Но каким образом? Калли не могла просто попросить об этом.
Проверяя реакцию Гэйба, она слегка поворочалась в постели, прижимаясь своей попкой к его возбуждённому мужскому органу. Гэбриэл напрягся. Это обнадёживало. Калли снова заворочалась.
– Лежите спокойно, хорошо? – пробормотал Гэйб, сжимая её ещё крепче в своих объятиях.
Вместо ответа Калли снова заворочалась, дерзко потираясь ягодицами взад и вперёд о возбуждённую часть тела Гэйба. Она лежала с закрытыми глазами, притворившись полусонной и неосознающей, что делает.
– Если вы не будете лежать спокойно, то я не отвечаю за последствия, – прорычал Гэбриэл.
Калли снова заворочалась и подождала реакции.
– Вы делаете это умышленно, не так ли? – прошептал он.
Она не ответила.
Без предупреждения Гэбриэл развернул её к себе и посмотрел Калли в лицо.
– Я дал вам своё слово. Если вы передумали, то вам нужно сказать мне об этом.
Она не смогла собраться с духом, чтобы произнести это. Не так открыто. Не вслух. Помолчав с минуту, Калли произнесла:
– Вы сказали, что я не умею лгать.
Гэйб нахмурился, заметив явную неуместность замечания.
– Да, я так сказал.
– А что, если я всё испорчу — в разговоре с судьёй или правительственным чиновником, или кто там будет задавать вопросы?
– Испортите что?
– Ш... шахматную партию. Сказав, что мы вступили в брачные отношения, когда мы этого не сделали.
Гэбриэл сверлил Калли глазами.
– О чём вы говорите?
Она уставилась в точку над его плечом, сделала глубокий вдох и произнесла:
– Я думаю, возможно, нам следует выполнить наши супружеские обязанности.
Одна тёмная бровь Гэйба приподялась.
– Ради шахматной партии?
– Да, – здесь Калли почувствовала себя увереннее. Это был всего лишь вопрос законных обязательств, а не что-то, что было необходимо ей или что заставляло её испытывать боль и желание. Она просто предлагала выполнить свой долг. Бесстрастно.
– Потому что вы не хотите лгать.
– Верно.
– Итак, принцесса, вы говорите, что хотели бы сделать этот брак по-настоящему законным? – мягко спросил Гэйб.
Калли сглотнула и кивнула.
– Да. Если вы не возражаете.
– О, я не возражаю.
Она закрыла глаза и замерла в ожидании. Ничего не произошло. Гэбриэл не пошевелил ни единой мышцей. Калли знала это точно; она до боли чувствовала все его мышцы.
Калли открыла глаза и обнаружила, что он смотрит на неё с загадочным выражением на лице.
– Ну и? – спросила она.
Гэбриэл улыбнулся той ленивой, лукавой улыбкой, от которой её тело плавилось, словно мёд.
– Начинай ты.
– Я? – с трудом выговорила Калли. – Я должна начать?
Гэйб улыбнулся.
– Да, начинай ты, – он перекатился, лег на спину, положил руки под голову и приготовился думать об Англии. Он мог умереть счастливым.
Его супруга приподнялась на локте и в замешательстве уставилась на него.
– Но что я должна делать?
– Всё, что хочешь, – она выглядела такой прекрасной и такой смущенной. Калли сказала, что хочет больше контролировать ситуацию, и он собирался проследить, чтобы она получила желаемое.
Не отводя взгляда, Калли села на кровати, и ему потребовалась вся сила воли, чтобы остаться неподвижным. Ее ночная рубашка на самом деле не была ночной рубашкой, это был инструмент для мучения мужчин: она открывала… почти всё, а скрывала… ничего она не скрывала. Перед его глазами предстала тоненькая, как паутинка, ткань, струящаяся по ее полным кремовым грудям. Шелковая завеса, сквозь которую виднелись соски темно-ягодного цвета. Набухшие, твердые, ищущие его ласк.
Это зрелище возбуждало сильнее, чем абсолютная нагота. Или, возможно, все дело в том, что эта женщина волновала его больше, чем любая другая в его жизни. У него же были сумасшедшие эротические фантазии, даже когда она была одета в ту огромную розовую фланелевую палатку, которую ей одолжила миссис Барроу. Слава Богу, кто-то – ангел, без сомнения! – дал Калли это шелковое одеяние, приглашающее погрузиться в безумие, облачение, ласкающее изгибы ее тела, скрывающее и демонстрирующее одновременно.
Боже, даже сейчас, когда ее милое серьезное личико морщилось от отчаяния, пока она смотрела на него сверху вниз, она была прекрасна.
– Но всегда начинают мужчины, – настаивала Калли.
– Не всегда, – возразил Гэйб, – кроме того, я устал.
Он потянулся, продолжая все так же держать руки за головой, сцепив пальцы замком. Он не был уверен, что, опусти он руки, не потянется к ней. Важно, чтобы именно она начала первой.
Очевидно, что его жена никогда не делала этого прежде. И будь он проклят, если допустит, чтобы их первый раз состоялся лишь по той причине, что они должны узаконить свой брак. Или потому, что она желает принести какую-то смехотворную жертву.
Калли обманывала себя, притворяясь, что не была так же возбуждена, как и он. Гэйб не требовал от нее, чтобы она призналась в своем желании вслух – он уважал её сдержанность, – но хотел, чтобы она поняла, что чувствует по отношению к нему.