Но ничего такого я не могла маме сказать, потому что эту историю с моим принцесством мы уже обсуждали сто раз. Все так и есть, как сказал Майкл: я принцесса, и буду принцессой всегда'— жаловаться на это бесполезно. Это так, и с этим ничего не поделаешь. Так что я просто плакала. Наверное, мне от этого немного полегчало. Я имею в виду, всегда приятно, когда тебя обнимает мама — неважно, сколько тебе лет. Мамы не выделяют феромоны (во всяком случае, я думаю, что они их не выделяют), но они очень приятно пахнут. Во всяком случае, моя мама. Она пахнет мылом «Дав», скипидаром и кофе, и вместе эти ароматы образуют самый лучший аромат на свете — конечно, самый лучший после аромата Майкла.
Мама говорила то, что обычно говорят в таких случаях мамы, например: «Дорогая, все будет хорошо», «Ты и не заметишь, как пролетит год», и «Если Филипп купит тебе новый пауэрбук со встроенной камерой, вы с Майклом сможете общаться по видеофону, и это будет почти то же самое, что сидеть с ним в одной комнате».
Но только это не будет то же самое, потому что я не смогу чувствовать его запах.
Но когда в комнату заглянул мистер Дж., чтобы узнать, из-за чего шум, я взяла себя в руки и сказала, что обо мне можно не беспокоиться, мне уже лучше. Я мужественно попыталась улыбнуться, мама погладила меня по голове и сказала, что если я выжила, проведя столько времени с бабушкой, то уж ЭТО я легко переживу.
Но она ошибается. По сравнению с целым годом жизни без Майкла общаться с бабушкой — это все равно, что есть ореховое мороженое. Целый контейнер. Или даже больше.
Я – ПРИНЦЕССА????
НУ ДА, КАК ЖЕ!
Сценарий Миа Термополис
(первый черновой вариант)
Сцена 14
Время/место: вечер. Домик пингвина в зоопарке Центрального парка. В свете голубой подсветки воды видна девушка (МИА). Она сидит в одиночестве и что-то быстро пишет в блокноте.
МИА
(голос за кадром)
Не знаю, куда пойти, к кому обратиться. К Лилли — нельзя, она ярая противница любого правительства, которое не создано народом и для народа. Она всегда говорила, что когда власть передается одному человеку, который получает ее только по праву наследования, это нарушает социальное равенство и права личности в обществе. Вот почему в наше время власть перешла от монархов к конституционным собраниям, и монархи вроде королевы Елизаветы остались только в качестве символов национального единства.
Как видно, Дженовия — исключение.
8 сентября, среда, домашняя комната
Майкл рассказал Лилли, Я поняла это потому, что когда мы остановились возле многоквартирного дома, где живут Московитцы, чтобы подвезти Лилли до школы, он стоял рядом с ней и держал большой бумажный стаканчик горячего шоколада со взбитыми сливками из « Старбакс». Он протянул шоколад мне.
— Доброе утро, Миа. Это тебе. Скажи, что ты не передумала за ночь и не возненавидела меня.
Конечно, я не могла ненавидеть Майкла. Особенно когда солнце только вставало, и все казалось таким свежим, и его лучи озаряли свежевыбритые щеки Майкла, и когда я потянулась за шоколадом и поцеловала Майкла в щеку, я вдохнула его аромат, от которого у меня всегда возникает ощущение, что все будет хорошо.
Хотя теперь он будет для меня недосягаем, и я больше не смогу его нюхать.
Потому что так и будет, когда он уедет в Японию.
— Я тебя не ненавижу, — сказала я.
— Хорошо, — сказал он. — Что ты делаешь сегодня вечером?
— Гм... может, что-нибудь с тобой?
— Хороший ответ. Я зайду за тобой в семь.
Он поцеловал меня и отошел в сторону, пропуская Лилли в машину. Лилли села, пробурчав:
— Черт, да отойди же в сторону, обормот. По утрам у нее обычно плохое настроение. Потом Майкл сказал:
— Не деритесь с другими детьми, девочки, — и закрыл дверь.
Лилли повернулась ко мне и пробурчала:
— Он такой обормот.
— Но ведь он подвинулся, когда ты попросила, — напомнила я,
— Дело не в этом! — сердито возразила Лилли. — А в его идиотской затее с Японией.
— Если по его модели создадут прибор, он может спасти тысячи жизней и заработать миллионы долларов.
Шоколад был слишком горячий, и я попыталась на него подуть, но мешала пенка из взбитых сливок. Лилли посмотрела на меня удивленно:
— О боже, ты что, собираешься подходить к, этому вопросу разумно?
— У меня нет выбора, — сказала я. — А что, разве есть?
— Я просто уверена, что если бы ты закатила истерику, по-настоящему большую истерику, — сказала Лилли, — Майкл бы никуда не поехал.
— Я уже закатила, — заверила я. — Были и слезы, и сопли, и все такое. Но это не помогло, Майкл не передумал.
Лилли в ответ только пробурчала что-то под нос.
— Дело в том, — сказала я, потому что много над этим думала, почти всю ночь, — что он должен ехать. Я не хочу, чтобы он уезжал, но у него это нечто вроде пунктика. Он считает, что должен проявить себя, чтобы журнал «Ю. Эс. Уикли» перестал писать, что мне нужно встречаться не с ним, а с Джеймсом Франко. Это, конечно, глупо, но что я могу поделать?
— С Джейсоном Франко! — воскликнула Лилли. — Ладно, неважно. Вообще-то Джеймс Франко довольно симпатичный.
— Майкл симпатичнее, — заступилась я.
— Фи, — сказала Лилли, потому что она обычно говорит «фи» в ответ на любое упоминание о том, что ее брат симпатичный,
И тут — раз уж Лилли так за меня переживает и все такое — я решила воспользоваться случаем и спросила:
— Так вы с Джеем Пи этим летом спали вместе или как?
Но Лилли только рассмеялась.
— Хитрый ход с твоей стороны, ПД, но мне тебя не НАСТОЛЬКО жалко.
Черт!
8 сентября, среда,