Д о с т и г а е в. Экая болтушка!
В а р в а р а. Василий Ефимович, мать и Башкин вызвали тётку Меланью.
Д о с т и г а е в. Игуменью? У-у, это зверь серьёзный! Она будет против фирмы Достигаев и Звонцов, она - против! Она за вывеску - Ксения Булычова и Достигаев...
З в о н ц о в. Она может потребовать деньги из дела.
Д о с т и г а е в. Маланьиных денег - сколько? Семьдесят тысяч?
З в о н ц о в. Девяносто.
Д о с т и г а е в. Всё-таки это - куш! Личные или монастыря?
В а р в а р а. Как это узнаешь?
Д о с т и г а е в. Узнать - можно. Узнать - всё можно! Вот - немцы, они знают не только число солдат у нас на фронте, а даже - сколько вшей на каждом солдате.
В а р в а р а. Вы бы серьёзно что-нибудь сказали...
Д о с т и г а е в. Милая Варюша, нельзя ни торговать, ни воевать, не умея сосчитать, сколько денег в кармане. Про Маланьины деньги узнать можно так: имеется дама Секлетея Полубояринова, она - участница нощных бдений владыки - Никандра, а - Никандр - всякие деньги любит считать. Кроме того, есть один человек в епархиальном совете, - мы его оставим в резерве. Ты, Варюша, возьми переговори с Полубояриновой, и ежели окажется, что деньжата - монастырские, ну, - сами понимаете! Куда это красавица моя ускользнула?
Г л а ф и р а. Просят в столовую.
Д о с т и г а е в. Спешим. Нуте-с, пошли?
В а р в а р а (будто бы зацепилась подолом за кресло). Андрей, помоги же! Ты ему веришь?
З в о н ц о в. Нашла дурака.
В а р в а р а. Ах, какой жулик! С тёткой я придумала неплохо. А что с Тятиным?
З в о н ц о в. Уломаю.
В а р в а р а. С этим надо торопиться.
З в о н ц о в. Почему?
В а р в а р а. Да ведь после похорон - нужно будет долго ждать. А у отца - и сердце слабое... Кроме того, у меня есть другие причины.
(Ушли. Навстречу Глафира, смотрит вслед им с ненавистью, собирает посуду со столика. Лаптев входит.)
Г л а ф и р а. А вчера был слух, что ты арестован.
Л а п т е в. Да ну? Это, должно быть, неверно.
Г л а ф и р а. Всё шутишь.
Л а п т е в. Есть - нечего, да - жить весело.
Г л а ф и р а. Свернёшь башку на шуточках-то.
Л а п т е в. За хорошие шутки не бьют, а хвалят, стало быть, попадёт Яшутке за плохие шутки.
Г л а ф и р а, Мели, Емеля! Там, у Шуры, Тонька Достигаева.
Л а п т е в. Брр, её - не надо!
Г л а ф и р а. Позову Шуру - сюда, что ли?
Л а п т е в. Дельно. А как Булычов?
Г л а ф и р а (гневно). Какой он тебе Булычов! Он - отец крёстный твой!
Л а п т е в. Не сердись, тётя Глаша.
Г л а ф и р а. Плохо ему.
Л а п т е в. Плохо? Постой, постой! Голодно живут приятели мои, тётя Глаша, не достанешь ли муки, пуда два, а то и мешок?
Г л а ф и р а. Что же - воровать у хозяев буду для тебя?
Л а п т е в. Да ведь уже не первый раз! Всё равно - и раньше грешила, грех - на мне! Ребятам, ей-богу, кушать охота! Тебе же в доме этом за труд твой принадлежит больше, чем хозяевам.
Г л а ф и р а. Слыхала я эти сказки твои! Завтра утром Донату будут отправлять муку, мешок возьмёшь у него. (Уходит.)
Л а п т е в. Вот спасибо! (Сел на диван, зевнул до слёз, отирает слёзы, осматривается.)
К с е н и я (идёт, ворчит). Бегают, как черти от ладана...
Л а п т е в. Здравствуйте...
К с е н и я. Ой! Ох, что ты тут сидишь?
Л а п т е в. А надо - ходить?
К с е н и я. То - нигде нет его, то вдруг придёт! Как в прятки играешь. Отец-то крёстный - болеет, а тебе хоть бы что...
Л а п т е в. Заболеть надо мне, что ли?
К с е н и я. Все вы с ума сошли, да и других сводите. Понять нельзя ничего! Вон, слышь, царя хотят в клетку посадить, как Емельку Пугачёва. Врут, что ли, грамотей?
Л а п т е в. Всё возможно, всё!
Г л а ф и р а. Аксинья Яковлевна, на минутку.
К с е н и я. Ну, что ещё? Покоя нет... о, господи... (Ушла.)