Весна потихоньку вступала в свои права, деревья окутались нежным зелёным дымом, проклюнулась трава и первые цветы. И хотя по утрам ещё прохладный воздух бодрил, солнышко пригревало весьма ощутимо. Вспоминая всё, что было за прошедший год, я иногда с трудом верила, что за столь малый промежуток времени случилось столько много всего. Способность видеть карты никуда не ушла, несмотря на то, что пользовалась ими в последнее время редко — так, по мелочи, иногда из ближайших двух деревень приходили люди. Я носила их на поясе, в мешочке, и в общем не скрывала свой дар. К удивлению, никто не спешил обзывать меня ведьмой и пытаться убить, наоборот.
Кроме всего прочего на чердаке я нашла старую тетрадь, принадлежавшую бабушке — она умерла, когда мне было совсем мало лет, — в которой аккуратным почерком записано множество рецептов из трав. Оказывается, бабушка умела лечить многие болезни, если верить тетради, и я невольно заинтересовалась. Подробные инструкции, когда и что собирать, как сушить, очень помогли. Не знаю пока, получится ли, но если верить внутреннему ощущению — скорее да, чем нет.
Если верить словам Бетти, улыбаться я стала чаще, но по утрам в отражении всё равно замечала притаившуюся в глубине глаз глухую тоску. Ощущала себя кем-то вроде Спящей Красавицы, ждущей, пока её кто-нибудь разбудит. Единственное, что я знала наверняка — в Лондон не вернусь. Тихая, размеренная жизнь в поместье доставляла больше удовольствия, чем шумная суета города, я бродила, где хотела, и тогда, когда хотела. Никто не требовал от меня соблюдения множества условностей, правил приличия и этикета. Вот разве только сны не снились. Вообще никакие. Или я их не помнила.
Как-то раз во время очередной долгой прогулки по окрестным лесам ноги принесли меня к той самой башне, откуда всё началось. Надо сказать, если Монтеррея я вспоминала редко, то мысли о Деймоне впервые с момента его последнего письма посетили меня сейчас. Я чуть грустно улыбнулась, забравшись на второй этаж: ничего не отозвалось в груди, сердце не забилось, как раньше. Здесь всё осталось как прежде: мусор, остатки кирпича, дырка в стене. Чуть помедлив, я приблизилась и коснулась ладонью стены, прикрыв глаза и вспоминая первый в жизни настоящий поцелуй.
Неожиданно в памяти ярко вспыхнули картинки того дня, и — эмоции шевельнулись. Немного испуганная, я отпрянула от стены, перед внутренним взором промелькнула Башня. О, нет, не хочу, чтобы этот человек снова врывался в мою жизнь и переворачивал с ног на голову! Тряхнув головой, я покинула это место, чувствуя тревогу и смятение — впервые за долгое время хоть что-то отозвалось в душе, заняв место обычной пустоты и даже некоторой отрешённости. Не могу сказать, что эти эмоции обрадовали. Неужели Деймон решил вернуться?.. Прислушавшись к себе, я поняла, что подобная мысль не вызывает особого волнения. Не хотела я больше его видеть и точка.
— Хватит с меня мужчин, диктующих, что делать, — пробормотала я на ходу.
Прошло несколько дней, но смутное чувство тревоги не покидало. Я вроде бы занималась обычными делами, однако поймала себя на том, что прислушиваюсь, не раздастся ли стук копыт на аллее, и нет-нет да косилась в сторону дороги. И сама сердилась на себя за это ожидание. Причём толком сказать не могу, кого же именно хотелось увидеть у крыльца.
Вечером я обычно устраивалась в кресле у камина в спальне, с какой-нибудь книгой из библиотеки — благо, она была очень большая. Вот и сейчас Бетти принесла мне неизменный стакан горячего шоколада и оставила одну. Уютно тикали часы, тихо потрескивали дрова, а из приоткрытого окна в комнату долетал свежий вечерний ветерок, принося с собой запахи набирающей силу весны. Я углубилась в чтение, наслаждаясь умиротворением и покоем, и почти позабыв тревогу, не покидавшую последнее время. Тихий перезвон со стены на мгновение оторвал меня от книги, бросив взгляд на стрелки, я отметила, что уже восемь вечера.
Вдруг за дверью раздались быстрые шаги, и в спальню заглянула озадаченная Бетти.
— Мисс, к вам приехали, — с лёгким недоумением в голосе сказала она.
Я в удивлении посмотрела на горничную.
— В восемь вечера? Элис, что ли, решила сюрприз сделать?
Но сердце предательски пропустило удар. Неужели мои предчувствия оправдались? Не дожидаясь ответа служанки, я отложила книгу и поспешно вышла из комнаты, спустившись по лестнице в гостиную на первом этаже.
— Элис? Почему так… — я замерла на пороге комнаты, во все глаза глядя на позднего гостя, стоявшего у окна.
Он обернулся.
— Г-граф?.. — я в растерянности сжала ворот домашнего платья, меньше всего ожидая увидеть здесь его.
Лицо Монтеррея хранило непроницаемое выражение, в золотистых глазах отражался огонь камина. Скрестив руки на груди, он окинул меня взглядом, и я вдруг почувствовала смущение, представив, как выгляжу: небрежно собранные на затылке волосы, старенькое, уже немного выцветшее платье, в котором обычно ходила здесь в доме, да ещё и босиком, без чулок.
— Прошу прощения, что так поздно, — по ровному голосу тоже невозможно понять его настроение. — Я проезжал мимо, и решил заехать.
Он помолчал, а я ощутила неловкость. Боже, ну неужели события в Лондоне так сильно подействовали, что я вообще разучилась чувствовать что-либо?! Он же мне нравился, если не сказать большее…
— Знаете, мисс, я долго ждал, пока вы пошлёте весточку, и вдруг совершенно случайно узнал, что вас нет в Лондоне.
Монтеррей снова замолчал, я осторожно шагнула в гостиную.
— Мне требовался отдых, — постаравшись, чтобы голос не дрожал, ответила я. — Поймите меня правильно, столько всего случилось…
— О, я понимаю, — он кивнул и наконец отвёл взгляд. — Я возвращаюсь к себе, мисс, и по дороге решил заехать к вам. Попрощаться.
Горло внезапно перехватило, сердце сжалось. Остановившись у кресла, я сглотнула и спросила:
— Попрощаться? Вы… уезжаете?
Неужели никогда больше его не увижу?
— Да, — Монтеррей бросил на меня задумчивый взгляд. — В городе меня больше ничего не держит, да и в загородном доме пожалуй тоже. Хочу продать его и отправиться в путешествие.
— Ничего не держит?.. — по-моему, в моём голосе слишком явно слышалась растерянность. Хотелось крикнуть, а как же я, но я вовремя прикусила язык.
— К сожалению, да, — тихо ответил граф. — Видимо, я ошибался, думая, что мне есть, ради чего возвращаться в Лондон. Видимо, для вас моё появление в вашей жизни значило лишь увлекательную игру, не более. Прошу прощения, если был излишне навязчив, но мне казалось, моё внимание вам нравится.
От обиды на глаза навернулись слёзы, и я до боли стиснула кулаки. Ах вот как значит, игра, да?
— Скорее, для вас всё было игрой, милорд, — язвительно отозвалась я, скрестив руки на груди. — А если вы настолько толстокожи, что не желаете войти в моё положение и понять, что я вообще никого не хотела видеть, что ж, извините, если задела вашу нежную душу. К слову сказать, не вы первый начали мне сниться, — не сдержавшись, я фыркнула, вздёрнув подбородок.
Показалось, или в карих глазах мелькнул весёлый огонёк? Да нет, просто пламя свечей мигнуло от сквозняка.
— Правда, мисс? — его бровь изогнулась, а губы дрогнули в намёке на улыбку. — А вот тут я готов поспорить.
Проглотив колкость, я второй раз за вечер растерялась. О чём он говорит?
— Вы начали меня искать, не я, — собравшись с мыслями, я нахмурилась.
— А вам, мисс, похоже, нравится, когда за вами бегают мужчины, — вот теперь он точно усмехался. И так знакомо…
Я прикрыла глаза и досчитала до десяти, неожиданно в душе взметнулся целый фонтан чувств. Раздражение, досада, ошеломление, волнение — второй раз за вечер слышу такие знакомые слова…
— Послушайте, вы хотели заехать, попрощаться, — твёрдо ответила я. Как можно было подумать, что у меня к этому человеку какие-то чувства!
— И ещё раз увидеть тебя, Зеленоглазая, — он чуть прищурился. — Хотелось понять всё-таки, отчего ты сбежала из Лондона столь поспешно.
Я вздрогнула. Потом устало вздохнула и прошлась перед камином, обхватив себя руками.
— Да ни от чего, поймите же наконец. Мне действительно надо было отдохнуть. Я, знаете ли, не привыкла к таким потрясениям, и… — я запнулась на мгновение. — Мне требовалось одиночество. Хотя бы на какое-то время. Мне казалось, я разучилась чувствовать, — совсем тихо добавила.
В гостиной повисло молчание, нарушаемое только тихим шелестом огня.
— Где твоё колечко, Лори? — негромко спросил Монтеррей, и отошёл от окна.
Я замерла, не решаясь посмотреть на него прямо, и чувствуя, как щекам стало жарко от румянца.
— Его… нет, — глубоко вздохнув, я наконец развернулась и обнаружила, что поздний гость стоит всего в нескольких шагах от меня, и внимательно смотрит. — Почему вы интересуетесь?
— Протяни руку, — вместо ответа попросил он, не сводя пристального взгляда.
Происходящее просто не могло быть на самом деле, не могло! Словно зачарованная, я медленно подняла ладонь, утопая в золотистой глубине его глаз. Монтеррей достал из кармана маленькую коробочку и открыл.
— Возвращаю подарок, — на его лице снова появилась усмешка, когда граф надел знакомую печатку на мой дрогнувший палец. — Он идёт тебе гораздо больше всяких женских безделушек.
Мысли разбегались, а уж с чувствами творилось вообще не пойми, что. В голове крутилось множество вопросов, но самый главный у меня хватило духу всё-таки задать.