138529.fb2
К удивлению управляющего, герцог сказал:
- Сегодня вечером я больше не нуждаюсь в твоих услугах, Бэссик. Мне известно, что ты по вечерам во вторник играешь с миссис Роули в винт. Смотри не опозорь нас, мужчин! Надеюсь, ты выиграешь!
- Попробую, ваша светлость, - кивнул старик. - Но, признаться, миссис Роули - суровый противник.
После того как Бэссик выставил из столовой двух лакеев, герцог откинулся на высокую спинку стула, украшенную тонкой резьбой, и посмотрел на свою названую кузину.
- Мы сидим слишком далеко друг от друга, - вымолвил он. - Странно, но прежде я не понимал, что стол слишком велик. Надо попросить Бэссика убрать из столешницы парочку составных частей. Думаю, после этого стол станет футов на десять короче. - Он поднял вверх бокал. - Добро пожаловать в Чеслей, мадам! Могу я иметь удовольствие выпить за ваше здоровье?
- Это очень мило с вашей стороны, ваша светлость, - приподняв, в свою очередь, бокал, ответила Эванжелина. Потом она отпила крохотный глоток вина. Херес был великолепным, от него внутри разлилось приятное тепло. - Какая замечательная комната! Полагаю, если этот стол раздвинуть, то за него смогут сесть человек сорок?
- Да, около того, - кивнул Ричард. - Бэссик очень любит раздвигать стол, чтобы представлять его во всем великолепии. Хорошо хоть, он согласился немного сложить его, иначе мы бы и не увидели друг друга. Ах да, я тут разговаривал с сыном и вдруг понял, что даже не знаю вашего имени, - спохватился герцог.
- Де ла Валетт, - коротко ответила девушка.
- Нет, я имею в виду ваше имя, а не фамилию.
- Меня зовут Эванжелина, ваша светлость.
- Красивое имя!
За обедом, когда им прислуживали Бэссик и еще два лакея, она вела себя как подобает и болтала о всяких ничего не значащих пустяках. Герцог отвечал ей в тон, голос его был холоден и равнодушен - так и должен держаться гостеприимный хозяин, которого особенно не интересует ни обед, ни его гость.
- Мама говорила мне, что сама выбрала это имя, - сообщила девушка. - Ей было уже немало лет, когда я появилась на свет, поэтому она решила, что я настоящее чудо. Мама сказала, что назвала меня Эванжелиной в благодарность Господу. - Она внезапно замолчала, осознав, что еще никогда в жизни никому ничего подобного не рассказывала.
Эванжелина молча посмотрела на герцога.
- А когда я родился, как говорил мне отец, - заговорил Ричард, - мама посмотрела на меня и промолвила: "Хвала Господу и святым угодникам! Теперь у нас есть наследник". До меня у мамы было три выкидыша.
- Значит, вы тоже стали чудом для родителей, - заметила Эванжелина.
- Как только познакомитесь с моей матерью, спросите ее, как она к этому относится, - улыбнулся Ричард.
- Сомневаюсь, что это произойдет, - пожала плечами девушка.
Вдруг она огорченно ахнула, посадив каплю изысканного соуса на рукав платья - единственного, которое могла надевать по вечерам. Девушка быстро вытерла пятно влажной салфеткой. Другого платья у нее не было. А это, с завышенной талией, без кружев, оборок и нижних юбок, было сшито из темно-серого муслина. По крайней мере ее собственное платье, а не то, что дал ей этот негодяй Хоучард или его чертова любовница.
Эванжелина посмотрела на герцога. Мягкий отблеск свечей играл на его темных блестящих волосах; девушка невольно залюбовалась вечерним костюмом Ричарда с белоснежным галстуком. Да, в ее детских воспоминаниях семилетней давности сохранился верный портрет этого человека, вот только воспоминания не передавали его великолепия. Он был прекрасен, этот герцог, и отлично знал об этом.
Эванжелина улыбнулась. Она была именно такой, какой старалась казаться. Точнее, они оба были в точности такими, какими хотели показать себя.
- Вы улыбаетесь, глядя в свой бокал с хересом, - заметил Ричард.
- Ах нет, эта улыбка не имеет никакого отношения к вину, - сказала девушка.
- Тогда к чему же? - полюбопытствовал хозяин.
- Пожалуй, скажу вам правду, ваша светлость." Я думала о том, что мы с вами такие, какими хотим казаться.
- Что ж, я - джентльмен, вы - леди, - пожал плечами герцог. - Не вижу причины улыбаться. Я, во всяком случае, не нахожу в этом ничего забавного. А вот если бы я вдруг увидел, что в дверь входит прекрасная дама, чье тело прикрыто лишь тонкой тканью, чтобы поддразнить меня, тогда, несомненно, на моем лице расцвела бы широчайшая улыбка.
- Не думаю, что истинный джентльмен должен говорить такие вещи даме. Может, конечно, такие мысли и могли бы появиться у него в голове, но он не стал бы распространяться о них вслух. Разве не так?
- Позволю себе заметить, что моя мать тоже предпочла бы, чтобы я лишь думал, а не говорил. Тогда бы она не стала тревожиться. Хотя.., я вспоминаю, как смеялись мои родители, когда не знали, что я рядом.
- Смех - чудесная вещь. Мои мама с папой тоже иногда смеялись в самое неподходящее время, - проговорила Эванжелина.
- Я понимаю, о чем вы говорите, - кивнул Ричард. - Помню, как-то раз я видел, как папа целует маму. Он прижал ее к стене и страстно целовал в губы. Этого зрелища я никогда не забуду. Правда, тогда я ничего не понял. Помолчав, он тихо добавил:
- Смерть отца стала тяжким испытанием для нее.
- Да и для вас тоже, - заметила девушка.
- Да. Мои друзья любили приходить к нам потому, что отец был самым лучшим из родителей. Он разговаривал со всеми, держался с ними на равных, учил их быть смелыми, честными, порядочными... - Комок подкатил к горлу Ричарда, и он замолчал, не в силах совладать с собой. Кларендон столько раз давал себе зарок не говорить с посторонними об отце, но снова и снова вспоминал этого человека, которого искренне считал самым лучшим отцом на свете. Потом он вспомнил о сыне и подумал, что Эдмунд очень много потерял, лишившись дедушки. Ричард покачал головой, отгоняя от себя печальные мысли. - Вам понравилась спальня? - перевел он разговор на другую тему.
- Очень. Насколько я помню, у Мариссы был отменный вкус. И все в спальне выдержано в ее любимых тонах - бледно-голубом и кремовом.
- Ничего не могу сказать о вкусе Мариссы, - пожал плечами герцог. - Дело в том, что я ни разу не был в ее спальне.
Глава 7
Он никогда не был в спальне жены?
Эванжелина уже хотела открыть рот, чтобы поинтересоваться у герцога, как же они сумели произвести на свет ребенка.
Ричард сразу же понял, что у нее на уме: мысли девушки с легкостью читались на ее выразительном лице. Она не умела притворяться, а ведь ей придется освоить это искусство, если она намерена бывать в свете.
- Я спал с женой, - сообщил герцог. - Просто никогда не делал этого и ее постели. Признаться, Марисса сама не проявляла никакого интереса к замку. Она не хотела жить здесь, предпочитая Лондон. А здесь Марисса оказалась потому, что ждала Эдмунда. - Взяв в руку вилку, Ричард легонько постучал ею по белой скатерти. - Марисса ненавидела море, влажный воздух. Она только и думала, как бы поскорее родить ребенка и вернуться в столицу. А теперь она покоится в нашем семейном склепе, который расположен на церковном кладбище в деревне Чеслей. Если хотите, можете сходить на ее могилу.
Интересно, когда он говорил об отце, его голос был полон страсти, а когда речь зашла о покойной жене, звучал совершенно равнодушно.
- А вы много времени проводите в Чеслей-Касле, ваша светлость? поинтересовалась Эванжелина.
- Стараюсь бывать здесь не меньше трех месяцев в году, - ответил Ричард. Кроме лондонского особняка, в котором живет моя мать, у нас есть еще три поместья, разбросанные по всей Англии. Я веду дела здесь, но иногда бываю во всех остальных владениях нашей семьи.
Да уж, подумалось Эванжелине, он говорит как истинный герцог, который знает свои обязанности и принимает их. А она... Она останется в Чеслей-Касле. Хоучард настаивал на этом, во всяком случае, именно здесь Эванжелина должна была получить дальнейшие указания.
- Честно говоря, - продолжал герцог через минуту, - как Марисса и моя мать, я предпочитаю жить в Лондоне. Там у меня много друзей, там есть где развлечься.
- Если вы позволите мне стать гувернанткой лорда Эдмунда, - заговорила Эванжелина, - то, возможно, вам будет приятно узнать, что я предпочитаю жить в провинции и люблю море. Я всегда терпеть не могла большие города. Не люблю шума и пыли. Если вы разрешите мне остаться, ваша светлость, то я буду счастлива здесь, в уединении деревенской жизни. Кстати, во всех книгах об Англии ваша резиденция описывается как одна из лучших, хотя, возможно, ей далеко до Бленхейма.
- Бленхейм - безвкусное нагромождение камней, в котором не видно определенного стиля, не чувствуется духа старины.
Его сады жалки, леса ничтожны! - возмутился герцог. - В его стенах не ощутить вечности! Совсем другое дело - Уорик-Касл. Вот там можно почувствовать и ничтожество и величие человека! К несчастью, у моих предков не было такого капитала, как у Уориков. - Ричард приподнял черные брови. - Но я не пустой бездельник, мадам! Не смотрите на меня с таким удивлением. Иногда я завожу разговоры о политике.
Сердце Эванжелины едва не остановилось. Что он имел в виду, заговорив о политике? Господи, она должна узнать, что к чему! Хоучард говорил, что герцог никогда не снисходит до разговоров о политике.