Действительно, дурная манера – говорить, не подумав хорошенько. И Джордж поняла это, когда оба мужчины повернулись к ней в ужасе. Ну откуда она могла знать, что это какой-то страшный секрет? Она не представляла, что у кого-то могут быть такие же зеленые, как у Гарри, глаза. И вот они, пожалуйста – обе пары этих зеленых глаз буравят ее. Конечно, незнакомец гораздо выше, и черты лица у него совсем другие. Но кому придет в голову отрицать, что они братья, когда у них такие глаза! Ну, разве можно ее винить?
– Гарри? – незнакомец прервал эту немую сцену. – Гарри?
– Это Беннет Грэнвиль, госпожа, – Гарри пришел в себя первым, и лицо его стало бесстрастным. – Грэнвиль, это леди Джорджина Мейтленд.
– Госпожа, – вежливо поклонился мистер Грэнвиль, – большая честь для меня.
Она машинально сделала реверанс и ответила что-то подобающее.
– Да, Гарри… – произнес мистер Грэнвиль. Глаза его полыхнули огнем, выдавая волнение, но он тут же взял себя в руки. – Давно мы не виделись.
Джордж чуть не фыркнула. Еще пару лет практики, и он сможет скрывать эмоции не хуже Гарри.
– А знаешь точно, сколько?
– Сколько? – тревожно спросил мистер Грэнвиль.
– Восемнадцать лет.
Гарри перевел взгляд на овец, явно пытаясь переменить тему.
– Отравлены?
Казалось, мистер Грэнвиль где-то витал, но заставил себя вернуться к реальности:
– Боюсь, что да. Хочешь взглянуть? – и он полез обратно через забор.
О боже! Джордж подняла глаза к небесам. Судя по всему, они не заметили ее бестактности и собираются вести себя так, будто не было этих восемнадцати лет.
– Госпожа? – Гарри протянул руку, чтобы помочь ей перебраться через забор.
– Да, иду.
Он посмотрел на нее странным взглядом. Она взяла его за руку вместо того, чтобы просто опереться на нее. Гарри притянул ее к себе и посадил на камни. Джордж чуть не вскрикнула. Она почувствовала его руки прямо под грудью. Гарри бросил на нее предупреждающий взгляд.
Что он хочет сказать? Она вспыхнула.
Он перепрыгнул через ограждение и направился к мистеру Грэнвилю, оставив леди Джорджину одну. Ей пришлось спрыгивать самой. Мужчины изучали связку увядших растений.
– Срезаны не так давно, – сказал Гарри, потрогав пальцем, влажные стебли. – Скорее всего, их принесли сюда ночью. И снова болиголов.
– Снова? – удивленно поднял на него взгляд мистер Грэнвиль, сидевший на корточках перед ворохом травы.
– Да. Это продолжается уже несколько недель. Тебе что, ничего не сказали?
– Я только что из Лондона. Даже дома еще не был. А чьих это рук дело?
– Твой отец считает, что моих.
– Твоих? Но почему он… – мистер Грэнвиль осекся и вдруг засмеялся. – Значит, пришло время расплачиваться за грехи.
– Ты так думаешь?
Что происходит? Джордж переводила взгляд с одного на другого, пытаясь понять, о чем это они. Мистер Грэнвиль кивнул.
– Я поговорю с ним. Попробую убедить его, что стоит переключить внимание с твоей кандидатуры на кого-нибудь другого.
– Думаешь, он прислушается к тебе? – сказал Гарри с ухмылкой.
– Кто знает…
Они переглянулись. Несмотря на несхожую внешность, выражение лица у них было одно. Жесткое и упрямое.
– Пожалуйста, убедите его, мистер Грэнвиль, – сказала вдруг Джордж. – Он уже грозился арестовать Гарри.
Гарри метнул на Джордж сердитый взгляд, зато мистер Грэнвиль ответил ей очаровательной улыбкой.
– Я сделаю все, что в моих силах, госпожа. Ради Гарри.
Джордж поняла, что случайно назвала мистера Пая по имени. Тьфу ты! Она посмотрела на небо, и тут же первая капля дождя попала ей прямо на нос. Мистер Грэнвиль снова отвесил поклон.
– Приятно было познакомиться, леди Джорджина. Надеюсь увидеться с вами при более благоприятных обстоятельствах.
Гарри подошел к леди Джорджине и коснулся ее талии, будто хотел увести отсюда. Теперь ей показалось, что он сердится уже на мистера Грэнвиля.
– Я тоже, – ответила она и еще приветливее улыбнулась соседу.
– Рад был повидаться, Гарри, – сказал мистер Грэнвиль.
Гарри еле заметно кивнул.
Молодой человек секунду стоял в нерешительности, затем поспешно перелез через ограждение. Он вскочил на лошадь, эффектно описал полукруг, чтобы помахать рукой, и пустил лошадь галопом.
– Пижон, – пробурчал Гарри, Джордж вздохнула и повернулась к нему.
– И это все, что вы можете сказать после встречи с братом, которого не видели целых восемнадцать лет?
Он поднял брови и молча посмотрел на нее.
Она развела руками и решительно подошла к каменному забору. Но, не найдя удобного уступа, она в растерянности остановилась. Сильные руки обхватили ее сзади, и снова где-то под грудью. На этот раз она вскрикнула.
Гарри приподнял ее и прижал к своей груди.
– Он мне не брат, – прорычал он ей в ухо, и у Джордж побежали мурашки по шее и по всему телу.
Он резко посадил ее на камни. Она спрыгнула и зашагала к двуколке впереди него.
– Кем же он вам приходится?
Вместо того чтобы подать ей руку, он вновь обхватил ее за талию. Она уже начинала привыкать.
– Другом детства, госпожа, – ответил он, подсаживая ее.
Ей не хотелось, чтобы он отпускал руки.
– В детстве вы играли с Томасом и Беннетом Грэнвилями? – Она повернула к нему голову.
Капли дождя падали все чаще.
– Да, – ответил он и взял поводья.- Я ведь здесь вырос. Мы с Томасом ровесники, а Беннет на несколько лет нас младше.
Они выехали на дорогу, и Гарри пустил лошадь рысью.
– При этом вы не виделись с ними с тех пор, как уехали отсюда?
– Я ведь… Я ведь всего лишь сын лесника, – ответил он напряженно. – С чего нам видеться?
– А, понятно, – задумчиво продолжала она. – Вы были хорошими друзьями? Я имею в виду, вам нравились Томас и Беннет?
Дождь усиливался. Джордж завернулась в плащ, пытаясь спасти свое красивое платье.
Гарри посмотрел на нее так, будто глупее вопроса нельзя придумать.
– Мы были детьми, которые вместе росли. Не важно, нравились мы друг другу или нет.
Он какое-то время смотрел на дорогу и нехотя добавил:
– Надо сказать, я больше дружил с Беннетом, а не с Томасом, несмотря на разницу в возрасте. Томас уже тогда был амебой. Он не любил рыбалку, не искал приключений, избегал нормальных мальчишеских игр, будто боялся испачкать бархатный костюмчик.
– Поэтому вы не доверяете ему?
– Из-за того, что он берег костюмчик? Нет, госпожа. Вы слишком плохо обо мне думаете. Он всегда пытался добиться расположения отца. Вряд ли что-то сильно изменилось с тех пор. И раз уж Грэнвиль ненавидит меня… – он не договорил, а только развел руками.
Расположение отца. Обычно мальчик-первенец имел это в избытке. Как странно, что Томасу приходилось этого добиваться. Но самое интересное не это.
– Так, значит, вы дружили с Беннетом?
Капли дождя отскакивали от полей шляпы Гарри.
– Мы много играли вместе. А еще я ходил с ним на занятия, если учитель был в хорошем настроении и пускал меня. Грэнвиль об этом, конечно же, не знал.
Она удивленно подняла брови.
– Грэнвиль об этом не знал?
Гарри мрачно кивнул.
– Уже тогда он ненавидел меня. Сын лесника слишком много о себе возомнил. Но учитель недолюбливал своего работодателя и, обучая меня, брал своего рода реванш.
– Таким образом, вы научились читать и писать?
Гарри кивнул.
– Беннету это давалось легче, чем мне, хотя он был младше. Но зато я лучше считал. Да, мы действительно много времени проводили вместе.
– А что потом?
Он немного помолчал.
– Потом его отец высек моего отца. Мне тогда было двенадцать, а ему десять.
Джордж задумалась. Что ты испытываешь, теряя близкого человека, когда тебе всего двенадцать лет? Близкого человека, с которым ты каждый день играешь, дерешься. И тебе кажется, что так будет всегда. Наверное, это все равно, что потерять руку или глаз.
И как далеко можно зайти в стремлении все исправить?
Она содрогнулась и прогнала эти мысли. Они уже подъехали к реке, разделяющей земли Грэнвиля и Уолдсли. Лошадь перешла на шаг, и Гарри направил ее к броду. Дождь все усиливался, капли отскакивали от поверхности мутной реки. В глубоком месте образовался водоворот, и в нем крутилось что-то бесформенное.
– Гарри, – тихо сказала Джордж, едва коснувшись его руки, и кивнула в сторону водоворота.
Он выругался.
Лошадь перешла реку, Гарри вытащил на берег повозку и привязал поводья. Затем помог леди Джорджине спуститься и быстро пошел обратно к реке. Джордж последовала за ним и тут же утонула в грязи по щиколотку. Гарри застыл, и она поняла, почему. В водовороте крутилось тело мертвой овцы. От дождя шерсть шевелилась как живая, и выглядело это жутковато.
Джордж стало страшно.
– Почему ее не уносит течением?
– Она привязана, – ответил Гарри и указал на палку, торчащую из воды.
Тут она увидела, что от палки тянется веревка и исчезает в воде. Судя по всему, другой конец веревки обмотан вокруг шеи овцы.
– Кому могло это понадобиться?! Это какое-то безумие! – Джордж дрожала.
– Может, хотели сделать запруду, – сказал Гарри, снимая ботинки.
– Что вы собираетесь делать?
– Обрезать веревку, – ответил он, расстегивая сюртук. – Тогда тело пристанет к берегу ниже по реке, и какой-нибудь фермер вытащит его. По крайней мере, труп не отравит реку.
Гарри остался в сорочке, которая уже насквозь промокла. Достал из сапога нож и соскользнул в воду. У берега вода доходила ему до бедер, но когда он стал приближаться к водовороту, она поднялась уже до уровня груди. Обычно река была спокойной, но ливень заставил ее буквально кипеть.
– Осторожнее! – крикнула Джордж. Если он поскользнется, его смоет потоком. Он умеет плавать?!
Не оборачиваясь, он продолжал идти. Вот он уже достиг веревки. Вот пытается ее перерезать. Внезапно веревка сама отвязалась, и тело овцы понеслось по течению. Гарри стал пробираться сквозь ревущий поток обратно к берегу. Тут он все-таки оступился и исчез в воде с головой.
О господи! Сердце Джордж запрыгало в бешеном ритме. Она побежала к берегу, хотя и не знала, как может ему помочь. Но вот он вынырнул, весь мокрый, с налипшими на щеки волосами. Выбравшись на берег, он отжал на себе рубашку, ставшую прозрачной. Сквозь нее Джордж увидела темные волоски на его груди.
– Хотелось бы мне как-нибудь посмотреть на голого мужчину, – неожиданно сказала Джордж.
Гарри замер.
Потом надел сапоги и медленно выпрямился. Посмотрел ей в глаза. Он мог поклясться, что они горели страстью.
– Это приказ, госпожа? – его низкий голос был похож на урчание большого кота.
– Я… – О господи, да! Приказ! Ее второе «я» отчаянно желало, чтобы Гарри Пай снял с себя рубашку. Оно хотело видеть его плечи и мускулистый живот, его волосатую грудь. И еще, когда он снимет с себя все… Она просто не могла бороться с собой. Ее глаза опустились туда, куда настоящая леди никогда, ни при каких обстоятельствах не позволяет себе смотреть. Вода, как скульптор, вылепила мужское тело при помощи мокрых бриджей.
Джордж вдохнула полной грудью и уже открыла было, рот, чтобы ответить.
Но тут Гарри обернулся и снова выругался. На дороге показалась повозка, запряженная пони.
Принесла же кого-то нелегкая.
– Ну, не думаешь же, ты, что Гарри Пай действительно убивает овец на твоей земле? – это звучало как вопрос, но Беннет не спрашивал. Он утверждал.
Еще и двух минут не прошло, как мальчик вернулся, и вот он уже снова спорит с собственным отцом. И вечно он защищает этого Пая! Сайлас фыркнул.
– Я не думаю. Я знаю, что это его рук дело.
Беннет сердито плеснул себе виски и вопросительно посмотрел на отца.
Сайлас отрицательно покачал головой и откинулся на спинку стула, обтянутого кожей. Он сидел за письменным столом в своей любимой комнате. Это был кабинет настоящего мужчины. Высоко под потолком висели оленьи рога – охотничьи трофеи. Дальняя стена целиком отведена под большой темный камин, над которым висела картина, «Похищение сабинянок»[11].
На ней смуглые мужчины срывали одежды со светлокожих орущих девиц. Одного взгляда на картину бывает достаточно, чтобы его дружок стал большим и твердым.
– Он не отравитель! – Беннет уселся в кресло и забарабанил пальцами по деревянному подлокотнику.
Этот негодный мальчишка не на шутку разозлил его! Но даже в такой момент Сайлас не мог не гордиться им. Жаль, что не Беннет его законный наследник. У Томаса никогда не хватит духу спорить с отцом. Едва только Сайлас увидел новорожденного Беннета – орущего, красного, – на руках у матери-потаскухи, он сразу все понял. Он вглядывался в его личико, и внутренний голос шептал ему: вот он, единственный из всех его детей, кем он, Сайлас, будет гордиться. Он отнял ребенка и принес его в свой дом. Жена билась в истерике, но потом поняла, что он не изменит своего решения, и ей пришлось смириться. Возможно, кто-то еще помнит, что Беннет – его незаконный сын, рожденный женой лесника. Но кто осмелится говорить об этом?
Никто, пока Сайлас Грэнвиль здесь хозяин.
Беннет покачал головой.
– Если бы Гарри решил отомстить тебе, он сделал бы это по-другому. Он любит эту землю и людей, которые ее возделывают.
– Любит эту землю? – с сарказмом переспросил Сайлас. – Как он может ее любить? Она ему не принадлежит. Он ничтожный наемный служащий. Землей, которой он управляет, владеют другие люди.
– И все же фермеры приходят именно к нему со своими проблемами, разве нет? – вкрадчиво произнес Беннет, прищурив глаза. – Они спрашивают его мнения, следуют его советам. Даже твои фермеры обращаются к Гарри – по крайней мере, обращались до недавнего времени. Они никогда не пришли бы к тебе.
На левом виске Грэнвиля с болезненной частотой пульсировала вена.
– А почему они должны идти ко мне? Я не трактирщик, которому пьяные фермеры изливают душу.
– Тебе безразличны проблемы твоих людей, признай это, – медленно проговорил Беннет.- Тебе нужно от них лишь уважение и преданность.
Местные жители уважают его, он уверен в этом. Разве страх и уважение не одно и то же? Глупые, грязные земледельцы! Ищут защиты у такого же, как они, лишь потому, что он выбился в люди. Сайлас даже вспотел.
– Пай завидует тем, кто стоит выше его. Мечтает стать аристократом.
– Даже если бы он и завидовал, он не избрал бы такой метод, чтобы насолить тем, кто выше его, как ты выражаешься.
– Метод? – Сайлас ударил кулаком по столу. – Ты говоришь о нем так, будто он принц, а не простой управляющий. Он сын вора и шлюхи. И какой же еще метод он мог избрать, кроме как шастать всюду и травить овец?
– Сын шлюхи? – Беннет налил себе еще виски. Губы его были сжаты. Наверняка в Лондоне он так и живет: виски и женщины. – Если мать Гарри – моя мать – и стала шлюхой, то чья в том вина?
Сайлас взорвался:
– Что ты возомнил о себе? Почему позволяешь себе говорить со мной таким тоном? Я твой отец, не забывай об этом!
– Как будто можно забыть о том, что во мне течет твоя кровь, – Беннет хрипло засмеялся.
– Ты должен гордиться… – начал Сайлас.
Его сын ухмыльнулся и разом опустошил стакан. Сайлас вскочил.
– Да я спас тебя, понимаешь ты или нет! Если бы не я…
Беннет швырнул стакан в каминную решетку. Стакан разбился вдребезги, и его осколки на ковре замерцали в свете огня.
– Если бы не ты, у меня была бы мать, а не эта стерва, которая считала мое присутствие в доме оскорблением!
Сайлас в ярости скинул бумаги со стола на пол.
– Так вот что тебе нужно, мальчишка? Мамкина сиська?
Беннет побелел.
– Тебе этого не понять.
– Не понять? Да это ты не понимаешь, в чем разница между прозябанием в навозной куче и жизнью в благородном доме! Разница между вечно голодным босяком и аристократом, которому доступны все прелести жизни! И это благодаря мне ты имеешь все! Только благодаря мне!
Беннет отрицательно покачал головой и направился к выходу.
– Оставь Гарри в покое, – сказал он и хлопнул дверью.
Сайлас схватил единственный оставшийся на столе предмет – чернильницу, – чтобы бросить ее вслед за стаканом, но неожиданно замер. Он вдруг увидел, что рука его дрожит. Беннет, мальчик мой. Он сел в кресло.
Известный сюжет из истории Древнего Рима, нашедший отражение в живописи, скульптуре, литературе. По рассказам римских историков, Рим был заселен одними только мужчинами. Соседнее племя сабинян не хотело выдавать своих дочерей замуж за римских бедняков. Тогда римляне пригласили соседей на праздник, во время праздника неожиданно бросились на безоружных гостей и похитили сабинянских девушек.