138786.fb2
— Конечно. — Тетя Лонни сказала с легкой улыбкой. — Я люблю компанию.
Уилл постарался не показать, что этот разговор встревожил его Аврора время от времени летала со своей двоюродной бабушкой в Де-Хэвиленд-Бивер. Когда доходило до ее матери, ребенка охватывала надежда, несмотря на то, что Марисоль не трудилась больше звонить даже в день ее рождения.
Шэннон Боннер вышла на крыльцо, чтобы поздороваться с ними и попрощаться с сестрой.
— Бабушка! — подбежала к ней Аврора. В долю секунды она превратилась из несносного младенца в обыкновенного ребенка.
Уилл от всей души желал, чтобы она оставалась такой. Дети были его любимыми представителями человеческого общества. Пока она оживленно болтала с бабушкой,
Уилл попрощался с тетей Лонни и остановился погладить собак. Нэнни состарилась, бока ее ввалились, ей было уже четырнадцать лет. Тед был вполовину ее младше и наполнен неутомимой энергией, свойственной колли. Он носился кругами и прыгал на Аврору до тех пор, пока мать Уилла не приказала ему сесть.
Его родители поразительно соответствовали стилю графства Марин. Они встретились в Беркли, с честью окончили колледж и сбежали в Марин, чтобы жить поближе к земле. Вооруженные высшими отметками в политологии и социологии, они подписались на «Новости Матери-земли» и «Роллинг стоун» и стали фермерами.
Не очень успешными, во всяком случае поначалу. Они отказались использовать для урожая химикаты и искусственные удобрения, и повезло им не сразу.
В конце концов, столкнувшись с банкротством, они нашли вид растений, которые, будучи легальными, приносят хороший доход, — цветы. Климат и почва превосходно подходили для пасхальных лилий, звездочетов и амариллисов и целой радуги других разных цветов. С ростом района бухты они получали массу заказов. Хотя Боннеры так и не сколотили состояния на своих цветах, они, как правило, сводили концы с концами, а о большем и не мечтали.
Брайди и Уилл росли в атмосфере естественности, просвещения и безусловной любви. Каждый в своем роде сделал блестящую карьеру в школе, и их ожидало превосходное будущее.
Когда вместо того, чтобы поступить в Стэнфорд или Беркли, Уилл предпочел осесть в Гленмиуре с женой и ребенком, люди качали головой и сочувствовали. «Бедные Агнус и Шэннон Боннер», — говорили они. У Уилла весь мир был под ногами, и он отверг его одним махом. Его родители, должно быть, были в ужасе.
Люди, которые так думали, не знали Боннеров. Они не понимали, что успехи детей никогда не были их программной установкой. Агнус и Шэннон не ходили на вечеринки с коктейлями, чтобы похвастаться достижениями своих детей, академическими, атлетическими или социальными.
Все, что они хотели для Уилла и Брайди, было так просто, что это казалось непостижимым для большинства родителей графства Марин, — они желали им счастья.
Вместо того чтобы увидеть в Авроре и Марисоль бремя, Боннеры восприняли их как благословение. Насколько мог сказать Уилл, его родители никогда не думали с сожалением о том, что могло бы быть. Они никогда не напоминали ему многозначительно о будущем, которое могло бы у него быть.
Конечно, были учителя, консультанты и тренеры в школе, которые так никогда и не простили ему, что он повернулся спиной к учебе, спортивным контактам, шансу соревноваться с лучшими. К счастью, Уилл не имел обязательств ни перед кем, кроме своей семьи.
Черт, он так счастлив, думал он, глядя на свою мать и Аврору. Взявшись за руки, они вошли в дом и выглядели скорее как лучшие подруги, чем как бабушка и внучка. Его мать носила длинные волосы, и на ней были джинсы и связанный вручную свитер.
Она была маленькой, немногим выше Авроры. Люди всегда удивлялись, как такая крошечная женщина, как Шэннон, может быть матерью здорового, шести футов роста Уилла Боннера… пока они не встречали Агнуса. Тогда они понимали.
— Привет, здоровяк, — прогудел Агнус, когда Уилл вошел в дом. — Как дела?
Они углубились в разговор на обычные темы — погода и политика — за обедом, состоявшим из лазаньи и салата из домашних овощей.
— Аврора не в настроении, — сказала Брайди. — Я вижу, как она закатывает глаза.
Аврора вспыхнула, но не стала отрицать своего плохого настроения.
— Просто дела и погода. Две вещи, с которыми ничего нельзя поделать.
— Что бы ты хотела обсудить? — покладисто спросила Шэннон.
Аврора пожала плечами:
— Ненавижу, когда я единственный ребенок.
— Ты знаешь, ты можешь всегда пригласить с собой подругу, — сказала ее бабушка.
— Это совсем другое. — Она показала вилкой на Брайди и Эллисона. — Вы, ребята, должны завести ребенка. Тетушка моей подруги Эдди завела ребенка, и это самая классная вещь на свете, и она теперь все время присматривает за малышкой.
— Работа для меня, — сказала Брайди.
Эллисон в ту же минуту произнес:
— Мы должны подождать.
Они обменялись взглядами, и Уилл был уверен, что эта тема поднимается не в первый раз.
— Думаю, вам стоит на это решиться, — посоветовала Аврора.
Уилл спрашивал себя, не знает ли она о ситуации с Сарой Мун больше, чем он ей рассказал. Несмотря на то что у него было разрешение Сары рассказать Авроре о беременности, он не упоминал об этом при дочери, но, может быть, она узнала сама.
— Значит, ты любишь малышей? — заинтересовалась Шэннон.
— В качестве кузенов. И не все время.
— Знаете, что самое забавное с детишками? — весело спросил Эллисон. — Стоит их завести, и они все время оказываются рядом.
После ужина Аврора и Брайди быстро убрали со стола, чтобы посмотреть «Американский идол». Уилл, его родители и зять растянулись в комнате с телевизором, причем Уилл не понимал, что другие находят в этом шоу. Они были членами клуба, к которому он больше не принадлежал — благодарение Богу.
Оставив своих родителей и Эллисона за кофе и разговорами, он ушел в студию, прилегающую к гостиной. Студия, которая использовалась как офис компании, была уставлена тысячей книг, хранящихся на стеллажах, купленных в местной библиотеке, когда ее реконструировали.
Комната дышала воспоминаниями, среди книг на полках стояли «Краткий оксфордский словарь английского языка» и полное собрание сочинений Эвелла Гиббонса.
Расти сыном интеллектуалов и политических активистов не казалось Уиллу чем-то из ряда вон выходящим. Он провел много часов за дубовым столом, делая домашние задания, пока родители трудились над конторскими книгами за соседним столом. Он все еще помнил луч света, исходящий из затененной зеленой лампы, и скрип карандаша на грубой второсортной бумаге своего блокнота.
Чувствуя себя неприкаянным, он подошел к книжной полке и вытащил школьный альбом — «Космос». Он положил альбом на стол и углубился в него. Многие страницы были исписаны поздравлениями от людей, которых он едва помнил, — Скай Кэймерон? Майк Рудольф? — и то и дело попадались записочки о чувствах, которые давным-давно увяли. «Не забывай Лауру Лэнд, приятель!» Он в самом деле забыл о ней. «Друзья до гроба», — утверждал кто-то по имени Джимми 3., которого Уилл не видел с выпускного вечера.
Было одно фото, которое он помнил ясно, — он и пятеро других парней из бейсбольной команды. После выпускного вечера они вшестером совершили путешествие, которое навсегда изменило планы Уилла. Смеющиеся и заполненные нахальной самоуверенностью, они направились на юг, к границе, чтобы отметить веху окончания школы.
По дороге домой друзья Уилла сказали ему, что он сошел с ума. Он загубил свою жизнь ради двух незнакомок.
Но Уилл видел в них вовсе не незнакомок. Это были его жена и дочь.
Он перелистал страницы в начало альбома — портреты из средней школы. Портрет Уилла был снимком в профиль, силуэтом на вершине скалистого гребня, солнце освещает его со спины. Он держит руки, словно поддерживая само солнце. Хвастун, подумал он.
Переворачивая странички, он нашел Сару Мун. Было странно, что его сердце забилось в волнении, когда он увидел ее имя. Он нахмурился, изучая ее фотографию, изображение несчастливой девочки с колючими волосами, пламенным взглядом, с руками сложенными решительно перед собой, словно щит.
Рядом с ее фотографией вместо списка достижений была нарисована полуоткрытая устрица с двумя глазами, глядящими из темноты, и надписью: «Может быть, это немного, но это все, что я смог придумать». Она была молчаливым наблюдателем, прячущимся в тени, отмечающим нюансы человеческого поведения, которые позже станет еще ярче отображать в своем искусстве.
С нынешней перспективы Уилл ясно почувствовал, что она, может быть, самая интересная ученица в этом альбоме.
Он задумался, каково это было — стать мишенью громких саркастических идиотов, каким был и он. Теперь, когда Аврора быстро приближалась к этому возрасту, он начинал тревожиться, как она справится с переходом в девятый класс.