— Ну чё, парни… Может, подождать вас тут? Я могу, — даже как-то заискивающе и подобострастно спросил Никифырыч.
— Не надо. Мы тут надолго можем зависнуть, — отказался Жека, и кивнул головой на машины такси с зелёными шашечками. — Тут тебя быстро подрихтуют вон те. У них тут своя мафия. Уедем сами. Спасибо, Никифырыч. Вот тебе пятак. Как и добазаривались. Если надо, ещё позвоним.
Проводив взглядом застрекотавший по улице Москвич, молодая банда пошла на гулянку больших воров.
Ресторан «Гудок», как и следовало из названия, находился на первом этаже железнодорожного вокзала, в левом крыле, более отдалённом от центральной части, от залов ожидания, комнаты отдыха и билетных касс. В вестибюль вели три больших двери. Одна прямо из вокзала, через зал ожидания. Сейчас она была закрыта изнутри. Вторая дверь с железнодорожного перрона, где сейчас находилось десятка два автомобилей, довёзших пассажиров прямо до входа, невзирая на запрет движения автотранспорта по посадочной платформе. И третья со стороны города. К этой-то двери и шла банда Жеки.
Казалось, ничего особого в ресторане не происходит, и всё протекает как всегда. Однако по обе стороны от городского входа на крыльце стоят двое здоровых ребят, и отфутболивают левых посетителей. Увидев компанию из трёх парней и одной девушки, подходящих к ресторану, хотели преградить им путь, как изнутри вышел ещё один охранник, и что-то сказал тем, что на улице. Этот третий был Талдыч, одетый как всегда, в кожаную куртку и спортивные штаны. Мельком глянув на Жеку, он отвёл взгляд — походу, не узнал.
В вестибюле стояли Сахариха и Сахар. И если вид Сахара Жека примерно представлял, хотя с трудом мог удержать смешок при виде лысого амбала в смокинге и с галстуком-бабочкой. Но Сахариха… Она выглядела как принцесса. Из какого-то долбаного голливудского фильма или сказки. На ней было ослепительно белое платье. Очень короткое спереди, практически до верхней трети бёдер. И очень длинное сзади. Его подол доставал до земли. Плечи обнажены, а декольте такое, что груди чуть не выпрыгивают из него при малейшем движении. На ногах у неё серебристые босоножки на шпильке, а в волосах свежая роза. Белая роза. Первой мыслью Жеки было — зачем она это одела? Или ей приказал брат? Но нет! Никакого стыда или неловкости в глазах Сахарихи не было! Она принимала свой божественный вид как должное! И с большим-большим вызовом смотрела на всех! Измывалась!
Они стояли и приветствовали гостей, предлагая им проходить в банкетный зал. И тут же принимали подарки, складывая их в кучу на большом столе, охраняемую двумя сахаровскими качками. Наверное, было что охранять… И всё это происходило как в каком-то долбаном фильме. Вот только что ты колесил на гнилом Москвиче по трущобам криминальной речки, а спустя полчаса в каком-то другом мире, где ты видишь настоящих дам и господ среди серой советской реальности. Контраст между тем миром и этим был так силён, что похоже, все трое пацанов, родом из семей простых и небогатых, резко и почти одновременно ощутили его. Только Пуще было пофиг. Вот точно бесшабашный человек! Увидев лучшую подругу в таком одеянии, она завизжала, и что-то закричав, побежала к ней, раскинув руки. И это проявление искренних чувств казалось настолько невероятным здесь и сейчас, что воспряли и пацаны. Ожили. Заулыбались, увидев свою, центровую. А она-то как обрадовалась!
По очереди подходили, поздравляли. Последним подошёл Жека. Подошёл, и почувствовал, что сказать ничего не может. Вернее, может, но всё какую-то простую чушь. Вроде «Привет. Как дела?» Всё-таки что-то сказать надо…
— Свет, тебе 15 лет. Желаю счастья, здоровья, и всего самого хорошего. Пусть сбудется всё, о чём ты мечтаешь! — просто и искренне сказал Жека, протянув ей пакет с подарком. Потом, как будто что вспомнив, нагнулся, и поцеловал в нежную шёлковую щёчку.
— Спасибо Женя, — улыбнулась Сахариха, сверкнув огромными зелёными глазами. — Я очень рада, что ты пришёл. Проходи с пацанами. Вас проводят. Я подойду позже.
Сахар конечно же не хотел за руку здороваться с центровыми пацанами. Кто они есть-то? Шушера мелкая. А поздороваться за руку — значит, признать свои близкие тёрки с ними. Потом всегда придётся здороваться при встрече, потому что не по пацански получится. Однако пришлось.
— Здравствуй. Проходи, — криво улыбнулся Сахар, крепко пожимая руку Жеке. Однако в глазах его не было ни дружелюбия, ни радости. В них не было ничего. С другими центровыми поздоровался также, лишь при виде Пущи расцвёл, и поцеловал её в щёчку.
— Оксанка! Тебе рад, как всегда!
Вошли в зал. Жека тут раньше не был. Ресторан славился в первую очередь отменной кухней, которую хоть сейчас в Лондон или Париж. Во вторую очередь тем, что постоянно зависала тут ночами воровская верхушка, творческая интеллигенция, и старая партократия с главами крупных предприятий. Интерьер прекрасный и стильный, нечто вроде модерна начала 20 века. Везде полированное дерево, с верхотуры спускающиеся на цепях светильники в произвольных местах и на произвольную высоту. Огромные арочные окна закрывают тяжёлые бархатные портьеры. Как в театре! Сразу у входа, прямо в зале, новомодный бар с ассортиментом напитков, и красными круглыми кожаными сидушками перед полукруглой модерновой стойкой. Надоело тебе сидеть за своим столиком — милости прошу пообщаться со случайным посетителем.
За стойкой бара молодой человек с идеально выверенной стрижкой, в белой короткой рубашке, и галстуке-бабочке. Как в фильмах, протирает бокалы, потом расставляя их на стойке. В самом конце зала два бильярдных стола с низко висящими над ними светильниками. Играть сюда записывались по телефону, так же впрочем, как и поесть. Справа была сцена, где каждый вечер играла живая музыка — местные исполнители считали большим шансом попасть на эту сцену. Ресторан «Гудок» так выделялся интерьером, кухней, таинственной атмосферой элитарности, что попасть сюда простому пассажиру с поезда было возможно лишь днём, часов до 6. После этого времени все столики были заняты, на дверях висел плакат «Мест нет!», а на входе дежурил дюжий бритый наголо швейцар в ливрее и тюремными наколками на пальцах рук.
Тихо играет джазовая музыка, в духе стиля ресторана. В зале уже был народ, довольно много, но так как царил полумрак, разобрать кто и где сидит, совершенно невозможно. На сцене музыканты пробрасывали провода, изредка что-то проигрывали на электрогитарах.
Метрдотель в чёрном костюме и белой рубахе, увидев компанию центровых, вежливо улыбнулся, и подошёл, чуть заметно сделав поклон головой.
— Здравствуйте, товарищи. Вы…. Э…. — он сверился со списком гостей, открыв чёрную кожаную папку. — Друзья? Да, друзья. Евгений, Святослав, Михаил, Оксана. Всё верно? Всё верно. Прошу за мной.
Запихали их конечно, за самый дальний стол, как на какую-то галерку. Сахар, походу, всех своих друганов и нужных людей поближе посадил. Себе и Сахарихе он поставил самый большой и длинный стол в самой середине зала, а вокруг него пустое пространство на расстоянии в пару-тройку метров, как бы подчёркивающее особый статус этого места.
Столы накрыты белыми скатертями, разложены блестящие приборы и бокалы с рюмками. Официанты разносили шампанское и лёгкие закуски, чтоб дорогие гости расслабились, и не заскучали в ожидании начала торжества. Жека сел так, чтоб видеть, что происходит в центре зала. Напротив него сел Славян, справа Пуща, слева Митяй. Официант разлил шампанское по бокалам, принёс шоколадные конфеты на закусь в хрустальной розетке. Митяй понюхал шампанское, попробовал немного.
— У них чё, водки нет? Эй, мужик, водка есть? — без излишнего жеманства спросил он у официанта.
— Вы водку будете? Сейчас, минуточку, — официант ушёл, и тут же через минуту принёс на подносе хрустальный графин и высокую стопку. Взял белыми перчатками стопку, поставил на стол перед Митяем, налил из графина ровно половину, и хотел уже уходить, когда тот опять вылез:
— Чё так мало-то? Лей полную. И бутылку эту оставь.
Официант слегка поклонился, долил стопку Митяя до краёв, поставил графин на стол, и ушёл.
— Ну давайте, братаны, — Митяй разлил водку по стопкам, и поднял свою вверх. — Горько!
— Тихо ты! — зашипела Пуща. — Какое горько? Ты совсем уже? Так на свадьбе кричат!
— Мне пофиг! — Митяй выпил стопку в несколько глотков, и закусил шоколадной конфетой.
Жека тоже решил закинуть рюмашку — чё-то совсем тревожно стало. Жека смотрел на присутствующих, и вроде бы кого-то узнавал. Неожиданно он столкнулся взглядом с мужиком в абсолютно белом костюме и золотых очках. С удивлением он узнал Вениамина Людвиговича, которому затаривал кондитерку. Тёртый калач, старый одесский еврей, вор старой закваски, он конечно, сразу почувствовал чёй-то взгляд на себе, обернулся, увидел Жеку, узнал, улыбнулся, и поднял бокал с шампанским. Жека поднял пустую рюмку, но Веня постучал ногтем по своему бокалу, призывая налить себе спиртное. Жека налил, одновременно с Веней поднял стопку с водкой в воздух и выпил.
— Во! А ты того мужика узнал? С той бабой разфуфыренной? — возбуждённо зашептала Пуща, дёргая Жеку за рукав. — Это же вроде этот, как его… Слонов, секретарь горкома КПСС! Его портрет в каждом номере «Н-го рабочего!»
— Да вижу… Тут одна блатата, — Жека приглядывался к гостям, и узнавал многих. Секретарь горисполкома, секретарь горкома ВЛКСМ, директор металлургического комбината, главный режиссёр театра, начальник городского УВД, Шамиль, Вениамин Людвигович, отец Фотича, смотрящий по центру, авторитеты новой волны Добей и Макар — все уважаемые люди города были здесь. И они… Уличная шпана, чудом попавшая на закрытый бал высокочтимых людей…
Однако Митяя с его пофигизмом это нисколько не напрягало, так же как Славяна. Тот вообще понтанулся как какой-то Дон Корлеоне — достал из внутреннего кармана пиджака чёрные очки, одел их, и высокомерно посматривал по сторонам.
— Чё ты крутого тут лепишь? — угарнул захмелевший Митяй.
— Я есть глава куполы, дон Тано Карриди, — в шутку заявил Славян, вытянув руку и показав зоновскую распальцовку. И тут же заржал. По телику как раз показывали сериал «Спрут» про итальянскую мафию, и там «Куполой» назывался высший совет Коза Ностры.
— А я тогда графиня Ольга Камастра! — ехидно сказала Пуща.
— А я барон Линори, — важно сказал Жека и кивнул на Митяя. — А этот хмырь — синьор Эспиноза.
Смех-то смехом… Однако Жека вдруг понял, что они видят перед собой самую настоящую советскую мафию, которая не прячется где-то там по углам. Вот она — партия, мусора и блатные.
Неожиданно зажёгся на полную свет, оркестр заиграл что-то джазовое, и в двери неспешной походкой вошёл Сахар с Сахарихой под ручку. Гости все встали, и дружно захлопали в ладоши. Сахар шёл как король, раскланиваясь в разные стороны. Сахариха… Она была никакая. Как белая мумия в белом платье. Если раньше, когда она с с братом встречала гостей, казалось, что довольна всей этой суетой, сейчас её настроение сменилось. Не хотела она этого ничего! Только представила, что придётся провести весь вечер в окружении этих павианов, рассматривающих её, и наверное, завидующих ей, и это сразу ввергло её в состояние уныния.
С десяток официантов начали разносить подносы с едой. Руководил ими тот же метрдотель, что и встречал гостей. Был он профессионал своего дела, держал ситуацию на контроле, если куда-то надо людей, посылал, если что-то надо гостям, и они обращались к нему, быстро всё решал. Вот и центровым притаранили сначала холодное. Осетровый балык, красная-чёрная икра в розетках на маленьких тарелочках, выложенных льдом с ломтиками лимона. Официанты разлили шампанское. А кому и водку. Налил своим и Митяй.
— Ты смотри, не накидайся тут! — толкнул локтем другана Жека. — Потом тащить тебя ещё…
— Не ссы, дон Корле… Дон Корилимони, или как там его… — ухмыльнулся Митяй, и сразу закинул свою икру в рот, закусив водяру.
Даже Пуща, несмотря на то, что её отец работал начальником участка на шахте, получал по восемьсот в месяц, и считался по советским меркам человеком богатым, не пробовала таких блюд. Красная и чёрная икра, осетрина в 1990 году в СССР. Да вы серьёзно? Тут мыла-то в магазинах нет… Однако, и рыба и икра никуда же не девалась… Рыбаки её исправно ловили. Только вот ели её граждане особого сорта. А весь народ — синих шерстяных кур и морской салат.
Жека удивился, как высок авторитет Сахара. Его знал весь город. Знали все. Приехали все. И приехали всего лишь на 15-летие сестры. Впрочем, отказать, наверное, было бы трудно. Только кто же Сахар был в иерархии города? Для Жеки он был обычным крутилой-бандитом на вишнёвой девятке.
— Уважаэмые товарищи! — раздался чуть картавящий слащавый голос конферансье. — Все вы конэшно же знаэте, почему здесь собралась такая тёплая и дружная компания друзэй и единомышленников! У извэстного в нашем замэчательном городе коопэратора и мэцэната Романа Алэксандровича Сахарова в сэмье празднэк. И нэ буду томить, скажу, что у его сэстры Свэтланы сегодня юбилэй! Пятнадцать лет — замэчатэлная дата! Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! Виват, Свэтлана! Виват Роман! А тэпэрь прошу вас к столу, дорогие товарищи!
Гости громко захлопали, с показной радостью смотря на Сахара и Сахариху, однако сами исподтишка разглядывали друг друга, смотря кто во что одет. Одеты, конечно все так, как и положено сливкам общества. Мужики в смокинги и костюмы, их женщины в строгие классические платья «А-ля Маргарет Тэтчер». Удостоверившись, что всё как положено, присутствуют все свои, кроме той странной молодёжи в самом углу, гости расслабились. Сахар с Сахарихой сели на место, и принялись за еду. Жека зорко наблюдал за Светкой, что она делает, и как, но вроде всё в порядке.
— А сэчас слово прэдоставляется товарищу Слонову Виктору Алексэевичу, сэкрэтарю городского комитета КПСС, — объявил конферансье. — Прошу вас.
Слонов и в самом деле, выглядел как слон. Разьетое до безобразия лицо, грузная пузатая фигура. Толстыми, как сосиски пальцами, он взял микрофон у конферансье.
— Кх… Кхх… Гм… Здравствуйте, гм… Дорогие товарищи, — начал Слонов, постоянно кашляя, потея и вытирая лоб большим белым платком. — Хотелось бы кхх… кххх… Поздравить уважаемую Светочку, пусть она…кх… простит меня за столь фамильярное обращение… Поздравить, товарищи… А… Да… С пятнадцатилетием. И хочется… гм… пожелать ей счастья, здоровья, и всего самого лучшего!
Потом выступил начальник городского отдела образования, и сказал, что Светлана в учёбе лучше всех в городе (хотя Сахариха больше шарилась в спортивках днями по району, и курила на лавках, чем сидела дома с учебниками), и что стопудово у неё будет красный аттестат, и золотая медаль за окончание школы. Потом выступил председатель городского комитета ВЛКСМ, и сказал, что за выдающиеся успехи Светланы Александровны Сахаровой в молодёжном коммунистическом движении, её решением горкома ВЛКСМ приняли в союз юных ленинцев. И тут же притаранил Светке комсомольский билет, скорей всего, даже без фотки. Прямо к столу, где встав, как рыцарь, на колено, поцеловал ей ручку и торжественно отдал билет в руки довольной Сахарихи. Естественно, присутствующие встретили это объявление бурными, продолжительными аплодисментами.
Потом в поздравления наступил небольшой перерыв, и конферансье объявил танцевальную паузу.
— А сэчас небольшой танцэвальный антракт! — громогласно заявил конферансье. — Вальс! Кавалэры приглашают дам!