Ничего чистого в этом нет!
Калли услышала, что Гэйб приближается к ней, следуя сзади по тропинке. Она прибавила шаг. Он, кажется, не ускорил свой, но всё же нагонял её. Нечестно, что у него такие длинные, сильные ноги, а у неё короткие и полные. Единственным способом отделаться от него, было перейти на бег, но от него можно было ожидать что угодно – она не исключала, что он побежит за ней. Этому негодяю, наверное, доставит удовольствие преследовать её.
Тихий голос внутри робко подсказал, что для неё это тоже может оказаться захватывающим. Она безжалостно задавила этот голос.
Калли умышленно замедлила шаг и остановилась, искренне залюбовавшись цветком. Она не имела понятия, что это был за цветок, ботаника никогда не была её сильной стороной, но, впрочем, ему это знать было необязательно.
Гэбриэл остановился возле неё. Калли почувствовала, как его тёплый взгляд омывает её. И проигнорировала это. Она пристально смотрела на цветок. Он наклонился и через её плечо взглянул на растение.
– Очаровательный, – пробормотала женщина, пытаясь не обращать внимания на близость его большого, мускулистого тела.
– Черезвычайно, – охотно согласился Ренфру. – Вы думаете, этот цветок особенный?
Она нахмурилась, задумавшись над родом этого маленького цветка с голубыми лепестками.
– Вполне мог бы быть, – сказала Калли, надеясь, что он не ботаник.
– Определенно мог бы, – согласился Гэбриэл, – если бы вьюнок в Англии не считался сорняком.
Он помолчал пару секунд, а потом добавил:
– Мне дать распоряжение, чтобы его выдернули, или вы сначала зарисуете или сделаете из него гербарий в вашем альбоме «Сорняки Англии»?
Калли пошла дальше в полном достоинства молчании. Гэбриэл шёл рядом с ней.
– Мило, не правда ли? – дружелюбно промолвил он.
Она не ответила.
– Вот так узнавать друг друга, – продолжал он как ни в чём не бывало, – вдыхая утренний воздух. Узнавая о вашем увлечении английскими сорняками… и о вашей боязни башмаков.
– Вы прекрасно понимаете, о чём я говорила, не желая быть под башмаком. Вся моя жизнь прошла под руководством двух чрезвычайно деспотичных мужчин – сначала моего отца, потом мужа. И сейчас я впервые почувствовала вкус свободы, и ничто, ни один мужчина, не может быть слаще, чем свобода.
– Это вызов? – мягко спросил он.
– Нет! Не будьте таким легкомысленным.
– А я и не такой, – сказал он смиренным голосом, но в глазах плясали смешинки.
Всё дело в цвете, подумала она некстати. Она ещё никогда не видела таких голубых глаз. Как море, сверкающее под солнечными лучами. Ещё одна несправедливость. Мужчинам непозволительно иметь такие глаза.
Они продолжали идти. Ещё один поворот и снова показался дом. Как хорошо, подумала Калли. Тропинка под ней должна была быть твёрдой, покрытой гравием, а ей казалось, что она преодолевает болото, полное ловушек для неосторожных путников.
Мистер Ренфру был очень опасным человеком! Она взглянула на него: он наблюдал за ней.
– Теперь я спокоен, – сказал Гэйб.
Калли представить себе не могла, о чем он говорит. Спокоен?
– Что вам не противен мой башмак. Я думаю, что это вполне приличный башмак. Вы так не думаете? – мужчина вытянул ногу, чтобы она оценила, и хоть это и было нелепо, Калли всё же не удержалась, чтобы не посмотреть.
– Что вы думаете? – спросил он.
Принцесса второй раз бросила на него критический взгляд и фыркнула:
– Всё, что я вижу, это то, что ваши башмаки довольно большие, – сказала она уничтожающим тоном.
Он расплылся в улыбке.
– Точно.
Калли понятия не имела, с чего бы ей краснеть, но она залилась румянцем.
– Думаю, завтрак уже готов, – проговорила она и энергично прошагала в комнату для завтраков.
Он шёл рядом с нею.
– Да, я голоден как волк.
По тому, как он это сказал, было ясно, что речь шла не только о еде.
– Ваша двоюродная бабушка дожила до глубокой старости? – Калли решила придерживаться безопасных тем.
– Да, по-моему, ей было восемьдесят или побольше – она никогда не выдавала секрета своего возраста. Мы с Гарри думали, что ей как минимум сто лет, когда были маленькими. Она умерла вскоре после того, как я ушёл на войну, и по какой-то причине оставила дом мне. Понятия не имею почему. Я совершенно этого не ожидал.
Миссис Барроу рассказывала ей, что Гэбриэл провел на войне почти восемь лет, а шторы были как новые, краска на стенах – свежей, словно их недавно покрасили.
– Так вы оставили ту же цветовую гамму в память о ней? Как мило.
– Нет. Про цветовую гамму я ни слова не говорил. Когда я ушёл из армии, мой старший брат привёл в порядок этот дом для меня. Сомневаюсь, что он давал какие-либо распоряжения относительно цвета или материала, так что всё просто обновили.
– Как любезно с его стороны, – заметила она.
– Хмм, – Ренфру издал уклончивый звук. – Полагаю, брат вздохнул с облегчением, что меня есть куда пристроить.
– Пристроить вас? – Гэйб не выглядел, как человек, которого кто-либо пристраивал куда-либо.
– Я самый младший из трёх сыновей, в смысле, законных, – объяснил он. – И, следовательно, лишний. Мой старший брат – граф Элверли, средний брат – на дипломатической службе, а я пошел в армию. Но теперь, когда Бони, наконец-то, разбили, там я тоже стал лишним. А вот и наш завтрак.
Вошла миссис Барроу с подносом в руках, на котором стояли чайник, кофейник и кувшин, скорее всего с молоком. За ней следовали два маленьких, чистеньких мальчика, каждый из которых нёс поднос с серебряными жаровнями. Калли изумлённо смотрела на них. Её сын никогда в жизни не носил подноса.
Наследный принц Зиндарии прислуживает за столом. Отца и Руперта от этого зрелища хватил бы удар.
А её королевское высочество, принцесса Зиндарии Каролина, едва сдерживала смех.
Сын широко ухмыльнулся ей, было очевидно, что он получает от этого удовольствие, а озорной огонёк у него в глазах доказывал, что и ему в голову пришла такая же мысль.