138668.fb2
Она никогда не называла Джея Пи Этим Мальчиком.
Бабушка любит Джея Пи. Я имею в виду, серьезно любит его. Когда они вдвоём собираются, то говорят о старом Бродвее, который показывал то, что я даже никогда не слышала, пока я практически не утаскивала Джея Пи прочь. Бабушка более чем уверена, что могла сделать большую карьеру на сцене, если бы не выбрала женитьбу на дедушке и была принцессой маленькой европейской страны, вместо того, чтобы быть великой звездой Бродвея, а-ля та девушка, которая была звездой "Блондинки в законе", мюзикла. Только, конечно, в представлении бабушки, она была бы куда лучше её.
— Не Джон Пол, — сказала бабушка, шокированная этой мыслью. — Другой. И эта вещь... которую он изобрёл.
Майкл? Бабушка пригласила себя сюда на мой приём у врача, чтобы поговорить со мной о Майкле?
Хм, это тоже отлично. Спасибо, Виго. Он настроил её BlackBerry получать новости Google обо мне?
— Ты серьезно? — я клянусь, в данный момент я не знала, что происходило. Я действительно не могла посчитать дважды два. Я до сих пор думала, что она беспокоится о вечеринке. — Ты хочешь пригласить Майкла, теперь? Ну, извини, бабушка, но нет. Просто потому, что он известный изобретатель миллионер — это не значит, что я хочу видеть его на моей вечеринке. Если ты пригласишь его, я клянусь, я...
— Нет, Амелия, — бабушка протянула руку и схватила меня за запястье. Это не было одним из ее обычных жадных, алчных захватов. Это было как будто она хотела меня... ну, защитить.
Я была так удивлена, я и вправду опустилась на кожаный диван и смотрела на неё: — Что? Что происходит?
— Рука, — сказала бабушка. Как нормальный человек, а не так, когда она просила меня не выставлять мизинец, когда я пила чай, и всё такое. — Манипулятор, который он сделал.
Я уставилась на неё.
— Что?
— Нам нужна одна, — сказала она. — Для больницы. Ты должна заполучить нам одну.
Я моргнула еще удивлённее. Я подозревала, что бабушка могла потерять рассудок за... ну, то время, которое я знала её, конечно.
Но теперь стало ясно, она совсем слетела с катушек.
— Бабушка, — я осторожно нащупала пульс. — Ты принимала свои лекарства для сердца?
— Не в подарок, — бабушка поспешила объяснить, говоря быстрее и больше, чем обычно. — Скажи ему, что мы заплатим. Но, Амелия, ты знаешь, если бы у нас было что-нибудь подобное в нашей больнице в Дженовии, мы бы ну... это было бы невероятное улучшение в медицинском обслуживании. Мы тогда сможем дать нашим гражданам такое невероятное лечение! Им не придётся ехать в Париж или Швейцарию для операции на сердце. Конечно, ты понимаешь, что...
Я отдёрнула свою руку. Я вдруг поняла, что она не самая сумасшедшая. И не страдает от инсульта или сердечного приступа. Её пульс был сильным и равномерным.
— Боже мой! — я заплакала. — Бабушка!
— Что? — бабушка с недоумением смотрела на мой порыв. — Что случилось? Я прошу тебя попросить Майкла одну из своих машин. Не подарить её. Я сказала, что мы готовы платить...
— Но ты хочешь меня использовать мои отношения с ним, — плакала я, — потому что так папа сможет получить преимущество над Рене на выборах!
Бабушки подняла нарисованные брови.
— Я не говорила ни слова о выборах! — заявила она своим властным голосом. — Но я подумала, Амелия, если бы ты пошла на это мероприятие в Колумбийском университете — завтра.
— Бабушка! — я вскочила с дивана. — Ты просто ужасна! Ты действительно думаешь, что народ Дженовии скорее проголосует за папу, потому что он сумел купить им кардиоруку, в отличие от Рене, который только смог пообещать им Эпплби?
Бабушка посмотрела на меня.
— Ну, — начала она. — Да. Что бы ты предпочла? Доступную хирургию сердца или луковые палочки?
— Палочки делает Outback, а не Эпплби! — едко ответила я ей. — И главное в демократии — то, что голоса никто не может купить!
— О, Амелия! — коротко вздохнула бабушка. — Не будь наивной. Всех можно купить. И как бы ты себя чувствовала на моём месте, если на последнем визите к королевскему врачу он сказал мне, что состояние моего сердца очень серьёзно и возможно понадобится шунтирование?
Я колебалась. Она выглядела совершенно искренней.
— П-правда? — пробормотала я.
— Ну, — раздражилась бабушка, — пока нет. Но он сказал мне, что мне придется урезать до трех сайдкаров в неделю!
Я должна была догадаться.
— Бабушка, — сказала я. — Прекрати. Сейчас же.
Бабушка нахмурилась.
— Ты знаешь, Амелия — сказала она. — Если твой отец проиграет выборы, это убьет его. Я знаю, что он все равно Принц Дженовии и всё тому подобное, но он не будет править, и что тогда, барышня, это будет вина не его одного, а твоя собственная.
Я застонала, сорвавшись, и закричала: — Уйди!
Что она и сделала, бормоча что-то Ларсу и портье, которые оба с удовольствием наблюдали за нашей беседой. Но если честно, я совсем не понимаю, что тут смешного.
Я думаю, что для бабушки использование экс—бойфренда, чтобы стать первым в списке ожидающих (если бы Майкл даже рассматривал такую возможность) и получить аппарат медицинского оборудования на миллион долларов — это совершенно обычная рутинная задача.
Но хотя у нас одни гены, во мне нет ничего от бабушки.
НИЧЕГО.
Пятница, 28 апреля, по дороге домой в лимузине из офиса доктора Нуца.
Доктор Н., как обычно, не сочувствовал моим проблемам. Казалось, он чувствует, что я несу их в себе.
Почему я не могу иметь приятного, нормального врача, который будет меня спрашивать: "А как вы к этому относитесь?" и прописывать мне лекарства от беспокойства, как все остальные с моей школы?
О, нет. Я должна иметь именно того единственного врача на всем Манхэттене, который не верит в психофармакологию. И который думает, что всё то кошмарное, что случается со мной (по крайней мере, в последнее время) — происходит по моей собственной вине из-за того, что я не честна сама с собой, со своими эмоциями.
— Как мог мой парень не пригласить меня на выпускной по моей вине из-за того, что я не честна перед своими чувствами? — спросила я его.
— Когда он пригласит тебя, — сказал доктор Нуц, отвечая вопросом на вопрос, в классическом стиле психотерапевта — ты собираешься сказать "да"?
— Ну, — замялась я, чувствуя себя неловко. (Да! Я достаточно честна с собой, чтобы признать, что я почувствовала себя неловко, пытаясь ответить на этот вопрос!) — Я действительно не хочу идти на выпускной.
— Я думаю, что ты ответила на свой вопрос, — сказал он, самодовольно поглядывая через блестящие стекла очков.
И что это должно значить? Как это мне поможет?
Я вам скажу: это не так.