– И все же это длилось не тридцать минут, – ухмыльнулась я.
Люк рассмеялся – и смех отозвался низким рокотом в его груди.
– Для этого придется потренироваться. Хорошо, что у нас впереди много лет.
– Правда? – Я подняла голову и, моргая, уставилась на него.
– Да, – ответил он решительно. Он убрал растрепанные волосы с моего лица и серьезно посмотрел на меня.
– Я люблю тебя, Кэтрин Мерфи Фиорелли!
Я насупилась.
– Я не Фиорелли!
– Пока нет. – Он поцеловал меня, нежно и многообещающе. – Но скоро станешь. Думаю, тебе пора возвращаться домой, как ты полагаешь?
Я улыбнулась и провела пальцем по любимому лицу.
– Я хочу этого больше всего на свете!
ЭПИЛОГ Год спустя
– А ты знаешь, что в Англии восемнадцатого века макароны были синонимом совершенства и высокого качества?
Люк поднял на меня глаза, застегивая рубашку.
– Да. Именно поэтому перья на шляпе Янки Дудль [20] назывались «макароны». – Я нахмурилась, повернулась к нему спиной и уставилась в шкаф. Когда он стал таким полным? И даже после того, как Люк заставил меня купить все эти новые наряды перед самой нашей свадьбой (мое приданое, как он выразился), я по-прежнему не знала, что надеть.
– И ты знаешь, что в Соединенные Штаты макароны привез Томас Джефферсон?
Его руки скользнули по моим плечам, и он развернул меня к себе.
– Что тебя беспокоит?
– Беспокоит? О чем мне беспокоиться? Отец готовит обед для нас, моей начальницы, ее мужа и моего крестника. Не говоря уже о Рейнбоу. – Я уронила голову ему на грудь и застонала. – О чем я думала, приглашая их всех одновременно?
Люк прижался щекой к моему виску и погладил меня по волосам.
– Ты думала, что получится приятный дружеский обед с людьми, которых ты любишь больше всего на свете.
– Я сумасшедшая!
Люк рассмеялся и приподнял мою голову.
– Да, но ты моя, и это – самое главное.
Потом он наклонился к моим губам. Поцелуй был долгим и сладостным. Он тянулся до тех пор, пока Люк не убедился, что полностью завладел моим вниманием – это было легко определить, ведь на мне были только кружевной бюстгальтер и трусики (тоже из моего приданого). И я ответила на поцелуй с такой же страстью. Вскоре стало ясно, что и я полностью завладела его вниманием.
Я выгнулась и стала крутить задом, прижимаясь к его бедрам.
– Может, останемся здесь на весь вечер? Я уверена, если мы не откроем дверь, они просто развернутся и уйдут.
– Да, но у нас есть две проблемы.
– Какая первая?
– Мы должны сообщить им новость. – Люк провел руками по моей талии, будто измеряя, не увеличилась ли я в объеме.
– А ты знаешь, что сердце эмбриона начинает биться на двадцать пятый день?
– Где-то я это уже слышал. – Его губы дрогнули в улыбке.
– А знаешь, что пальчики на его ногах формируются на втором месяце беременности? Так что у нашего малыша прямо сейчас растут пальчики!
Теперь он расплылся в улыбке.
– Я знаю!
– А знаешь...
– Кэт, – нежно прервал меня он, – прибереги все эти факты для Лидии и Рейнбоу.
– А может, я просто разошлю им это сообщение по электронной почте? – зажглась я. – Сообщу им новость и перечислю все эти факты.
Я прижалась к нему сильнее и клюнула в шею чуть выше ворота рубашки. Иногда я сама удивляюсь, насколько я умная!
– Нет.
– Нет? – Я отстранилась от него и нахмурилась. – Почему?
– Потому что нужно попросить Дрейка и Рейнбоу стать крестными родителями. Лично попросить! – добавил он, прежде чем я успела возразить. – И потом, разве ты не хочешь похвастаться тем, что мы заключили договор на покупку дома?
Ах да! Дом! Наш дом! В Новой Долине, на холме с видом на город. Довольно дорогой, но учитывая, что у меня выросла зарплата – как у заместителя директора «Эшворт-Дрейк Коммуникейшнс» по исследовательской работе, ипотечный кредит был нам вполне по карману. Люк расширял свое дело и теперь планировал использовать мансарду в качестве рабочего кабинета.
И все же об этом тоже можно сообщить по электронной почте.
– А какая вторая проблема?
– Твой отец уже готовит обед внизу на кухне.
– А! Ну да. Давай выпроводим его с каким-нибудь поручением.
Люк схватил меня за бока и тоже принялся двигать бедрами.
– В этой идее определенно что-то есть!