— «Дэйли констракшнз». — Миссис Бродски, исполнительный секретарь Джека, была одной из тех верных друзей, которые были преданы семье «навеки».
— Это Сара. Мне нужно поговорить с Джеком, пожалуйста. — Она вытащила маркер, который всегда лежал в сумочке.
— Я посмотрю, свободен ли он, Сара. — В голосе миссис Бродски звучало неодобрение. Нет сомнения, что она и все остальные полагают, что Джек — жертва, отвергнутый своей странной женой из Калифорнии.
Автоматически Сара вытащила лимон из пакета с покупками, стоявшего на сиденье рядом с ней. Она представила себе круглолицую, с кислым выражением лица миссис Бродски, которая говорит: «Я посмотрю, свободен ли он».
Затем Сара маркером нарисовала лицо Джека на яйце. Когда женщина из комиксов заговорила, она смотрела прямо на Джека, спрашивая его глазами, желает ли он поговорить со своей неуправляемой женой. Они не разговаривали в последнее время. Все общение шло через адвокатов. Всего несколько месяцев назад такое развитие событий могло бы показаться невозможным, но теперь…
— Сара! — Джек резко схватил трубку.
Ее маркер истекал кровью на поверхности яйца, создавая неожиданную кляксу в середине. Может ли яйцо получить яйцом по физиономии?
— У меня новости, — сказала она, пририсовывая к кляксе хвостик. Теперь это выглядело как головастик. Или сперматозоид. — Это вроде как странно.
— Какие еще новости? Все странно с тех пор, как ты уехала.
Сара сжала зубы. Она ухитрилась великолепным образом забыть обстоятельства своего отъезда. Его голос звучал обиженно. Пострадавшая сторона.
Она взяла один из апельсинов и нарисовала еще одного Джека, с озадаченным выражением на лице.
— Я беременна, — сказала она. — Я только что узнала.
Джек погрузился в молчание, что с ним бывало нечасто.
— Нет, черт! — наконец отозвался он.
— Нет, — отреагировала она, не давая своему голосу задрожать. Она не предполагала, что этот разговор обернется так. Где нежность, любопытство, радость? — Шутить на этот счет было бы проявлением исключительно плохого вкуса.
— Почему? Твои комиксы ухитрились сделать шутку из моего брака.
Болезненное, шокирующее молчание установилось между ними. Вот почему предпочтительней было общаться через адвокатов. Каждый раз, как Сара и Джек разговаривали, они находили новый способ задеть друг друга.
— Может быть, на этот раз это тебя не касается? — Она продолжала рисовать методично, не думая. Через несколько минут на каждом яйце и фрукте было лицо, одно и то же, но с разными выражениями. Выстроенные в коробке, яйца были похожи на болельщиков на бейсбольном матче. Она осмотрела пакет с картошкой. Мистер картофельная голова, подумала она.
— Отлично. У тебя будет ребенок, и это меня не касается — Его тон был издевательским — Так что, он мой? — спросил Джек.
Она отодвинула телефон от уха. Она не могла поверить. Она слабо слышала его голос, он продолжал что-то говорить. Каждой жилочкой своего тела ей захотелось выбросить телефон подальше, в воду, но она уже выбрасывала телефон во время беседы с Джеком, и это ничего не изменило. Ей все еще нужен был телефон, и Джек все еще был ослом.
Вместо этого она села поудобнее и посмотрела на птицу. Она летела, как стрела, выпущенная из лука. Голова цапли что-то исследовала под водой, а потом появилась, в клюве ее билась сияющая рыба. Птица проглотила все еще бьющуюся рыбу и затем поднялась, словно морской планер, набирая скорость и высоту, ее огромные крылья махали сильно и уверенно.
С привычной аккуратностью Сара выключила телефон и положила его в сумку. Затем она завела машину и ехала, пока не смогла ехать дальше. Маяк Пойнт-Рейз был в дальнем конце никуда, стоя как часовой над громадным Тихим океаном. Она остановилась в местечке, где избитые непогодой утесы поднимались над яростным морем и знаки предупреждали, чтобы она не подъезжала слишком близко к краю обрыва. «Приближайтесь с осторожностью, особенно в ветреных условиях» — было написано крупными буквами.
Она припарковалась и вышла из машины, чувствуя, как ветер обдувает ее, поднимая полы куртки и трепля ее волосы. Она подошла к краю утеса и долгое время стояла гам, пока не замерзла, загипнотизированная видом громадных валов, разбивающихся о скалы и рассыпающихся бриллиантами. Некоторые из брызг были такими густыми, что в них появлялись радуги, быстрые и неясные, одна за другой. Звук моря складывался в странную и неотразимую музыку, которая говорила ей о том, что она должна принять свои чувства.
Она смотрела на черную ворону, которая подняла раковину моллюска и бросила ее на камни и повторяла процесс снова и снова, пока раковина не раскололась и птица не получила свою награду. Маленький кусочек пищи, казалось, стоил усилий, потому что ворона тут же подхватила другую раковину.
Возвышаясь над краем бездны, она ощущала одновременно могущество и уязвимость. Ветер трепал ее одежду и наклонял пучки анемонов у ее ног.
«Это я?»
Слова Джека, казалось, развеяло ветром, они превратились в шепот и стали завыванием, которого она не могла избегнуть. Господи боже, он в самом деле сказал это. Ее ярость стала глубже, она стала ядом, который распространялся по всему ее организму, угрожая разрушить ее и новую жизнь у нее внутри, если она позволит ему поглотить себя. Она глубоко вздохнула, наполняя легкие туманом и морским воздухом, резким от соленых брызг разбивающихся волн. Она протянула руки перед собой и расправила их, словно крылья. Она больше не чувствовала себя уязвимой, но полной сил и могущества.
Затем она вспомнила о совете, который дал ей Уилл Боннер. «Злитесь. Швыряйте вещи».
Она вытащила пакет с покупками, вытащила одно яйцо с лицом Джека и бросила его. Яйцо описало превосходную дугу в небе. Затем оно разбилось о скалы внизу, и волны понесли устроенный беспорядок в море.
Она взяла другое и бросила его. «Берите это. И то». Одно за другим она с силой бросала яйца, а когда они кончились, она перешла к лимонам, апельсинам и картошке. С каждым броском яд в организме испарялся, словно его высасывало море.
Через минуту пакет был пуст. Ее плечи болели, мышцы на руках устали и расслабились, а разум ее успокоился.
Как Уилл и обещал.
22
— Первое, что Джек спросил, — его ли это ребенок, — сообщила Сара группе поддержки. — И я наконец поняла, что некоторые из вас говорили о гневе. До того момента я не осознавала, как я разгневана на самом деле. Я так хорошо похоронила это чувство, что и не знала, как оно глубоко, пока он не сказал этого.
Группа приняла это в молчании, но ее это успокаивало, словно глоток воздуха. Она начала рассчитывать на эту группу, это было общество раненых душ, помогающих друг другу выжить. Она рисовала их себе всех вместе, сбившихся в кучку в лодке жизни в темном, штормовом море.
— Я думала раньше, что я страшно зла на Джека, — сказала она. — Теперь я думаю, что эта ярость была только вершиной айсберга.
— Некоторые из нас ходят сюда годы. — Женщину звали Мэри Б., она была среднего возраста и вела себя уверенно и с достоинством. — Этому есть причина. Если ты имеешь дело с яростью, то сама ты никогда не узнаешь ее глубины. Ей просто нет выхода. Нужно просто исследовать се. Вот для чего создана эта группа.
Сара кивнула, осознавая свое смущение.
— Честно сказать, я даже не знала, что я чувствую насчет своего будущего, но я сделаю все, чтобы быть счастливой.
— И это хорошо, — одобрила Мэри. — Не позволяй другим людям украсть у тебя твое счастье.
— Спасибо. Время не слишком подходящее, но это то, о чем я мечтала долгое время, — улыбнулась Сара и села в тихом размышлении. Она в самом деле чувствовала восторг, хотя он был смешан с неуверенностью и иногда даже с паникой. И тем не менее с того дня на утесе она обнаружила, что ей легче справляться со своими эмоциями, даже с гневом. Может быть, думала она, секрет счастливой жизни заключается в том, чтобы научиться невредимым проходить через периоды несчастья.
После того телефонного звонка Джек перезванивал ей несколько раз, но она никогда не отвечала, так же как и на звонки его матери, Хелен, или его сестры Меган. Она уничтожала их сообщения на автоответчике, не слушая их, и заблокировала свой электронный адрес. Согласно Брайди, адвокат Джека утверждал, что его клиент сожалеет о своей реакции на эту новость и желает взять назад свои развернутые обвинения. Джека застали врасплох, и он хочет обсудить с ней возникшие вопросы.
Она не хотела ничего обсуждать. Она начала видеть схему в его отступлениях, которые случались, когда оказывалось, что за все нужно платить определенную цену.
Она сказала Брайди, чтобы та внесла в документы платежи по поддержке ребенка.
Поддержка ребенка. Саму эту идею было трудно принять. Как и мысль об опеке и визитах. Все в этой ситуации было трудно переварить. С того момента, как ей сообщили о ее беременности, мир Сары прошел через совокупность изменений. Теперь она должна была принимать все решения, имея в виду ребенка. Беременность означала, что все теперь под вопросом. В обозримом будущем она остается здесь, ближе к своей семье, зная, что она и ребенок будут нуждаться в них.
Ребенок. Она могла, закрыв глаза, нарисовать себе своего нерожденного ребенка на каждой стадии развития. Она чувствовала странную вину за то, что не осознала своей беременности раньше, несмотря на то что после всех процедур, которые она прошла, она могла считаться в этом экспертом. Она всегда думала, что будет знать, когда это случится. Сотни раз она представляла себе шарик из клеток, прицепившийся к ее матке, меньше, чем булавочная головка. К тому времени, как она узнала, что происходит, ребенок превратился в крошечное человеческое существо с конечностями и собственным бьющимся сердечком. «Хотела бы я знать это раньше, — говорила она ребенку. — Хотела бы я не пропустить ни одной секунды твоего существования».
Она могла вообразить вес и тепло ребенка в своих руках, его запах и гладкость его кожи. Мальчик или девочка — ей было все равно. И тот и другой будет для нее бесценен. Маленький Понго или Пердита. Реет или Скарлетт. Зевс или Гера. Женщина-загадка или капитан Америки. Она лежала по ночам без сна и придумывала длинный список возможных имен, и этот процесс казался ей восхитительным.
Согласно Брайди — и законам здравого смысла, она должна была решить, какова будет роль Джека. Было легко поддаться праведному негодованию, но, без сомнения, в дело был вовлечен еще один человек. Ребенок, у которого двое родителей и который заслуживает самого лучшего из всего, что могла предложить Сара. И не обязательно было говорить ей, что вынашивать ненависть и гнев по отношению к его отцу — плохая мысль.
После собрания Глория Мартинес подошла, чтобы обнять ее.