итак, договорились? - Софи обворожительно улыбнулась. - Генри, не могли бы вы найти Симону и Флоре и сообщить, что мы готовы возвратиться на "Ларк"?
Как только Генри скрылся из виду, к ним приблизился Джон Хенкфорд. Он слышал весь разговор.
- Признаюсь, когда прибыл ваш слуга и сообщил, что вы остановитесь здесь на ночлег, я сожалел. Потому что полагал, что у всех лондонских черные сердца. Но теперь я счастлив заявить и заявляю: это не так. Не у всех лондонских черные сердца.
Софи собралась что-то ответить, но Джон ее прервал:
- И еще, мэм, я... я поражен, как хорошо вы говорите на нашем языке. И тронут, по-настоящему тронут. Так и скажу друзьям в пабе сегодня вечером. Лондонцы, которые говорят поваллийски! Одного этого достаточно - по крайней мере для меня, - чтобы поверить, что англичане не такие уж плохие.
Софи с тревогой посмотрела на Патрика. Такой поворот в разговоре его, очевидно, сбил с толку.
Ладно. Игра окончена, и потому можно не таиться. Она перешла на валлийский и тепло попрощалась с Джоном и его матерью. А затем с милой улыбкой повернулась к мужу:
- Будем возвращаться на "Ларк"? - Ее сердце колотилось. Он рассердился? Кажется, нет. Выглядит слегка озадаченным.
- Ты свободно говоришь по-валлийски, - сказал Патрик, как только они вышли в коридор. - Выходит, твоя мама француженка из Уэльса? Ничего себе комбинация.
- Мама тут ни при чем, - ответила Софи. - Просто одно время у нас работала прачка родом из Уэльса.
- Прачка! - удивился Патрик.
- Да, прачка, - подтвердила Софи. - Ее звали Мэри. Поскольку гувернантки в этот период у меня не было - матушка их время от времени увольняла, - то я в основном общалась со слугами. Вот так как-то незаметно получилось, что Мэри обучила меня говорить по-валлийски.
- А почему увольняли гувернанток? Ты не могла с ними поладить?
Софи коротко рассмеялась:
- Нет. Нет, я была очень послушным ребенком. Их увольняли из-за отца.
- Понимаю. - Патрик протянул Софи ее муфту.
Генри, который роль личного адъютанта воспринял со всей серьезностью, уже сопровождал Симону и Флоре вниз по извилистой лестнице к причалу. Солнце уже стояло высоко над головой. В небе парили два ястреба, делая круги над покосившимися трубами монастыря.
- Посмотри, ястребы, - воскликнула Софи, пытаясь сменить тему. - Моя няня обычно говорила, что ястребы смахивают с неба паутину.
- Значит, у тебя была еще няня, - задумчиво проговорил Патрик. - И ты все равно общалась с прачкой.
- Няня вышла замуж за брата Мэри, - объяснила Софи. - Именно поэтому она и появилась в нашем доме. Отец признавал только служанок-француженок.
Патрик усмехнулся. Забавное детство было у жены.
- Значит, все служанки у вас были француженки, включая гувернанток, которых твой отец, как я понимаю, обхаживал.
- Обхаживал - не то слово, - сказала Софи. - Обычно он брал их наскоком. - Она помолчала. - Это сильно огорчало маму.
- И она их увольняла?
- Да, - призналась Софи. - Но бывали и исключения. Не со всеми у папы получалось гладко. Например, мадемуазель Деррида. У нее была необыкновенно пышная грудь. Она пробыла у нас довольно долго.
- И что же?
- Папа делал вокруг нее заходы, но все напрасно. Тогда он временно прекратил попытки, видимо, нашел кого-то на стороне. Вообще-то мадемуазель Деррида была единственной молодой женщиной в нашем доме. Остальные служанки были пожилыми и крайне непривлекательными. Это уже maman постаралась.