- А ты не забыл, что многие думают не так, как ты, и были бы рады англичанам? Там осели многие британцы. Ты ведь тоже по происхождению британец. Разве твой дед - не британский офицер?
На лице Захария появилась растерянность.
- Да, пожалуй. Но это было так давно. И Лисса, и я - мы американцы и не храним верность Англии.
- Ты напомнил мне, - вмешался Ройс, посмотрев на Доминика, - нашего знакомого из Лондона - Джулиуса Латимера, который часто бывает в Америке. И сейчас он здесь, у друзей, которые живут неподалеку от Батон-Ружа.
При упоминании имени Латимера лицо Доминика переменилось: с него слетела благодушная веселость, а в глазах зажглись недобрые огоньки; его лицо словно внезапно окаменело.
- Джулиус Латимер здесь? - повторил он тихо. - И ты только сейчас говоришь мне об этом? В канун моего отъезда?
Наблюдая за Рейсом и Домиником, Захарий подумал, что они забыли о его присутствии. Он удивленно смотрел на замкнувшееся, потемневшее лицо Доминика, в котором трудно было узнать приятного джентльмена, который очаровал его в этот вечер: Захарию он напомнил гибкую пантеру, готовую к прыжку. Нервно сглотнув, юноша проговорил в напряженной тишине:
- А вы знаете мистера Латимера? Словно только сейчас заметив его присутствие, Ройс и Доминик уставились на молодого человека. Лицо Слэйда изменилось: красивые черты его лица расслабились и вновь стали привлекательными. Он ответил:
- Да. Можно сказать, я знаком с Латимером. Однако, - добавил он насмешливо, - в последний раз, когда я с ним виделся, я смотрел на него сквозь мушку дуэльного пистолета.
Захарий задохнулся от такого ответа, и немой вопрос застыл у него на лице. Но он был слишком воспитан, чтобы высказать его, и Доминик пожалел его:
- Несколько лет назад мистер Латимер и я не сошлись во мнении по поводу одной, ну, скажем, леди. Мы решили дать отдушину нашим чувствам на поле чести.
- И Доминик проделал аккуратненькую дырочку на правой руке Латимера, сказал Ройс с явным удовлетворением. - Но, к несчастью, этим дело не кончилось. Через два дня Дому устроили засаду и напали на него, когда он возвращался из игорного клуба. Его сильно избили. Мы подозревали, чьих рук это дело, но доказательств не было.
- Ox, - выдохнул Захарий и, робко взглянув на Ройса, сказал:
- А я всегда удивлялся, почему вы так пренебрегали Латимером. Он был так вежлив с Лиссой и со мной, несмотря на то что мы должны ему деньги. А ваше отношение к нему ставило меня в тупик.
- Вы должны этой свинье деньги? - резко спросил Доминик.
- К сожалению, - кивнул Захарий, слегка покраснев. - У мистера Латимера расписка моего отца, давно просроченная. И Латимер был так любезен, что не требовал немедленной платы, хотя имел на то полное право. Но если он потребует деньги, я понятия не имею, где мы возьмем столько.
- Пока не беспокойся, - сказал Ройс, - а если он начнет приставать, давить, приходи ко мне.
- Или ко мне, - протянул Доминик. - Латимер мне кое-что задолжал, и мне будет нетрудно заодно уладить и ваши дела, - он натянуто улыбнулся, - так что доставь мне такое удовольствие.
Благодарный и смущенный, Захарий, почти заикаясь, сказал:
- Спасибо, но Лисса говорит, что мы все свои проблемы должны решать сами.
- А ты ничего не говори ей о моем предложении, - посоветовал Доминик, а потом, меняя тему беседы, насмешливо добавил:
- Да, что касается твоей сестры: почему, в конце концов, она не разрешает мне даже взглянуть на ее лошадь, на Фолли?
Захарий ухмыльнулся; улыбка омолодила его и без того юное лицо.
- Вы вывели ее из себя, - признался он. - После вашего ухода она была в ярости. Ни Этьен, ни я не могли близко подойти к ней в тот день.
- Разве это не обычное ее состояние? - спросил недоверчиво Доминик.
- О нет! - засмеялся Захарий. - К Лиссе не подходи, когда она не в начищенных перышках или если речь заходит о продаже Фолли. - Лицо его стало серьезным. - Если бы мы даже не зависели от заработков на этом жеребце, Лисса все равно никогда бы его не продала. Это ее конь, она его воспитывала с самого рождения и слишком его любит!
- О, это звучит так сентиментально! - не без иронии сказал Доминик. - Я не знаю точно, что вы задумали, но без больших денег вам не поможет даже такая лошадь, как Фолли. - Он с сочувствием посмотрел на Захария и продолжил:
- Ни один уважающий себя коневод не пригонит своих лучших кобыл в Уиллоуглен. Я не хотел бы вас обидеть, но до тех пор, пока это имение не будет приведено в порядок, вы не сумеете привлечь тех, кто разводит лошадей. Улыбка затаилась в уголках его губ. - Особенно если их станут приветствовать лопатами, полными навоза, и словами, которые мне довелось выслушать сегодня утром.
Доминик, конечно, задел Захария за живое. Но тот не мог отказать ему в справедливости его слов и в итоге признался:
- Все так, но у нас нет другого выхода, как попытаться. Лисса говорит...
- "Лисса говорит", - повторил за ним Доминик, - а что ты сам думаешь?
Не привыкший высказывать свое мнение, Захарий вдруг начал длинную речь.
К сожалению, его старшие товарищи не подумали, что возможности их юного сотрапезника намного уступают их собственным, и с удивлением обнаружили, что Захарий совсем захмелел. В таком состоянии он не мог ехать домой, даже если бы усидел в седле.
Ройс и Доминик заспорили, кто проводит начинающего пьяницу. Наконец последний заявил:
- Нет нужды тащиться обоим, и поскольку мои чемоданы уже собраны, а твои нет, возвращайся в Дубовую Лощину.
Ройс успел влить в себя изрядное количество бренди и потому несколько осоловело посмотрел на Доминика:
- Ты думаешь, мне следует заставлять слуг в час ночи упаковывать вещи?
- Нет, но я думаю, что ты выпил больше меня. И если бы я не знал, что у тебя крепкая голова и ты доберешься домой без приключений, то не был бы за тебя спокоен.
Ройс обиженно развернулся на горячем мерине:
- Я, - заявил он, стараясь заставить повиноваться ставший неповоротливым язык, - совершенно, совершенно не пьян. Но коль уж ты решил проводить моего кузена, я тебя не удерживаю.
И он пустил лошадь галопом. Улыбнувшись про себя, Доминик тронул поводья своего коня, не спуская глаз с Захария, весьма нетвердо сидящего в седле, что вызывало у Слэйда серьезные сомнения в том, что они доберутся до Уиллоуглена прежде, чем юноша свалится на землю.
К счастью, Захарий оказался лучшим наездником, чем думал Доминик, и они прибыли в Уиллоуглен без приключений. Ночной воздух отрезвил юношу, и его шаги были достаточно твердыми, когда Доминик помогал ему подняться по лестнице в дом, надеясь, что ему удастся тихо уложить подопечного в постель. Но он сделал всего два шага, как одна из дверей распахнулась, и появившаяся на пороге Мелисса взволнованно проговорила:
- О Зак! Как хорошо, что ты наконец дома! Я так беспокоилась. Ты понимаешь, что уже три часа?
Захарий слегка пришел в себя и начал бормотать маловразумительные извинения; Мелисса не замечала Доминика до тех пор, пока тот не прервал бессвязную речь Захария.
- Я думаю, он сейчас слишком пьян и все объяснит вам утром.
Была лунная ночь, и с минуту Мелисса пыталась в сумерках разобрать, кто, кроме Захария, находится на галерее. По тому, как вдруг зачастил ее пульс, она поняла - Доминик. Но ее первой заботой был брат, и она сердито отчеканила:
- А кто виноват? Не ваша ли испорченность и распущенность?
Доминик чувствовал себя смущенно с того момента, как открылась дверь и вышла девушка. Было довольно темно, но он ясно видел высокую стройную фигуру, окутанную чем-то светлым и воздушным. Силуэт, точно привидение, едва различался в слабом лунном свете, распущенные волосы ниспадали на плечи, и на лице Мелиссы не было этих отвратительных очков. Слэйд не различал черт лица, но ему страшно захотелось рассмотреть его, и он приблизился к девушке. Однако ее слова разозлили Доминика, и он, наклонившись, крепко схватил ее за нежную руку и резко притянул к себе.
- Испорченность? - прорычал он. - Если вы хотите знать, что такое испорченность...