- Как, как он относится к тебе?! - взмолился Чарли, и Кэрол честно попыталась объяснить, но так и не сумела найти правильных слов. Но он все равно понял, что дело было не в поступках Саймона; дело было в другом - в мечтах, чувствах, невысказанных желаниях, которые подспудно копились и зрели в душе Кэрол. Все дело было в крошечных, малозаметных деталях, в тех милых мелочах и причудах, которые пробуждают любовь, даже если ты этого не хочешь.
Когда Кэрол кое-как растолковала ему все это, она заплакала, и Чарли заплакал тоже.
Уже уступая, сдаваясь Саймону, Кэрол твердила себе, что это будет легкая, ничего не значащая интрижка. Она утешалась тем, что мало кто из ее знакомых не ходил налево, поддавшись настроению минуты или капризу, и твердо обещала себе, что не позволит своему увлечению перерасти во что-либо серьезное. Для Кэрол это был первый роман на стороне, и она отнюдь не собиралась делать ничего такого, что могло бы разрушить их с Чарли семейную жизнь. Тогда она еще думала, что любит его.
Уже вернувшись в Лондон, Кэрол попробовала разорвать свою связь с Саймоном, который старался, как мог, помочь ей в этом, ибо, по его собственным словам, он ее прекрасно понимал. Он признался Кэрол, что в последние годы достаточно часто увлекался красивыми женщинами, да и, живя в браке, хранил супружескую верность далеко не всегда. Как утверждал Саймон, теперь он сожалел об этом, однако, если воспользоваться его собственным выражением, "последствия неверности и неосторожности он испытал на собственной шкуре". Впрочем, со своей последней женой он развелся уже лет пять назад и был теперь совершенно свободен, однако это, казалось, не мешало ему искренне сочувствовать Кэрол, которую терзали острое чувство вины и сознание собственного долга перед мужем. В конце концов они расстались, договорившись быть друзьями, однако при этом ни Саймон, ни Кэрол даже не подозревали, как им будет не хватать друг друга в Лондоне. Несколько волнующих недель, проведенных в Париже, сблизили их настолько, что существовать один без другого они уже не могли.
Не прошло и месяца, как они начали вместе уходить из конторы в обеденный перерыв, чтобы подняться в квартиру Саймона. Между ними ничего не было - они просто пили кофе и по-дружески болтали, - но эти разговоры помогли Кэрол облегчить душу и разобраться в своих чувствах. Очень скоро она обнаружила, что ей очень нравится, с каким деликатным сочувствием и пониманием, с какой безграничной любовью, уважением и преданностью относится к ней Саймон. Он был готов на все, лишь бы быть с ней рядом пусть это даже означало, что они навсегда останутся друзьями и никогда больше не будут любовниками. Когда же Кэрол попыталась расстаться с Саймоном, она просто не сумела этого сделать, хотя она отчаянно старалась перебороть себя. Чарли, как назло, снова много ездил, и Кэрол было очень одиноко, а Саймон - тоскующий Саймон с печальными глазами спаниеля - был рядом, всегда рядом, каждый день рядом.
И Кэрол тоже очень его не хватало. До этого момента она даже не осознавала, как много путешествует Чарли, как часто она остается одна и как много для нее значит быть с Саймоном. И вот - через два с половиной месяца после того, как они решили положить конец своей физической близости, Кэрол и Саймон снова стали любовниками.
После этого жизнь Кэрол превратилась в кошмар. Она встречалась с Саймоном почти каждый вечер, и ей приходилось врать Чарли и придумывать достоверные объяснения, чтобы как-то оправдаться. Выходные они с Саймоном тоже часто проводили вместе, и Кэрол лгала, что ей нужно сделать какую-то срочную работу. Когда же Чарли улетел в очередную командировку, они с Саймоном отправились в Беркшир на весь уик-энд и провели в придорожной гостиничке два удивительных, волшебных дня. Кэрол терзалась оттого, что поступает не правильно, но ничего с собой поделать она уже не могла. Она была точно одержимая, и в ее действиях и поступках не было ни капли разума и здравого смысла - одни лишь страсть и любовь.
Год назад, накануне Рождества, в отношениях между Кэрол и Чарли впервые появились явные признаки неблагополучия. Ситуация на рынке проектно-дизайнерских услуг сложилась крайне неблагоприятная; контракт в Милане неожиданно оказался под угрозой, сделка в Токио тоже была под вопросом, и Чарли как угорелый метался между Японией и Италией. В Лондон он возвращался очень ненадолго, однако даже в эти редкие наезды домой он буквально падал с ног от усталости. Настроение у него было хуже некуда. И, часто даже не осознавая того, он вымещал свою усталость и раздражение на Кэрол.
А она не могла с ним даже поговорить. Чарли постоянно спешил, мчался куда-то, решал очередную проблему или пробивал выгодный контракт. В эти трудные, суматошные месяцы они оба были рады, что у них нет детей, но если Чарли продолжал считать это нормальным, то Кэрол все чаще задумывалась о том, насколько они разные люди.
Каждый из них жил теперь в своем собственном мире, и эти миры почти не соприкасались. С некоторых пор у обоих вечно не хватало времени, чтобы поговорить по душам, поделиться своими мыслями и чувствами, просто побыть вместе. У Чарли была своя работа, у нее - своя; теперь их объединяли только несколько ночей в месяц, которые они проводили в одной постели, да приемы и вечеринки, куда они ходили больше по привычке, чем повинуясь естественному в прежние времена желанию всегда и везде быть вместе.
Настал день, когда Кэрол всерьез задумалась о том, что с ними происходит и что - помимо инерции - продолжает удерживать их друг подле друга. Может быть, их любовь, их счастье - все это иллюзия, обман зрения, обычная ловкость рук балаганного фокусника, имя которому - рутина? И впервые за десять лет их совместной жизни Кэрол не могла ответить на вопрос, любит ли она Чарли.
А Чарли пребывал в блаженном неведении. С головой уйдя в работу, он даже не замечал, что с Кэрол творится неладное. Он не понял, не почувствовал, что теряет ее. Новый год Чарли снова встречал в Гонконге; он так замотался, что даже забыл ей позвонить, и она тоже забыла, потому что танцевала в "Аннабелс" с Саймоном.
Кризис разразился в феврале месяце, когда в один из уик-эндов Чарли неожиданно вернулся из Рима и обнаружил, что Кэрол нет дома. В этот раз она даже не сочла нужным соврать ему, что поедет на пикник с друзьями. Но, когда поздним воскресным вечером она наконец вернулась в их уютный маленький домик, в ее облике было что-то такое, что заставило Чарли внутренне вздрогнуть. Кэрол буквально лучилась счастьем. Она была такой безмятежно-спокойной и веселой, как в те, уже почти забытые дни, когда они проводили в постели все выходные, то предаваясь любовной игре, то погружаясь в блаженную дремоту. Но у Чарли уже давно не хватало времени на подобные развлечения, да и Кэрол тоже - он знал это - была слишком занята. Кажется, он все же сказал ей что-то, но на самом деле он еще не забеспокоился по-настоящему, и, хотя в душе у него напряглась какая-то струнка, разум его еще спал, не желая замечать ничего вокруг.
Кэрол сама рассказала ему обо всем, не в силах и дальше нести бремя обмана. Кроме того, она почувствовала, что Чарли - пусть еще неосознанно что-то заподозрил. И вот однажды, вернувшись поздно вечером с работы, Кэрол села напротив него на табурет и выложила ему все. Чарли молча слушал, и в его широко раскрытых глазах блестели слезы неверия и обиды. Кэрол рассказала ему, когда, при каких обстоятельствах началось ее увлечение Саймоном, сколько времени оно продолжалось (к тому времени их связи исполнилось уже полных пять месяцев) и к чему это все привело. Или могло привести.
- Я не знаю, что еще сказать тебе, Чарли, - закончила она. - Просто я подумала, что ты должен узнать обо всем от меня. Все равно это не могло продолжаться вечно.
Ее низкий, с легкой хрипотцой голос прозвучал при этом так волшебно-соблазнительно, что Чарли едва не сошел с ума.
- И что ты собираешься делать? - с трудом спросил Чарли, ибо язык ему не повиновался. Он пытался не забывать о том, что он - современный, цивилизованный человек и что подобные вещи случаются сплошь и рядом (почему, в конце концов, он должен быть исключением из общего правила?), однако единственное, о чем Чарли оказался способен думать, это о том, какую глубокую рану нанесли ему слова Кэрол и как сильно он, оказывается, любит ее. Он даже не мог представить себе, какую острую боль способно, оказывается, причинить ему известие, что Кэрол спит с другим мужчиной, но главным для него было все же не это. Главное, что хотел знать Чарли, это любит ли Кэрол Саймона или она пошла на связь с ним от скуки, из чувства одиночества или из обычного, присущего всем женщинам авантюризма. Задать такой вопрос ему было неимоверно трудно, но Чарли все-таки набрался мужества и пересилил себя.
- Ты любишь его? - с трудом проговорил он, чувствуя, как эти слова застревают у него в горле и свинцовой тяжестью перекатываются в груди. Что, спрашивал он себя, что, ради всего святого, он будет делать, если Кэрол оставит его? Подобной возможности он просто не мог допустить и был заранее готов простить Кэрол все что угодно. Чарли знал только одно: он не может, не должен потерять ее!
Кэрол долго колебалась и ответила не сразу.
- Я думаю.., я думаю, что - да, - сказала она наконец.
Она всегда была с ним честна, порой даже прямолинейна. Поэтому и сейчас, наверное, она и ответила ему так прямо и откровенно. Да будь они прокляты, эти ее честность и искренность!
- Я не знаю, Чарли. Когда я с ним, я в этом уверена, но... Но ведь и тебя я тоже люблю. И всегда буду любить!
Она знала, что такого мужчины, как Чарли, у нее никогда не было и, наверное, уже никогда не будет. И такого, как Саймон, - тоже... По-своему Кэрол любила обоих, но теперь ей нужно было выбрать кого-то одного. Разумеется, они могли бы еще долго жить a trois <Втроем (фр.).> - ничего особенного в этом не было, многие жили именно так, но Кэрол твердо знала, что она так не сможет. Раз уж это случилось с ней, значит, она должна была как можно скорее расставить все по местам. И Чарли... Саймон уже не раз говорил Кэрол, что готов жениться на ней, но она не могла даже думать об этом до тех пор, пока не решит все проблемы с собственным мужем. К счастью, Саймон прекрасно ее понимал и готов был ждать сколько угодно.
- Ты хочешь сказать, что ты меня.., бросаешь? - проговорил Чарли, и глаза его увлажнились. Потом он обнял Кэрол, и они заплакали.
"Почему это должно было случиться именно с нами?" - снова и снова спрашивал Чарли. Ее решение казалось ему немыслимым, невозможным. Он не мог себе представить, что она когда-нибудь отважится на такое. И все же она уходила, и что-то в решительном выражении ее лица подсказывало Чарли, что Кэрол твердо решила связать свою дальнейшую судьбу с Саймоном.
Что он мог сделать? Попросить ее перестать встречаться с ним? Сходить с Кэрол к психологу-консультанту по вопросам семьи и брака? Упасть перед ней на колени?
Да что угодно! Чарли готов был на все, лишь бы Кэрол не бросала его.
Кэрол со своей стороны тоже прилагала огромные усилия, чтобы сохранить их отношения. Она согласилась пойти к консультанту и даже не встречалась с Саймоном целых две недели, однако задолго до конца этого срока она поняла, что не может без него жить. И мысль эта едва не свела ее с ума. Чарли начал бесконечно раздражать ее, и Кэрол постоянно срывалась. Чарли в свою очередь тоже не оставался в долгу, и в огне этих яростных словесных баталий безвозвратно гибли последние крохи понимания и сочувствия, которые они все еще питали друг к другу.
Теперь они начинали ссориться каждый раз, когда оказывались вместе, и в эти минуты Чарли очень хотелось кого-нибудь убить. Втайне он мечтал о том, чтобы Саймон подвернулся ему под горячую руку - в этом случае он выместил бы на нем всю горечь и боль, которые скопились в его душе за последние месяцы. К Кэрол Чарли по-прежнему не питал никакой неприязни. Ему казалось, что он хорошо понимает то одиночество и разочарование, которые испытывала Кэрол, когда он отправлялся в длительные командировки, и ей приходилось подолгу жить одной в их крошечном коттедже. Со стороны действительно могло показаться, что их отношения вовсе не напоминают отношения супругов - скорее отношения двух старых друзей, которые так долго жили в одной комнате, что прекрасно приспособились один к другому, - но ведь он знал, что на самом деле это не так! Но почему тогда Кэрол обвинила его в эгоизме и в том, что он относится к ней не так, как Саймон? Или все дело сводилось к тому, что, возвращаясь из очередной поездки, он так уставал, что не замечал ее до тех пор, пока они не оказывались в одной постели и не наступало время заниматься сексом? Но ведь он же объяснял ей, что это его собственный, патентованный, строго индивидуальный способ возвращения к домашней жизни, от которой он так долго был оторван. И, по мнению Чарли, этот способ выражал его истинные чувства гораздо красноречивее, чем любые слова. Нельзя же, говорил он, быть настолько ограниченным, чтобы не принимать во внимание естественную разницу между мужчиной и женщиной...
Так их взаимные упреки становились все более мелочными, но разделявшая их пропасть росла и росла. Чарли был совершенно потрясен, когда на приеме у психолога-консультанта Кэрол неожиданно заявила, что, как ей кажется, их брак с самого начала был заключен для Чарли, ради Чарли, в интересах Чарли и что Саймон был первым в ее жизни мужчиной, которого интересовали в первую очередь ее мысли и ее чувства.
Когда Чарли услышал это, он ушам своим не поверил. Он посмотрел на Кэрол, но у нее были такие глаза, что Чарли сразу понял - разубеждать ее бесполезно.
К этому времени Кэрол снова начала спать с Саймоном, но теперь она скрывала это от Чарли, и ложь разделила их больше, чем взаимное раздражение и упреки. В марте, когда Чарли на три дня улетел в Берлин, Кэрол собрала свои вещи и переехала к Саймону. Об этом своем решении она известила Чарли по телефону, и он долго плакал, сидя в номере немецкого отеля и прижимая к груди мокрую телефонную трубку, из которой неслись короткие гудки отбоя.
Но самое страшное, самое горькое заключалось в том, какие причины вынудили Кэрол на этот поступок. Как она сказала, прежде чем повесить трубку, она ушла к Саймону не потому, что хотела жить с ним, а потому что не могла больше жить с Чарли. И для нее, и для него это было бы настоящей мукой, испытанием, выдержать которое не могли бы ни он, ни она.
- Это отвратительно, что мы с собой сделали, - сказала она, и Чарли услышал в трубке ее сдавленные рыдания. - Я стала настоящей ведьмой, и ты это знаешь. Я так больше не могу. Все, что я говорю и делаю, противно мне самой, но вести себя иначе я уже не в состоянии. И я.., я начинаю ненавидеть тебя, Чарли. Так дальше нельзя, поэтому я ухожу. Ты должен понять... Мы должны расстаться.
- Почему?! - выпалил он. - Почему мы должны расстаться?
В его груди сам собой вспыхнул гнев, и даже Кэрол не могла не признать, что он имеет на это полное право.
- В конце концов, не распадаются же другие семьи, когда один из супругов заводит кого-то на стороне. Почему мы не можем поступить так же?
Чарли произнес эти слова с жаром, но они оба знали, что это была мольба, мольба о милосердии и пощаде.
Кэрол так долго молчала, что Чарли даже показалось, что их разъединили.
- Я просто не хочу, - промолвила она наконец, и, хотя голос ее был едва слышен, Чарли понял, что она все решила, и решила окончательно. Каковы бы ни были ее побудительные мотивы, для Кэрол их брак больше не существовал, и Чарли вынужден был смириться с этим, хотя - в отличие от нее - для него конец их семейной жизни был концом всего. И ничего поправить здесь уже было нельзя. Кэрол полюбила другого мужчину, а его разлюбила, и никто не был в этом виноват. Ведь по самому большому счету все они, включая Саймона, были обыкновенными людьми со своими собственными странными, неуправляемыми эмоциями и чувствами, которые порой толкали их на самые необычные и необъяснимые поступки. Почему случилось то, что случилось? Вряд ли кто-то мог ответить на этот вопрос. Одно было очевидно: нравилось это Чарли или нет, но Кэрол ушла от него.
После ухода Кэрол Чарли жил как в бреду, переходя от безумного отчаяния к безумной ярости и обратно. Ему с трудом удавалось сосредоточиться на своей работе, и лишь усилием воли он заставлял себя исполнять свои обычные служебные обязанности. Он перестал встречаться с друзьями и часто вечерами сидел в одиночестве перед остывшим камином, вспоминая Кэрол или размышляя над превратностями жестокой судьбы, нанесшей ему такой неожиданный удар.
Он никак не мог поверить в то, что все это случилось с ним на самом деле, хотя живые, осязаемые факты были, как говорится, налицо. В глубине души Чарли все еще лелеял надежду, что увлечение Кэрол окажется непродолжительным, что оно пройдет так же неожиданно и быстро, как проходит весенняя лихорадка, и что в один прекрасный день Кэрол выздоровеет. Саймон мог разочаровать ее каким-то своим поступком или словом, неожиданным проявлением стариковского упрямства или подозрительности, наконец, он мог вообще оказаться не тем, за кого она его принимала. Чарли молил бога, чтобы что-то заставило Кэрол изменить свое мнение о Саймоне, разочароваться в нем, но все было тщетно. Наоборот, они выглядели очень счастливыми и довольными - во всяком случае, на фотографиях в газетах и журналах, которые Чарли со злобой рвал на клочки и швырял в камин.
Его тоска и боль стали такими сильными, что порой Чарли казалось: еще немного, и они прикончат его. Острое чувство одиночества не оставляло его ни на мгновение, и даже ночью Чарли иногда просыпался от звука собственного голоса, зовущего ее по имени.
Когда эта пытка становилась невыносимой, Чарли звонил ей, но это доставляло ему еще большие страдания. Даже по телефону голос Кэрол звучал так пленительно, так мягко и эротично, что у Чарли горло перехватывало судорогой, ноги становились ватными, а на лбу выступали крупные капли пота. Иногда он притворялся, будто Кэрол уехала в командировку или на выходные, что она уже едет домой и вот-вот откроет дверь и войдет, но и это ему не помогало. Не помогало потому, что Кэрол не возвращалась. Возможно, он потерял ее навсегда.
Домик, который они вдвоем когда-то с такой любовью благоустраивали, выглядел теперь неопрятным и заброшенным. Кэрол забрала все свои вещи, и ничто уже не выглядело таким, как когда-то, ничто не напоминало о прежних, счастливых временах. Чарли чувствовал себя здесь словно на пепелище своих надежд и желаний. Все его мечты оказались разбиты вдребезги, жизнь лежала в руинах, и у него не было никакого желания собирать черепки, чтобы строить ее заново. Чарли ни во что больше не верил и ни на что не надеялся.
Коллеги Чарли по работе не могли не заметить происшедшей с ним перемены. Бледный, исхудавший, с темными кругами под глазами и потухшим взглядом, он являл собой жалкое зрелище. Чарли стал раздражителен и нетерпим и часто принимался спорить из-за пустяков, на которые раньше не обратил бы внимания. С друзьями он перестал встречаться, а если его приглашали на вечеринку - отвечал неизменным отказом. В глубине души он был уверен, что все его друзья давно очарованы Саймоном и приглашают его только по привычке или, что было еще хуже, из жалости. Сам он не желал ничего слышать ни о Саймоне, ни о Кэрол, а слова сочувствия были ему не нужны. Несмотря на это, он никак не мог удержаться и прочитывал все сообщения в уголке светской хроники, в которых говорилось о них. Саймон Сент-Джеймс и его очаровательная супруга на приеме у такого-то, Саймон Сент-Джеймс и его супруга отправились на уик-энд в курортное местечко такое-то, Саймон Сент-Джеймс с супругой посетил выставку такую-то... Как видно, мистер Сент-Джеймс был весьма общительным джентльменом, вот только каждое такое сообщение оставляло на сердце Чарли рубец, словно выжженный каленым железом.
И всегда с ним была Кэрол, его Кэрол... Чарли знал, что она тоже любит вечеринки, однако никогда они не ходили на приемы так часто. Должно быть, для нее это было важно, и теперь ее желания сбывались. Вот только его место рядом с ней оказалось занято.
И самым страшным было то, что Чарли не мог не думать об этом, как ни старался.
На смену весне пришло лето, но мучения Чарли только усилились. Он знал, что Саймону принадлежит большой кусок земли на южном побережье Франции - как раз между Бюли и мысом Сен-Жан, и что там есть не только роскошная вилла с садом, но и причал, возле которого стоит огромная красавица яхта. Он видел все это своими собственными глазами, когда несколько лет назад они гостили у Саймона, и теперь образ Кэрол светловолосой, загорелой Кэрол на глянцевито-желтой палубе яхты неотступно преследовал его. Несколько раз Чарли снилось, будто произошло крушение и Кэрол тонет, и тогда он просыпался, снедаемый сильнейшим беспокойством, к которому примешивалось острое чувство вины. Чарли был почти уверен, что не может желать Кэрол смерти, и все же порой ему казалось, что этот сон лишь отражает его глубокие, подсознательные желания.