Она доехала до дому и минутку посидела в машине, не рискуя разбудить своих спящих сыновей. Она чувствовала себя не очень хорошо, может быть из-за душевной травмы, полученной во время прививки, или потому, что сегодня утром, проверяя свой банковский счет, она обнаружила, что ежемесячные выплаты Джека на поддержку супруги и детей пришли как по часам — минута в минуту. Это не должно было бы ее расстраивать, но расстроило. У ее детей был банковский депозит вместо отца.
Она избавится от плохого настроения через минуту, сказала она себе. Все обожали ее, говорили, как она хорошо поступила, изменив свою жизнь. Она избежала плохого брака, пережила трудную беременность и еще более трудные роды и теперь растила близнецов сама, занимаясь своей работой. Она была словно те женщины, о которых читаешь в книгах и газетных статьях, которые умудряются сделать все это. То же, чего не объясняли книги, — огромная личная цена, которую нужно было заплатить за все это. Сон, нормальная психика, чувство своей значимости. Первые несколько недель бабушка и тетя Мэй по очереди проводили с ней время. Ла Нелл, Вив и Джуди являлись с приготовленной едой и продукцией своих садов. Ее отец предложил доставку молока с одной из местных ферм. Она была окружена друзьями, избалована и окружена заботой.
Однако постепенно ей пришлось научиться, как справляться со всем самой. Была одна вещь, которую она усвоила, — ты не должен торопиться, когда у тебя на руках младенцы-близнецы. Даже переход из автомобиля в дом был почти путешествием. Дни, когда она носилась с сумкой, ключами и пакетами из магазина в руках, не подготовили ее к этой реальности. Но теперь она привыкла делать по несколько ходок, когда ей нужно было перенести в дом детей, сумку с памперсами и одеждой, пакеты с покупками из бакалеи, сумочку и себя саму. Она делала это по заведенному порядку. Оставляла детей в машине и отпирала дверь, таща на себе столько сумок и одежды, сколько могла удержать в руках. Дверь открывалась. Она кричала на Фрэнни, чтобы та оставалась внутри и не выбегала на улицу, разувалась. Осторожно распеленывая детей по очереди, она бережно клала их в колыбельки, где они могли проспать лишних полчаса. Если ей очень, очень везло, они дремали до тех пор, пока она не вносила все в дом и даже иногда успевала просмотреть почту. В последнее время она стала позволять себе судить обо всем. Она была словно исполнитель в цирке «Де Солей».
Однако хватало единственной оплошности, чтобы разрушить тщательно подготовленный план. Когда такие оплошности случались сплошь и рядом, она выкручивалась, как могла. В этот день телефон начал звонить как раз в тот момент, когда она распеленывала Адама. Она давно уже научилась не спешить к телефону. Если это что-то важное, звонящий оставит сообщение на автоответчике, и она перезвонит. Однако настойчивый звонок телефона, отражающийся от оконных стекол, встревожил ее настолько, что она поторопилась распеленать сына и вытащить сумку из «мини». Каким-то образом она умудрилась толкнуть ребенка. Он проснулся с криком.
Она заметила, что место укола, заклеенное пластырем, посинело и распухло. О боже, подумала она. У него реакция на прививку. Все ужасные вещи, которые она читала об иммунитете, одновременно пришли в голову и напугали ее. Она должна войти в дом и сразу же позвонить доктору.
Ухватив переноску, она извернулась и захлопнула дверцу автомобиля. Она уже готова была рвануться в дом, когда ее осенило.
Игнисекунда, подумала она. Как наносекунда, чтобы осознать, что, когда она захлопывала дверцу машины, ключи остались в зажигании. И что двери на автоматическом замке, противоугонном устройстве, которое она забыла отключить.
«Ха, — подумала она. — Я к этому готова». У нее был второй ключ от машины, припрятанный внутри кухонного шкафчика, как раз для этих целей. Она рванулась внутрь, уложила переноску с Адамом, схватила ключ и бросилась к двери, остановившись, чтобы успокоить Адама, — звук ее голоса только заставил его еще сильнее разрыдаться. В машине на улице Брэдли, вероятно встревожившись, завопил в ответ. Она умудрилась уронить ключ в щель на ступеньках крыльца.
Она знала, что ее дети вырастут и узнают больше ругательств, чем моряк в притче. Она упала на колени, чтобы вытащить ключ, только чтобы обнаружить, что она не сможет дотянуться до него. Она побежала к машине и попыталась открыть дверцу, просто на всякий случай. Лицо Брэдли было красным от ярости. Она почувствовала, что должна что-то сделать — что-нибудь. Бросить кирпич в окно? Нет. Она не была уверена, что стекло небьющееся.
Ее накрыла паника, она понимала, что у нее нет безопасного способа достать ребенка. Прежде чем она решила, что делать, ее пальцы уже набирали 911.
Через двадцать бесконечных минут, которые Сара провела в агонии, появился Уилл Боннер, словно Капитан Америка14, открыл дверь, в руках у него было что-то вроде манжеты для измерения кровяного давления. В мгновение ока он открыл замок. Когда он повернулся к ней с ребенком на руках, которому не причинили никакого вреда, Сара почувствовала, что у нее подгибаются колени.
— Давай войдем в дом и присядем, — предложил Уилл.
Сара кивнула и последовала за ним в дом, где Адам теперь мирно дремал в своей переноске.
— Это не воспаление, — сказал Уилл, указывая на след от укола. — Во всяком случае, мне так не кажется.
— Я думаю, это мое воображение воспалилось. — Сара сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь восстановить самообладание.
Брэдли выглядел удивительно спокойным в руках Уилла. В свою очередь, Уилл выглядел удивительно спокойным, держа ребенка.
Когда она посмотрела на них, ей захотелось заплакать. Ее немного шокировало, как быстро меняются ее эмоции. Уязвленная, она схватила салфетку и прижала ее к лицу.
— Прости, — сказала она.
— Не извиняйся, каждый на твоем месте был бы охвачен паникой. — Он положил Брэдли в колыбельку, его движения были уверенными и осторожными.
Стоя в дверях, Сара ожидала рева протеста, но ребенок был уложен в колыбельку, медленно моргнул и затем закрыл глаза.
— Ты хорошо справляешься с младенцами.
— В самом деле? — Уилл ухмыльнулся. — У меня не особенно много опыта, но маленькие дети — это несложно. Сложности начинаются позже, примерно в седьмом классе.
Он взял Сару за руку и повел ее к софе. Они несколько минут сидели в молчании, потом он сказал:
— Ну, Сара. Что мы делаем?
— Я не уверена, что понимаю, о чем ты спрашиваешь. — Но на самом деле она была уверена, что понимает. Она точно знала, о чем он спрашивает. И он заслуживал объяснения. Она еще раз глубоко вздохнула. — Я в первый раз в своей жизни учусь стоять на собственных ногах. До сегодняшнего дня обо мне заботились — сначала моя семья, потом Джек и его семья. Не то чтобы я была просто маленькой женщиной, но я никогда не знала, как жить одной. И пришло время этому научиться.
— Что ты пытаешься доказать?
— Я должна знать, что я могу это сделать. Это трудно, но, может быть, именно это мне необходимо доказать самой себе. Жизнь нелегка. И не предполагается, что будет легко. Это не так плохо. Когда было легко, я проводила целые дни как во сне, притворяясь, что все хорошо. Я проснулась, чтобы столкнуться с грубой реальностью, но одновременно это то, что спасло меня.
Он вслушивался в ее слова и молчал.
— Я люблю тебя, Сара. — В его голосе не было радости, когда он произносил это. — Я не знаю, когда это случилось, но думаю, что это началось в ту ночь, когда Фрэнни родила щенков.
Она смотрела на него, не дыша, не зная, что сказать.
— Так что я какое-то время уже об этом знаю, — сказал Уилл, — но я отступал, дал тебе пространство, чтобы ты могла справиться со всем этим. — Он жестом обвел рукой комнату.
Она задрожала от его слов. Она уже была готова вернуть их ему. «Я люблю тебя тоже». И почувствовала боль в груди.
— О, Уилл. Я никогда не думала обманывать тебя или заставить тебя думать… — Она остановилась, пытаясь найти слова, но в ней все еще было так много боли и смущения. Все было так, как она боялась. — Ты нужен мне как друг, Уилл…
— Мне жаль тебя разочаровывать, но мы не сможем остановиться. Мы уже прошли критическую точку в своих отношениях.
Она слышала честность и страсть в его словах.
— Я не разочарована.
— Сара, я долго ждал, что ты мне позвонишь. Не жди, пока это превратится в проблему. Просто позвони.
— Не думаю, что я должна делать это, — сказала она. В ее голове голос Ширил ворчал: «Как ты себя чувствуешь, девочка? Это Уилл Боннер, которого ты отвергаешь. Ты в своем уме?»
— Послушай, — заторопилась она. — Если бы дело было только во мне и в тебе, все было бы иначе. Мы достаточно взрослые, чтобы знать, что мы делаем. Достаточно взрослые, чтобы исцелить разбитое сердце. Но подумай о детях — об Авроре и о мальчиках. Если мы ошибемся или что-нибудь напортачим, ты и я будем единственными виновниками их бед.
— Почему ты так убеждена, что мы что-то напортачим? — спросил он.
— Я только хочу сказать, что нечестно по отношению к детям так рисковать. Не сейчас, во всяком случае. — Она с треском открыла дверь.
— Когда? — настаивал он. — На следующей неделе? Через месяц? Ты всегда сможешь найти себе извинение.
— Это не извинение, — возразила она.
— Хорошо. Позвони мне, когда ты справишься с сомнениями.
— Уилл, — сказала она. — Я думаю, что ты потрясающий, и я польщена, но моя жизнь сейчас и без того достаточно сумасшедшая.
— А когда жизнь не бывает сумасшедшей? Скажи мне. Туше15, подумала она.
37
Она не знала, почему согласилась прийти на Устричный фестиваль в воскресенье. В последнее время она едва доживала до восьми вечера, когда утомление охватывало ее. Дети больше не просыпались для ночного кормления, маленькое чудо, которое пришло точно в срок, как раз перед тем как она окончательно потеряла рассудок. И тем не менее обычный график требовал от нее жертв.
Однако ее брат Кайл хотел, чтобы она приняла участие, объяснив, что ежегодный фестиваль — ключевое событие для его покупателей и рестораторов. Они с отцом остановились у дома Сары. Как всегда, папа присел на корточки на полу с малышами. Он отдавался роли дедушки всем своим сердцем, и, несмотря на свой юный возраст, близнецы, похоже, осознавали, что в их жизни есть кто-то особенный. Они встречали его воркованием, сучили ножками и дарили ему исключительно широкие улыбки.