Пахло чистым постельным бельем, хорошим зеленым чаем и дорогим мужским парфюмом. Никаких фотографий на стенах, никаких полочек и стульчиков. Девственно чистая прихожая. Ричард Норвуд, судя по всему, был фанатом встроенных шкафов. Ни единой пары обуви не валялось на полу, никаких вешалок и тумбочек в прихожей.
Эмили вошла в кухню и села на единственный табурет. Сумбур в голове улегся, и она решила мыслить логически.
Ричард Норвуд перепутал ключи — и теперь она целую неделю может запросто шастать по его дому. Удручает только одно: порученные ей Кошки находятся в заточении в соседнем доме. Эмили потянулась к холодильнику и открыла его. Пусто.
Ну правильно. Корм у кошек дома. И туда не попасть. Кошки сдохнут за неделю, и Ричард Норвуд на Эмили обидится, хотя она здесь совершенно ни при чем.
Она вздохнула и поднялась с табурета. Для начала надо купить корм, а там видно будет.
В ночном супермаркете нашелся кошачий корм, Эмили купила его на неделю вперед, а заодно купила себе всякой вредной еды вроде замороженной лазаньи, равиолей, пицц и майонеза со сливками. Смысл купленного дошел до нее уже в машине — она невольно воспринимала дом Ричарда Норвуда своим. Холодильник же пустой?
Эмили поставила кастрюлю с водой на конфорку, пошарила по шкафчикам, нашла какие-то приправы и высыпала их в кастрюлю. Убавила огонь и отправилась на разведку в сад.
Беглое изучение устройства соседского окна принесло неутешительные, но обнадеживающие результаты: само окно соседа было закрыто, но форточку он оставил приоткрытой. Кошки почуяли присутствие Эмили и орали уже под окном, требуя еды и внимания. Эмили беспомощно огляделась по сторонам. Никого. Пусто и тихо.
Она вернулась на кухню и бросила равиоли в кипяток. Мозг трудился на пределе возможностей. Надо каким-то образом забраться на окно соседа и пропихнуть еду в форточку. Это единственный способ спасти животных от голодной смерти и выполнить свои обязательства перед Ричардом Норвудом.
Для начала требовались подручные материалы. Правда, прежде она решила поесть — и от нервов смолотила всю упаковку равиолей. Потом сняла офисные туфли, разыскала в шкафчике стоптанные кроссовки Ричарда Норвуда и отправилась на улицу.
К часу ночи Эмили Феллоуз натерла ногу и перезнакомилась со всеми бродягами в окрестностях. Все близлежащие помойки были исследованы на предмет подходящих досок, и искомые нашлись только на задворках уже знакомого фитнес — центра. Под покровом ночи сотрудница фирмы «Хэмиш интелтек» бодро таскала доски челночным методом, для придания же процессу бодрости напевала под нос популярные мотивы.
В два часа ночи стройматериалы были перенесены к дому Ричарда Норвуда и сложены в саду. Эмили попила чаю и принялась строить леса. Несколько досок пришлось отбраковать, они оказались коротковаты, и к трем часам ночи Эмили с сомнением уставилась на шаткий помост, воздвигнутый под окном соседского дома.
Шаткая конструкция угрожающе кренилась и раскачивалась, но Эмили заставляла себя думать о кошках — и не думать о полицейских и бдительных соседях. Оказавшись под форточкой, Эмили очень осторожно сплясала праздничный танец и принялась пропихивать корм в форточку. Кошки прыгали под окном с другой стороны и радовались ничуть не меньше.
К четырем часам отважная спасительница трех кошачьих жизней вернулась в дом своего босса и повалилась на кровать Ричарда Норвуда прямо в одежде. Возможно, согласно народной мудрости, на новом месте ей и должен был присниться жених, но исторической правды ради отметим, что спала она мертвым черным сном без сновидений.
Утро следующего дня началось для Эмили часов в двенадцать, так что на работе она оказалась в два. Соседки по офису с подозрением косились на ее босые ноги — колготки она порвала вчера на досках, но сказать что — либо не решились. Эмили поработала часика два и сбежала, чтобы заехать домой и переодеться.
В джинсах было гораздо удобнее, и Эмили повеселела. Рассматривая свое лицо, на котором были видны следы бессонной ночи, она вдруг подумала, что совершенно ни к чему мотаться туда — обратно каждый день, лучше взять с собой запасную одежду и пожить в квартире Ричарда Норвуда до его возвращения. Даже необязательно его дожидаться — в субботу она в последний раз покормит кошек и уедет…
С этой благочестивой мыслью Эмили отправилась собирать сумку.
Эта неделя вместила в себя очень много событий — и вместе с тем была на редкость тихой и мирной.
Эмили Феллоуз преспокойно обитала в доме своего начальника и совершенствовалась в искусстве кормления животных через форточку. Кошки привыкли к ней и радостно приветствовали сквозь стекло. Перед сном Эмили готовила что-нибудь в микроволновке, а потом долго сидела в саду и смотрела в бархатное ночное небо, мечтая о Ричарде Норвуде.
Ричард Норвуд в свою очередь почти не имел свободного времени для мечтаний о Эмили. Гостеприимство Стивена Шермана практически не знало границ, и Ричард с ужасом понимал, что уже с трудом отличает день от ночи. То ли закат, то ли рассвет. И лошади, лошади, лошади…
Рози Шайе в срочном порядке оформляла визу во Францию. Молчаливый Франсуа Монферран каждый вечер встречал ее после работы, и они гуляли по ночному Чикаго.
Гай Боннэр набрал за неделю четыре килограмма и стал с трудом влезать в любимые джинсы от Армани. Дело в том, что Фил, как честный мужчина, оставил дом Рози и окончательно обосновался у Гая в квартире, едва ли не каждый вечер балуя душевного друга Гая блинчиками, пирогами с черникой и прочими кулинарными изысками. Душевные раны Фила потихоньку затягивались, а Гай с некоторым изумлением выяснил, что приходить с работы домой, где тебя кто-то ждет — даже если это небритый здоровенный громила в кожаных брюках и растянутой майке, — очень даже приятно.
Корпорация «Хэмиш интелтек» работала без сбоев.
Ларри Норвуд ровно в девять вечера желал своей маме Тессе спокойной ночи и забирался с головой под одеяло. Примерно до двенадцати он болтал по телефону с девочкой по имени Лори, и ни слова про секс в этих разговорах не было.
Но время бежит неумолимо, и суббота тем не менее настала.
Ранним утром в субботу невыспавшийся и небритый Ричард Норвуд стоял перед дверью своего дома и в недоумении таращился на связку ключей, которые ничего не открывали. Вроде бы все было правильно — и дверь его, и ключи похожи, но открыть никак не получалось. Ричард Норвуд тяжело вздохнул и поклялся самому себе в дальнейшем вести переговоры с Шерманом только по телефону, после чего предпринял последнюю попытку открыть дверь. В результате замок щелкнул и открылся, Ричард Норвуд не удержал равновесие и шагнул внутрь чуть более поспешно, чем планировал…
И машинально заключил в объятия растрепанное видение, одетое в застиранную футболку и его собственные тапочки. Видение громко завизжало, Ричард Норвуд отпрянул — и узнал женщину своей мечты. Эмили Феллоуз стояла перед ним, да еще в том самом виде, в котором он даже боялся себе ее представить. Ричард Норвуд открыл рот, чтобы хоть что-нибудь сказать, — и молча сгреб Эмили в объятия. Дверь медленно закрылась за ними, свято оберегая частную жизнь двух измучившихся в разлуке влюбленных.
Он раздевал ее медленно, потому что хотел наслаждаться этим прекрасным телом не спеша, никуда не торопясь. Он целовал ее плечи и руки, медленно скользил пальцами по гладким стройным ногам, то прижимал ее к себе, то отстранялся, чтобы увидеть, рассмотреть, запомнить навсегда, каково это — впервые увидеть свою женщину обнаженной…
Эмили обмирала в его объятиях, жмурилась и мурлыкала, словно все соседские кошки разом, цеплялась за Ричарда Норвуда, не в силах отпустить его, втягивала ноздрями запах его волос, его сильного, желанного тела…
В какой-то момент он ужаснулся тому, что он весь грязный и потный, после многочасового перелета из Техаса, и стал торопливо пятиться в сторону ванной, но отважная Эмили его не отпустила, и потому под душ они встали вдвоем, едва не забыв раздеться.
Тугие струи били по разгоряченной коже, и Ричард захлебывался поцелуями Эмили, счастливо улыбаясь и постанывая от невозможности пережить это огромное облегчение — она здесь, с ним, она принадлежит ему одному, и больше не нужно мучиться и подыскивать слова, которые все равно оставались бы только словами…
А потом он подхватил ее на руки и понес в комнату, и они вместе рухнули в разобранную и еще теплую кровать, а солнце, смеясь, затопило комнату и позолотило кожу Эмили, отразилось в изумрудных глазах, изумленно распахнутых и счастливых, бесстыжих и святых…
Ни он, ни она не заметили того мгновения, когда их тела стали едины. Это было слишком естественно для них — любить друг друга, и потому они просто сделали то, что и следовало сделать уже давно: стали едины…
Прерывистое дыхание Эмили становилось все громче. Иногда сквозь бессвязные шепоты прорывался блаженный стон, и тогда Ричарду хотелось умереть от счастья, улететь прямо в бирюзовое небо и раствориться в солнечном золоте.
Раскаленный шелк простыни был грубее дерюги, ибо под пальцами мужчины переливался атлас кожи женщины, и он зарывался лицом в ее разметавшиеся по подушке волосы.
А потом комната взорвалась и стала Бесконечностью, и солнце разбрызгалось миллионами сверхновых звезд, а среди шепотов и криков Вечности родились всхлипывающие и смеющиеся, нежные и смелые слова:
Я так люблю тебя, я не могу без тебя дышать, не отпускай меня никогда!
Всему на свете суждено закончиться, со временем станут песком — города, пылью — золото, памятью — песни, но ты все — таки не отпускай меня никогда, слышишь?
Я буду там, где не останется ничего, кроме последнего рубежа, там, где небо потеряет отличие от земли, где в шуршании ветра будет шепот Вечности. Я буду там. Я возьму тебя за руку и поведу в небеса — потому что я люблю тебя.
Они лежали, обнявшись, обессиленные и счастливые, и не было сил даже на то, чтобы пойти попить водички и сказать хоть слово. Ричард Норвуд лениво перебирал кольца волос Эмили, рассыпавшиеся у него по груди, а Эмили осторожно трогала губами его плечо, ужасаясь и восхищаясь тому, что она наделала.
Она лежит в одной постели с мужчиной, который ей совершенно не подходит. У их романа нет продолжения — и все — таки ей так хорошо, как не было хорошо никогда и ни с кем, и почему-то где-то внутри живет ощущение, что все будет хорошо и они будут вместе всегда, каждую минуту…
Телефон разорвал ленивую полуденную тишину противной трелью. Ричард Норвуд вздрогнул и сел, нашаривая проклятый аппарат под кроватью. Эмили вздохнула и перевернулась на другой бок. Она не может этому помешать, но уж смотреть на это она не обязана!
Голос Тессы вибрировал в трубке, слышимость была просто отличная.
— Дик, это хамство! Ты же обещал Ларри, что выходные проведешь с ним вместе! Он не спал всю ночь, ждал тебя, я утром позвонила в аэропорт, и мне сказали, что самолет приземлился в семь! А сейчас половина второго! Где ты шляешься?
Ричард Норвуд откашлялся и сказал противным интеллигентным голосом:
— Тесса, я не понимаю, что за истерика? Я прилетел, устал, как собака, я почти всю неделю не спал. Вполне естественно, что я заехал к себе на квартиру, принял душ…
— Мы сейчас приедем за тобой.
— Тесса, я хочу отдохнуть в тишине, потом я приеду…
Эмили испустила душераздирающий вздох. В тридцать восемь лет пора бы научиться смотреть на вещи реалистично. Не бывает никаких «навсегда». Юные любовники месяцами не вылезают из постелей только в любовных романах. Жизнь, как известно, жестче, да и любовники они с Ричардом Норвудом далеко не юные.