Разве я тебе не говорила?
- Нет, ты ничего мне не сказала, - покачала головой Мила.
- Мы с Дюком очень похожи, мы даже думаем одинаково.
Мила внимательно посмотрела на свою новую подругу. Мейбелин казалась ей единственным человеком, который был на ее стороне, и, набравшись храбрости, она рассказала своей новой подруге о револьвере с отпечатками пальцев Тедди.
- Что?! - вскричала Мейбелин, удивленно тараща на Милу глаза. - У тебя в руках такая улика, и ты ничего не сказала о ней своему адвокату?
- Я ему не доверяю, - мрачно ответила Мила. - Если револьвер попадет к нему в руки, он прямиком побежит к Прайсу, который не пожалеет полмиллиона, чтобы вернуть себе игрушку. Вот если бы твой брат сумел взять револьвер из того места, куда я его спрятала, и сохранить для меня, пока настанет подходящий момент...
- Что ж, это разумно, - согласилась Мейбелин, решив, что в словах Милы действительно есть рациональное зерно. - Только скажи, где ты его прячешь, и Дюк захватит его.., когда будет проходить мимо. - Она хитро улыбнулась.
И Мила рассказала ей все. Потом она начертила на обрывке бумаги подробный план особняка, особо указав место, где находятся сейф и датчики охранной системы. На оборотной стороне бумаги она написала последовательность цифр, с помощью которые сигнализацию можно было отключить.
И вот теперь, сидя на жестком сиденье тюремного фургона, она гадала, не натрепалась ли ей ее новая подруга.
Может быть - да.
Может быть - нет.
Скоро она это узнает.
Глава 20
Бриджит казалось, что еще немного, и она сойдет с ума. Еще никогда в жизни она не испытывала такой муки. В ее тело как будто впивались когтями тысячи демонов, и каждая клеточка вопила о пощаде, но спасения ждать было неоткуда.
Карло бросил ее одну в пустом доме, в глухом, заброшенном месте. Он не стал запирать Бриджит, но она все равно не знала, куда ей податься. Впрочем, в ее теперешнем состоянии это не имело никакого смысла - Бриджит была не в состоянии сделать самостоятельно и десяти шагов.
Уезжая, Карло обещал, что вернется через несколько часов и привезет врача и сиделку. С тех пор прошла неделя, но он так и не вернулся, а эти семь дней обернулись для Бриджит худшим в ее жизни кошмаром.
Сначала она была спокойна, так как еще не до конца понимала, а вернее, просто не хотела верить в то, что ждало ее в ближайшем будущем. Несколько часов она потратила на то, чтобы осмотреться в этом охотничьем домике, потом вернулась в спальню и в изнеможении упала на кровать.
Она заснула довольно быстро. Когда Бриджит проснулась, было уже утро, но Карло не вернулся, и это повергло ее в ужас, поскольку она уже начинала ощущать настоятельную необходимость в уколе или порции порошка.
Сначала ее просто подташнивало, но Бриджит не обратила на это внимания, решив, что начинается запоздалый токсикоз, от которого она была счастливо избавлена в первые месяцы беременности. Потом - ближе к полудню появились первые, пока еще слабые, боли. С каждой минутой они становились сильнее, и уже очень скоро Бриджит чувствовала себя так, словно ее руки и ноги выворачивались из суставов, а в жилах тек расплавленный свинец. Все это сопровождалось потливостью, судорогами, поносом и новыми болями, от которых она готова была лезть на стену.
На следующий день она уже кричала в голос, но поблизости никого не было, и никто ее не слышал.
Несколько часов кряду Бриджит выкрикивала проклятья в адрес Карло, который бросил ее одну.
К этому моменту ей уже стало ясно, что он обманул ее и что никакой врач никогда сюда не приедет. Из всех способов лечения наркотической зависимости Карло избрал самый простой и самый жестокий - ей предстояло самой пережить "ломку". Пережить или сдохнуть.
И Бриджит действительно хотелось умереть. Когда-то она читала о муках, которые испытывают наркоманы, не получая привычных таблеток или уколов, но она и представить себе не могла, что они будут настолько сильными. Бриджит готова была зубами перегрызть себе вены на запястьях, и только мысль о ребенке останавливала ее. Ради ребенка она должна была выжить.
Как прошел третий день - Бриджит не помнила.
На четвертый день судороги сделались такими сильными, а она так ослабела, что у нее открылось кровотечение. Несколько часов спустя Бриджит потеряла ребенка.
Эта новая боль была пустяком по сравнению с тем, через что она уже прошла.
То теряя сознание, то снова приходя в себя, Бриджит лежала на полу в луже собственной крови и не в силах была пошевелить ни рукой, ни ногой. Страшная жажда мучила ее. Бриджит чувствовала, что умирает, и приветствовала смерть как долгожданную избавительницу.
Несколько часов спустя она, однако, ухитрилась хоть как-то привести себя в порядок и доползти до кухни. Там Бриджит схватила бутылку с водой и сделала несколько жадных глотков. Вода несколько подбодрила ее, и, сев на полу возле кухонного стола, Бриджит поклялась себе, что будет жить. Жить вопреки всему.
Именно после этого к ней начали постепенно возвращаться силы и разум.
Ребенок оказался мальчиком. Бриджит похоронила его в саду под деревом и прочла над могилой коротенькую молитву.
Ни горя, ни мук совести, ни жалости к себе она не испытывала. Больше всего Бриджит интересовало, сколько еще дней или, может быть, недель есть у нее в запасе до возвращения Карло. Она надеялась, что много. Очевидно, прописав ей подобное "лечение", Карло рассчитывал добиться полного выздоровления, и, следовательно, ожидать его в ближайшие дни не стоило. Навещать ее он наверняка тоже не собирался.
"Подонок, - подумала Бриджит о своем муже. - Как он смел пойти на такую низость? А если бы я умерла? Неужели я для него ничего не значу?"
Конечно же, нет, честно ответила она себе. Для Карло лишь одно имело значение: Бриджит - его официальная жена, и, следовательно, в случае ее смерти Карло наследовал все ее состояние.
Подумав об этом, Бриджит сгоряча решила, что он, похоже, и вовсе не собирался возвращаться, но вскоре отказалась от этой мысли. Карло был не настолько глуп и понимал, что, если его заподозрят в убийстве, наследства ему не видать как своих ушей.
Очевидно, в его намерения входило лишь максимально ускорить ее естественную кончину.
"Графиня была женщиной настолько слабого здоровья, что любой самый легкий сквозняк мог без труда погасить эту свечу", - припомнила она фразу из какого-то полузабытого дамского романа. Это могло быть сказано о ней, если бы Карло удался его план.
Впрочем, каким именно путем он добьется своего, Бриджит не особенно занимало. Теперь она знала одно: Карло способен на все, а это означало, что ей нужно бежать от него.
И как можно скорее.
Глава 21
Яркие вспышки репортерских блицев на мгновение ослепили Лаки, ступившую на лестницу здания суда, и она с неудовольствием подумала, что может снова стать героиней репортажей бульварной прессы.
Журналисты и без того тщательно просеяли ее биографию и извлекли на свет немало историй из прошлого, а теперь - в качестве гарнира - им нужны были ее фотографии. Желательно голышом или в объятиях какого-нибудь мужчины, но, если бы она набросилась с кулаками на кого-то из обнаглевших папарацци, это тоже сгодилось бы. "Нет, этого вы от меня не дождетесь", подумала Лаки, решительно сжав губы.
На самом деле раздражение Лаки объяснялось главным образом тем, что, как она считала, газеты старательно делали из мухи слона. Лаки всегда старалась жить честно, и скрывать ей было совершенно нечего. Другое дело, что она не стремилась предавать гласности все обстоятельства собственной жизни, среди которых, в частности, был брак с Крейвеном Ричмондом, сыном сенатора Питера Ричмонда, за которого она вышла по настоянию отца, едва только ей исполнилось шестнадцать. Похоже, Крейвена, который сам был теперь сенатором в Вашингтоне, ждал не очень приятный сюрприз, но Лаки было его ни капельки не жаль. Крейвена она никогда не любила.
Но еще больше Лаки возмущал Ленни, который поселился со своей сицилийской шлюхой в "Шато Мормон" и, кажется, был вполне доволен своим новым положением. Так, во всяком случае, доложили ей "доброжелатели" из числа дальних и близких знакомых, и Лаки это очень не нравилось. О чем он только думает, спрашивала она себя. Неужели Ленни не собирается возвращаться к ней? Кроме того, - что бы ни произошло между ним и Клаудией пять лет назад, - за все это время он ни разу не вспомнил о своей спасительнице или, по крайней мере, не попытался навести справки о ее судьбе. Почему же, стоило только Клаудии появиться в Америке, Ленни стал жить с ней, словно они уже давно были одной семьей?
На вновь вспыхнувшее чувство это было не похоже, и Лаки терялась в догадках. Уж не виновата ли она сама в том, что Ленни ведет себя именно так, порой закрадывалась ей в голову предательская мысль, но Лаки гнала ее от себя. Если кто и виноват в том, что случилось, то только Ленни, Ленни и еще раз Ленни.
Лживый, похотливый козел!
В том, что он спит с Клаудией, Лаки не сомневалась. Это было только логично, к тому же Ленни наверняка был не прочь как следует насолить ей за то, что она его вышвырнула. Правда, он продолжал звонить Лаки чуть ли не каждый день, утверждая, что ничего так не хочет, как снова быть с нею, но она не верила ни одному его слову. Если Ленни действительно хотел помириться с ней, он должен был первым делом избавиться от Клаудии и ребенка. Скажем, дать им денег, купить билеты до Рима, посадить в самолет и привет! Но он этого не сделал, и Лаки снова и снова спрашивала себя: чем его так приворожила эта итальянская красотка?
Было и еще одно обстоятельство, которое Ленни упорно отказывался принимать в расчет, хотя Лаки сделала все, чтобы довести до его сведения известные ей факты. Факты же эти состояли в том, что, как удалось выяснить нанятым Лаки детективам, Клаудия приходилась племянницей Донателле Боннатти и, следовательно, принадлежала к клану заклятых врагов семьи Сантанджело. Ленни не мог не знать, что это означает для Лаки, но до сих пор он никак не отреагировал, и ей оставалось только скрипеть зубами от бессильной злобы.
Сын Ленни тоже был наполовину Боннатти, но Лаки старалась об этом не думать.
Тем временем их собственные дети ужасно скучали по папе. Они спрашивали о нем чуть ли не ежедневно, и Лаки приходилось лгать им, придумывая все новые и новые подробности командировки, в которую Ленни якобы отправился для производства сложных натурных съемок. В конце концов ей удалось-таки приучить Марию и Джино-младшего к мысли, что папа вернется домой очень не скоро, но что она будет делать дальше. Лаки просто не представляла.