Сахариха даже не обратила внимание на пьяных деревенских — они жили вне её вселенной. Всё так же шла, подпрыгивая при каждом шаге, и отбрасывая длинные ноги вперёд. Что-то там щебетала и смеялась, иногда хватала Жеку за руку. А Жека шел мрачнее тучи. Но не говорить же подружке, чтоб вела себя потише и поосторожнее. Да она бы не поняла. Она принадлежала к людям, которые не ведут себя тихо и осторожно.
— Гляди, гляди, какая тёлка! Ничо у ней сиськи. А с ней кто? Ты знаешь его? — раздался пьяный вопль из-под деревьев.
— Не. Походу городской, — ответил сиплый голос. — Эй, ты кто?
Жека и Сахариха не обращая внимание на отморозков, прошли дальше. И тех это сильно задело.
— Ты! Чертила! А ну стой! Ты чё, припух что ли? Стой, я тебе говорю!
— И тёлка борзая чё то… Давайте наедем на них!
Было слышно, как деревенские выползли из-под стола, роняя пустые бутылки на гравий, и побежали к Жеке и Сахарихе. И голоса и шаги слышались всё ближе.
— Эй ты, городской фраер, лови леща! — совсем рядом раздался сиплый голос. И в этот момент Жека вертушкой попал деревенскому прямо в сальную жирную рожу. Хрустнула челюсть, вылетели зубы. Раздался громкий вопль, и деревенский свалился на гравий. Бежавший за ним следом запнулся о лежащее тело, и тоже упал. Жека тут же приложил его в челюху, да так, что он отлетел обратно, и остался лежать на спине, рядом с первым.
Однако набегали ещё трое. И у одного нож. Нож был большим свиноколом, сантиметров 30 длиной. Таким забивали скот. А сейчас попытались забить Жеку. Но дело в том, что нападавший даже понятия не имел, что делать с таким большим ножом, просто беспорядочно размахивая им из стороны в сторону. Жека поймал его на очередном замахе. Правой ногой ударил в запястье, и нож вылетел, тут же подсечкой уронил на землю, и ребром ладони ударил по шее. Деревенский хрипнул и обмяк.
Двое оставшихся были сильно трусливы, чтобы нападать при таком раскладе дела, и выкрикивая грязные ругательства, побежали назад. На всё про всё ушло от силы пара минут. Даже магнитофон из рук не выпустил. Загасил ногами.
— Ну чё, Жекич, пошли, — невинном голоском прощебетала Сахариха, как будто ничего не произошло. Как будто так и надо, и это не на них только что бросались с ножом здоровенные детины. В ее мире это было обычное недоразумение, которое разрулил пацан. Взяв Жеку за руку, она потянула его прочь.
Придя домой, Сахариха достала бутылку коньяка. Но много не пила. Потом Жека поставил группу «Био», и как только заиграл медляк, песня «Белая роза», пригласил Сахариху на танец. Упругие груди, отделенные от него только купальником, прижимались все сильнее и сильнее, вызывая целую бурю чувств. Жека поднял её лицо обеими руками и зацеловал его, а потом поднял на руки, и понес на кровать…
Сахариха встала пораньше. Пока Жека лежал, закинув руки за голову, и наслаждался полнотой жизни, она уже успела открыть консервы, нарезать хлеб, поломать шоколад и конфеты, вскипятить чайник на плитке, заварить чай. В хозяйственности Сахарихе отказать было трудно.
— Ну ты что, лежебока? Вставай!
Она стояла в красном купальнике, облокотясь на дверной проем, и выглядела настолько свежей, чистой и невинной, что хотелось опять сгрести её в охапку, и обнять всю сразу.
А вставать совсем не хотелось. Куда торопиться- то? Утро в деревне, теплый ветерок, птички поют. Казалось бы лежи и лежи. Однако Сахариха опять подлезла и заныла:
— Ну Жеееееняяя! Когда домооой? Пожаааалуууйстааа!
Как истинно городскому человеку, деревенская жизнь ей мигом наскучила, и захотелось опять в город. Да и быт такой себе, чего уж там… Бегать в деревянный туалет на улице мало кому понравилось бы. Впрочем, Жека уже и сам хотел свалить. Делать тут особо нечего, а деревенский уклад уже надоел. Это сначала кажется, что цветочки и птички — лучшее, что может быть в жизни, но человеку живому, рисковому, привыкшему жить на отвяжись, в деревне не сильно-то понравится.
Позавтракали, и стали собираться. Электричка шла в 11. Отсюда на такси уже не уедешь. Однако как Сахариха в своем неглиже будет ехать в электричке, он просто не представлял. Всё решилось до обыденного просто. Когда проходили мимо большого дома с табличкой «Фельдшерский пункт», Жека услышал как играет музыка. Во дворе возился пожилой мужик лет 60-ти. Он ремонтировал «Москвич», а чтоб не было скучно, включил магнитофон. Жека с удивлением увидел, что магнитофон такой же как у него, только коричневого цвета.
— Тезка твоего! — засмеялся мужик и замахал рукой. — Недавно купил. Хороший аппарат!
— Почём взяли? — ради интереса спросил Жека.
— 185 рублей! — довольно ответил мужик. — У нас в сельпо ими всё завалено. Привезли ещё зимой. Штук 40. Наши купили несколько, и всё. Лежат мертвым грузом, никому ненужные. Я Аркадьевне сколько раз говорил, что наши ухари украсть могут, так она всё — нет, что ты… Да и делать решетки на окна некому.
— А вы нас до города не довезёте? — вдруг спросила Сахариха, уставившись на мужика своими изумрудными глазами, изобразив милую улыбку. — Я вам 50 рублей дам.
Она залезла в свою ротанговую сумочку, и помахала полсоткой, держа её своими белыми наманикюренными пальчиками. У Светки денег было — куры не клюют.
— Да я… Да конечно! — засуетился мужик. — Сейчас! Пять минут подождите!
Мужик наскоро прикрутил колесо, и выгнал машину на улицу.
— В город так в город. Садитесь пожалуйста. Только в магазин заедем. Надо продавщице сказать кое-что.
Москвич притормозил у сельпо, и мужик вошёл в здание. Жека следом. Сахариха следом за всеми. Она первый раз видела такой магазин. В этих магазинах всегда стояла огромная очередь, потому что продавали всё сразу — от продуктов до магнитофонов. Причём продавали странно — зачастую было так, что в холодильнике сельпо тухли ненужные деревенским жителям мясо и куры, которые в деревне не брали, потому что своего навалом, в то время как рабочие в городе голодали, и шли за мясом на рынок — в магазинах его не было. Или в городском универмаге десятилетиями лежали резиновые калоши, ненужные никому, а в деревне они были сильным дефицитом, хотя здесь они нужнее. Вот и сейчас. Привезли в сельский магазин 36 магнитофонов Томь-303, из которых деревенскими было куплено 6. Остальные в коробках лежали на складе, и увезти их было нельзя — показатели торговли снизятся, и план будет не сделан.
Всё дело в том, что в СССР огромной популярностью пользовались небольшие монофонические магнитофоны, вроде Томи. Они стоили относительно недорого, в пределах 200 рублей, в то время как более дорогие стереофонические магнитолы, или блочная аудиотехника, стоили в разы дороже. В городских магазинах недорогих магнитофонов не было почти никогда — их разбирали с бешеной быстротой.
Сахариха вслед за Жекой вошла в сельпо, и недоумённо огляделась — кроме банок с соком, сухарей, и консервов, здесь не было ничего. Ей, привыкшей с братом затариваться в кооперативных и коммерческих магазинах, это выглядело убогим. Наверное, только сейчас Сахариха увидела, как живут обычные люди, те же самые деревенские.
Мужик-водила о чём-то перетирал с продавщицей, Сахариха скучала, переминаясь с ноги на ногу, а Жека думал, как крутануться с магнитофонами. Можно купить их все, это же бешеный дефицит, но вот как продать подороже… На магнитофонах была написана фиксированная госцена, и дороже продать их было никак нельзя, если только… не написать в паспорте дописку, что при изменении схемы, цена может быть другой. Скажем, если купить 30 магнитофонов по 185, а продать их по 250, то чистая прибыль будет почти 2000 рублей. И это надо сделать быстро, пока о дефиците не узнали городские, и не ломанулись сюда за халявой.
Приехав в город, Жека первым делом проводил до дома Сахариху. Прям до самой квартиры. На прощание, глядя в её непокорные зелёные глаза, в шутку оттянул лямку сарафана, чтобы заглянуть вниз, на упругие белые полушария, но девочка отодвинулась от него и засмеялась, отгоняя жестами руки.
— Женька! Ты негодник! Пора и по домам! Ты меня ЗА-МУ-ЧИЛ!
Первым делом Жека зашёл к Славяну. Родители его были на работе, и он дома висел один, сестра отдыхала в пионерлагере. Вышли на балкон, покурили. Жека обсказал ситуацию с магнитофонами.
— Тут главное не купить, — задумчиво сказал Славян, пуская синий дымок Мальборо. — Самое главное как продать дороже госцены. А так какой резон — разве что через коммерческий… Это опять к кому-то в центре придётся залазить. А вдруг ещё и кинут, если крутые, тот же Добей. С него чё, с комка — сёдня открыл, завтра закрыл, всех кинул, и уехал на Гаваи.
— Сдавать надо туда, где не кинут, — уверенно ответил Жека. — На завод тот же. Или на кондитерскую фабрику.
— И как это будет выглядеть? — недоверчиво усмехнулся Славян. — Через кассу взаимопомощи что-ли продавать?
— Нет! — не согласился Жека. — Не в кредит, а под зарплату.
— И в чём выгода-то? Что делать? — всё так же недоверчиво покачал головой Славян.
— Покупаем магнитофоны по госцене, продаём фабрике по своей цене как товар народного потребления, проданный кооперативом, фабрика продаёт магнитофоны рабочим под зарплату по госцене, и вносит их на свой счёт как погашение выданной ссуды на оплату магнитофона. Разницу делим между тобой и мной. Но сначала надо будет кинуть директору 500 колов чтоб согласился. Таким образом и народ не бухтит, и ОБХСС не доколупается.
— Это всё зависит от директора, — заметил Славян. — Откажется намутить, и ничего не получится.
— Посмотрим, — усмехнулся Жека. — Сначала мафоны купить надо. Мы их всегда толкнем, вопрос во времени.
— Никифоровича вызвонить?
— Звони.
Когда здание кооператива было полностью отремонтировано, пацаны сходили на пустырь, и забрали остатки денег. Осталось негусто, чуть менее половины, но на текущие расходы пока пойдет. Не доверяя сейфам, оторвали одну половину пола и наличку хранили под ней. Вот и сейчас понадобилось. Стволы и ножи спрятали в подвале, за трубами отопления, в нише.
В кооператив купили стол, стул для Славяна, небольшой шкаф для бумаг и несколько диванов, чтоб зависать, когда соберётся толпа.
— Чё, прям завтра поедем? — спросил Славян, набирая номер гаража автоколонны.
— Завтра. Прямо с утра. Куй железо не отходя от кассы, — рассмеялся Жека. — И надо бы среди пацанвы местной слухи пустить, что идёт набор в охранники. Только с 16 лет. С 16 уже можно в кооперативе работать. Пока поднатаскаем, как раз 18 исполнится.
Договорились с Никифоровичем, чтоб завтра подъехал к 9 часам утра. Поехали втроём, опасаясь, что деревенские наехать могут. С деньгами неохота было рисковать. 5550 рублей везли с собой. Но прошло все как по маслу. Продавщица в сельпо конечно, офигела, когда у неё кооператоры скупили сразу все магнитофоны. Но была довольна — сделала месячный план. Только одна загвоздка — инкассаторы приедут только в пятницу.
— Уж и не знаю как быть, — посетовала продавец, полная простодушная женщина лет 50. — У нас тут такие говнодавы, что запросто залезут.
— А что, залазили? — ненароком поинтересовался Жека, наблюдая, как она прячет пачку денег не в кассу, а запихивает за пачки с сухарями на витрине.
— А то! — с негодованием возмутилась продавец. — Всё водку ищут. А где ей взяться-то? Даже вина нет. Хорошо хоть магнитофоны вы купили, а то лежат, пылятся.
Жека осмотрел магазин — даже решёток на окнах не было. Они закрывались ставнями изнутри на простые шпингалеты. А на одном окне, через который принимали товар, вообще обычный крючок, который с улицы легко поддеть чем-нибудь. Хотя бы тем же ножом, или отвёрткой.
"Придётся остаться поработать на даче", — подумал Жека. Придётся остаться поработать на даче", — подумал Жека.
— Коробок-то много, — осторожно сказал Никифырыч, помогая таскать маогнитофоны. — Лишь бы в машину влезли.
— Уеду на электричке, не проблема, — заявил Жека. — Да у меня тут у отца дом в деревне. Зайду, помогу по хозяйству. А вы езжайте, там разгрузите. А я завтра приеду.
Жека подмигнул Славяну, и тот сразу всё понял, ухмыльнувшись в ответ. Жека решил ломануть сельпо, пока там ещё лежат деньги. А их было более 5550 рублей. Что они сами привезли сегодня.
Славян и Никифырыч уехали, нагруженные магнитофонами, а Жека постоял, покурил, зашёл в сельпо, купил хлеба, консервов, деревянных залежалых пряников, и пошел к отцу.
Тот не ожидал Жеку, поэтому слегка подкалдырился, но в меру.
— Да я ненадолго! — уверил Жека. — Завтра утром уеду. На первой же электричке, в 6 утра. Дела в городе.
— Это хорошо, Женька что ты в люди выбился! — твердил захмелевший батя. — Учись. И нам с матерью. И братьям — сестрам подмога.
Почти весь день ковырялись по хозяйству. В основном разбирали дедову баню. А разобрать её было не так-то просто. В трухлявых бревнах завелись муравьи и осы, и каждое бревно, падая на землю, изрыгало полчища насекомых. Приходилось всё бросать, и идти курить, пока они не разбегутся. Так понемногу и прошел день.
Стрёмно конечно, что без мафона, скучно работалось, но ничего. Один день и потерпеть можно.
Вечером смотрели программу «Время». В стране неспокойно. Полыхнуло в Абхазии, Карабахе. Шел 28 съезд партии, и на нем Бориса Ельцина исключили из рядов КПСС. Была создана Компартия РСФСР. Назревал раскол страны.
— Контрреволюция! За что деды боролись! — чуть не кричал подвыпивший отец. — Это же предательство! Сепаратизм! До чего дожили, Женька! Уже на базаре окурки в баночках продают! Литровая банка 3 рубля!
Отец долго ещё возмущался и плакал. Однако Жека знал, что все эти слова — пустая говорильня. Никто не сделал бы ничего, рухни СССР хоть завтра. Всем пофиг. Когда пустые магазины и вся еда по талонам, отстаивать оказалось нечего и некому.
Жека проснулся ночью. Взял длинный нож и выдергу на всякий пожарный. Надел верхонки, чтоб не наследить. Пошёл на дело. По деревенской улице идти не стоило — могли запалить, да и собаки подняли бы шум. Поэтому Жека пошёл задами. Перелез через ограду, и пошел по бурьяну коровьими тропками. Идти пришлось порядком, километра 2 по горе. Хорошо что ночь лунная и звёздная была — видно хорошо.
Спустившись с горы к магазину, попробовал сорвать замок, но возиться пришлось бы порядком— проушины были прибиты толстыми гвоздями. Проще открыть окно для выгрузки товара. Правда, находилось оно со стороны улицы, и это было палево. Оставалось надеяться, что по улице ничто не пойдет. Магазин стоял на конце села, у самой остановки электрички, и люди ходили тут только на неё.
Поддел ножом крючок с внутренней стороны ставни, откинул его, и залез внутрь. В магазине темнотища, и иногда приходилось подсвечивать спичками. Быстро нашел пачку денег, спрятанную продавщицей на полке, и взломал кассу. Взял ещё оттуда почти штуку, 989 рублей. Потом так же вылез из магазина, и пошел на остановку.
До электрички было ещё с час. Начал заниматься рассвет, закукарекали петухи, замечали коровы. Деревня просыпалась. Жека пошёл по путям по направлению к городу. До следующей остановки пара километров, и за полчаса рассчитывал как раз дойти. По пути выкинул в болото нож, выдергу и верхонки. Этого добра на даче было навалом.
На остановке постоял немного, в тени будки, чтобы сильно не отсвечивать. Правда, и народу-то было не особо много. Пользовались ей лишь те, кто на работу ездил в город. Дачники предпочитали ездить попозже. На Жеку даже не обратили внимание, когда он зашёл в вагон. Обычный парень, едущий в город. Таких десятки. В электричке даже удалось покемарить — ведь всё таки всю ночь почти не спал.
На вокзале поймал бомбилу, и поехал домой. Сильно хотелось спать, поэтому завалился почти сразу же спать, засунув деньги под подушку. Итогом его рейда стали 6 тысяч рублей.
.