– Ники, ты не желаешь прокатиться немного со мной на лошади?
Глаза мальчика широко распахнулись.
– Да, пожалуйста, сэр, – горячо откликнулся он, как и рассчитывал Гэйб, и прежде чем мать Ники успела вымолвить хоть слово, Гэбриэл поднял мальчика и передал брату.
– Он любит быструю езду, – предупредил он Гарри, который подмигнул ему и отправился прочь.
Гэйб ловко забрался в экипаж, устроился рядом с принцессой и взял в руки поводья.
Мгновение она не произносила ни слова, потом промолвила:
– Полагаю, вы весьма довольны собой.
– Так и есть, – согласился Гэйб, в глазах его блеснул огонёк. – Моя стратегия сработала в совершенстве. Ваш сынишка занят, а я остался наедине с вами. Что может быть лучше?
Она ничего не ответила.
– Вы думали, я буду отрицать, верно?
Калли засмеялась:
– Ничто не убедит меня, что вы заранее не сговорились со своим братом. Что ж, последние несколько минут я только и делала, что придумывала ругательство позабористей, а вы попросту выбили почву у меня из-под ног.
– Давайте, ругайтесь сколько душе угодно, если это сделает вас счастливой, – предложил Ренфру. – Обещаю, я буду, как полагается, сокрушён и подавлен.
Калли скептически выгнула брови:
– Подавлен до такой степени, чтобы остановить экипаж и позволить мне вернуться в карету?
– Нет, не до такой степени. К несчастью, я совсем не восприимчив к брани. Вините в том мой военный опыт: в армии наслушаешься самой громогласной и отборной ругани. Эти грубияны напрочь подорвали мою способность ощущать себя подавленным.
– Сомневаюсь, что вы вообще когда-либо были чрезвычайно удручены.
Гэйб ухмыльнулся, глядя на неё:
– Видите? Я знал, что вам понравится бабушка Герта. Здесь она бы с вами согласилась. Заметьте, она бранилась лучше всех в мире, и раз или два близко подходила к тому, чтобы довести меня до несчастного состояния.
Калли вновь засмеялась.
– Вот так, уже лучше, – заметил Гэбриэл. – Вы выбирались из кареты с таким изнурённым и унылым видом, что я забеспокоился, не заболели ли вы. Впрочем, хорошая еда, немножечко свежего воздуха, чуток шуток – и мир покажется вам краше. На ваших щечках опять цветут розы. И, взгляните, с мисс Тибби творится то же самое.
Они оба посмотрели в ту сторону, где на облучке рядом с Итеном восседала мисс Тибби. Гэйб надеялся, что Итен отдаёт себе отчёт в том, что делает, поощряя такое знакомство. Должно быть, Итен предложил мисс Тибби такой порядок расположения сидячих мест: леди, подобной Тибби, никогда бы и в голову не пришло проехаться рядом с возницей.
Гэйб помрачнел. Не похоже, чтобы Итену приходилось часто иметь дело с уважаемыми леди. Согласно своему положению, эти двое находились на противоположных концах общественной лестницы.
Он знал, что в Итене было определённое грубое очарование. Испанские и португальские леди явно оценили его по достоинству. Но то было военное время, а война заставляет людей совершать поступки, которые они бы себе не позволили, сложись обстоятельства иначе.
Сейчас все изменилось. Гэйб надеялся, что Итен об этом помнит.
Они подъехали к поляне, и Гэйб вдруг натянул поводья, придержав лошадей.
– Взгляните, – произнёс он, указывая на ланей, пасущихся на нежной травке у опушки леса. Они наблюдали за животными, пока те не скрылись в лесу.
– Кажется, они подумали, что мы будем в них стрелять, – высказала свое мнение Калли.
– Я вовсе не хладнокровный убийца, – тихо произнес Ренфру.
Калли бросила на него удивлённый взгляд:
– Я не имела в виду…
– Речь не о ланях, а о том утре, когда заявился граф. Вы с тех пор едва ли удостаиваете меня взглядом.
Калли, поражённая, уставилась вдаль. Он подумал, что она презирает его за содеянное. Как он был неправ. Ведь всё было совсем наоборот.
Гэбриэл продолжил:
– Раз уж мужчина начинает жечь дома женщин и пытается убить детей, его необходимо остановить. Признаюсь, я бы предпочёл, чтобы этим занялся закон, но если наступит решающий момент, я без колебания убью подонка. И нисколько не буду об этом жалеть, – он помолчал немного и взглянул на неё: – Но я никогда не обижу вас или Ники, или любую другую женщину или дитя.
– Вы думаете, я этого не понимаю? Конечно, я знаю, что вы не причините нам боль. Вы сама доброта, и ничего больше.
Если бы хоть один человек в Зиндарии выслушал её, поверил бы, как этот мужчина… но люди не прислушались. Она вынуждена была пересечь континент и переплыть Ла-Манш, чтобы найти его, единственного человека, который ей поверил и без колебаний объявил себя её защитником.
Самым настоящим сэром Галахадом.
Но как Калли могла сказать ему это, не открыв своё сердце? То есть то, что она думала, могло быть у неё в сердце, если бы только она отважилась в него заглянуть. Но она не смела, просто не могла. Не могла пройти через всё это снова.
Он сказал о себе, что защитил бы любого ребёнка, любую женщину. Так поступал и Галахад.
– Простите, я неосознанно избегала вас, – солгала Калли. – Это всего лишь потому, что я так занята своими мыслями.
– Я понимаю, – Гэйб взял её за руку и сжал пальчики. – Я просто беспокоился, что мои действия тем утром вызвали у вас отвращение.
– Отвращение? – воскликнула Калли. – Нет, я подумала, что вы герой!
– Я бы не зашёл так далеко, – произнёс Гэбриэл. – Только не затем, чтобы вы пугались меня.
Это зависит от того, что понимать под словом «пугаться», подумала Калли.
То утро перевернуло всю её жизнь. Противостояние графу Антону вернуло ей маленькую частицу гордости. Она совершила нечто, чего никогда раньше не делала: повела себя как правящая принцесса. И люди поверили ей. Даже граф Антон поверил ей.
Это была весьма важная мысль.
А когда Гэбриэл сказал, что убьёт ради неё графа Антона, он предложил ей самый серьёзный выбор из всех существующих: право на жизнь, или смерть. Ради того, чтобы защитить её сына.
Калли не сомневалась, что он это сделает. И Гэбриэл принял бы на себя ответственность, взял бы этот грех на душу.