Но они неплохие девчонки. Мне кажется, их просто неправильно понимают. Например, их одержимость подводкой для глаз легко принять за поверхностность, но на самом деле им просто не очень любопытно, что происходит в мире вокруг них. Если это не имеет отношения к туфлям.
И мне их немного жалко. Во всяком случае Лану, потому что когда пришлось расплачиваться и оказалось, что Ланины покупки тянут на 1847,56 долларов, и Триша ахнула и сказала: «Черт, твоя мама тебя убьет!» (Это потому, что Лане установлен лимит расходов в тысячу долларов), Лана только пожала плечами и сказала:
– Мне по барабану, если она что-нибудь скажет, я ей просто напомню про Бабблз.
Я спрашиваю:
– Бабблз?
Лана вся так погрустнела и говорит:
– Бабблз – так звали моего пони.
Я:
– Звали?
И тогда Лана объяснила, что когда ей было тринадцать лет, она стала слишком тяжелой и длинноногой, чтобы ездить верхом на маленьком пони Бабблз, и ее родители его продали, даже не спросив ее, думая, что быстрый разрыв, когда нет времени на прощание, будет меньше травмировать ее эмоционально.
– Они ошиблись, – сказала Лана, передавая продавщице кредитную карточку для оплаты покупок. – Не думаю, что я когда-нибудь смогу его забыть. Я до сих пор скучаю по этой маленькой толстозадой лошадке.
Это, знаете ли, жестоко. Во всяком случае, бабушка никогда со мной ТАК не поступала.
Ладно, наверное, мне нужно возвращаться к нашему столику. Мы решили побаловать себя ланчем и заказали фирменное блюдо. Оно стоит «всего» сто долларов.
Но Триша говорит, мы этого достойны. И кроме того, в нем почти один только белок, потому что оно состоит из сырой рыбы.
Ну конечно, Лане и Трише нужно платить только за себя, а мне – еще и за Ларса. А он заказал стейк, потому что сырая рыба, как он говорит, вредна для его мужской силы.
18 сентября, суббота, 18.00, в лимузине по пути к Тине домой
Когда я вошла в мансарду после нашего шоппинга, мама уже была страшно зла. Это потому, что я отправила все свои покупки из «Бенделз» (и от «Сакса», куда мы заглянули по дороге, чтобы купить туфли и сапоги) домой с посыльным, чтобы не таскать их целый день с собой. И гора пакетов в моей комнате получилась такой высокой, что Толстый Луи не мог ее обойти, чтобы попасть к своему лотку, который стоит в ванной.
– СКОЛЬКО ЖЕ ТЫ ПОТРАТИЛА? – потребовала ответа мама. Глаза у нее были уже совсем бешеные.
Да, правда, пакетов было много. Рокки развлекался тем, что таранил нижний слой своими грузовичками, пытаясь развалить всю гору. К счастью, лайкру трудно повредить.
– Расслабься, – сказала я. – Я заплатила черной карточкой «Америкам Экспресс», которую мне дал папа.
– НО ЭТА КРЕДИТНАЯ КАРТОЧКА ПРЕДНАЗНАЧЕНА ТОЛЬКО ДЛЯ ЭКСТРЕННЫХ СЛУЧАЕВ! – буквально завизжала мама.
– Здрассьте, – сказала я. – А тебе не кажется, что то, что моя грудь стала нового размера, 36С, это и есть экстренный случай?
Тут губы у мамы стали совсем тонкими, и она сказала:
– Кажется, Лана Уайнбергер плохо на тебя влияет. Я позвоню твоему отцу.
И она решительно вышла.
Ох уж эти мне родители, честное слово! Сначала они достают меня из-за того, что я не встаю с кровати, или еще из-за чего-нибудь. А когда я делаю то, что они хотят, встаю с кровати и общаюсь с людьми, они и на ЭТО злятся.
Угодить на них невозможно.
Пока мама жаловалась на меня папе (ладно, согласна, я действительно много потратила, намного больше, чем Лана. Но я, наверное, года три ничего не покупала из одежды, кроме бальных платьев и какого-нибудь комбинезона, так что им придется это пережить), я стала запихивать старую одежду, из которой я выросла, в мешки для мусора, чтобы отнести их в благотворительный фонд для бездомных, и развешивать в шкафу новую, стильную одежду, а заодно и складывать то, что я возьму к Тине.
Как ни странно, я поняла, что мне не терпится поехать к Тине. Лана и Триша приглашали меня на какую-то вечеринку в квартире какого-то старшеклассника в Верхнем Ист-сайде (его родители уехали на выходные в спа, пополнять запасы энергии ци), но я сказала, что у меня уже есть планы на вечер.
– Спускаешь на воду новую яхту или типа того? – с сарказмом поинтересовалась Лана.
Но я уже научилась не понимать каждое ее слово слишком буквально и не принимать его близко к сердцу. Когда она отпускает шпильки, то чаще всего это означает, что она пытается быть остроумной. Даже если смешно только одному человеку – ей самой. Между прочим, в этом отношении Лана очень похожа на Лилли.
– Нет, просто встречаюсь с Тиной Хаким Баба, – сказала я и на этом успокоилась,
И, кажется, ни Лана, ни Триша не обиделись, что я отказываюсь от «лучшей вечеринки в семестре», чтобы провести вечер с девочкой, которая даже не входит в их модную тусовку.
Я складывала в сумку зубную щетку, когда в мою комнату с телефоном в руке вошла мама.
– Твой отец хочет с тобой поговорить, – сказала она.
Передав мне телефон, она повернулась и с довольным видом ушла.
Серьезно! Я люблю маму и все такое, но она не может сидеть на двух стульях одновременно. Невозможно вырастить меня социально сознательной бунтаркой и, когда депрессия из-за несовершенства нашего мира подавила меня настолько, что я не могу встать с постели, забеспокоиться и послать меня к психологу, а потом возмущаться тем, что я последовала совету этого самого психолога. Это просто невозможно.
Ладно, нельзя сказать, чтобы доктор Нате на самом деле советовал мне потратить такую кучу денег на нижнее белье. Но все равно.
– Я не собираюсь ничего сдавать в магазин, – сказала я папе.
– А я тебя и не прошу, – сказал он.
– Ты знаешь, сколько я потратила? – с опаской спросила я.
– Знаю. Мне уже звонили из банка. Они подумали, что кредитная карточка была украдена, и какая-то девчонка устроила с ней набег на магазины. Это потому, что раньше ты никогда так много не тратила.
– А, – сказала я, – Тогда о чем ты хотел со мной поговорить?
– Ни о чем. Мне просто нужно было создать видимость, что я на тебя кричу. Ты же знаешь свою мать, она со Среднего Запада, она не может измениться. Она закатывает истерику, если вещь стоит дороже двадцати долларов, И она всегда была такой.
– А, – сказала я. Потом добавила: – Но, папа, это несправедливо!
– Что несправедливо? – не понял он.
Я понизила голос:
– Ничего. Это я притворяюсь, что ты меня ругаешь.
– А-а. – Кажется, на папу это произвело впечатление, – Хорошо у тебя получается. О, нет!