— Не вздумай этого делать, мальчик! — сердито сказал он. — Не хватало только, чтобы мистер Эдвард вновь пережил весь тот ужас. Да он его и не забывает, а всё-таки ему будет легче, если никто не заговорит с ним на эту тему. Неужели ты, и правда, решился бы на такой недостойный поступок?
Нередко шантажистам приходится плохо от их же жертв. Старик с таким негодование смотрел на меня, что мне стало стыдно.
— Нет, мистер Вениамин, — ответил я. — Но ведь вы расскажете мне о случившемся? Я знаю, что дверь в комнаты жены и сына мистера Эдварда заперта и туда никто не ходит. Убийство произошло там?
— Ну так слушай же, — рассерженно сказал мистер Вениамин. — И пусть тебе будет стыдно за то, что ты заставил меня рассказать эту историю. Да и я виноват, что распустил язык. Слушай, но не вздумай болтать об услышанном с хозяевами или с кем-нибудь из прислуги.
— Клянусь жизнью, — заверил я, холодея от торжественного вступления.
— Это случилось почти шесть лет назад. В то время здесь гостил мистер Белл с женой и детьми. Они часто приезжали сюда и оставались на несколько дней. Да и отчего бы им не чувствовать себя, как дома, если мисс Шарлота здесь родилась и выросла, потому что была дочерью леди Кэтрин и родной сестрой молодых джентльменов, а мистер Белл в детстве и юности проводил здесь не меньше времени, чем в доме своих родителей, ведь он был племянником миледи. Вечером мужчины допоздна засиделись в гостиной, а дамы давно разошлись по своим комнатам. Первым ушёл отец Уинкл, потому что у него разболелась голова. Была почти уже ночь, когда мистер Эдвард и мистер Белл тоже покинули гостиную. Мистер Эдвард задержался в курительной, а мистер Белл вошёл в свою комнату и обнаружил, что его жены там нет. Он вышел и спустился на второй этаж, решив, что она у хозяйки, а она, да благословит Господь её чистую душу, одна любила Салли Грегори. Он уже приблизился к двери миссис Салли, когда услышал крик, распахнул её и успел заметить, что дверь в смежную комнату раскрыта и на пороге лежит жена мистера Эдварда. Вдруг кто-то сильно ударил его по голове и бросился мимо него вниз по лестнице. Он нашёл в себе силы и погнался за этим человеком, настиг его уже у самых ворот на улицу, но от второго удара потерял сознание и упал. Мистер Браун выбежал на лай Рваного и видел лишь, как кто-то ударил мистера Белла и скрылся за воротами. Он поднял тревогу, и все собрались возле пострадавшего. К счастью, мистер Белл был жив. Когда его привели в чувство, он рассказал, что миссис Мидлтон нуждается в помощи, и вновь потерял сознание. Когда вошли к мисс Салли, она была уже мертва, но умерла не от ран. У неё, бедняжки, было очень слабое сердце, она никак не могла оправиться после рождения сына, а тут ещё такое внезапное потрясение… — Мистер Вениамин помолчал и пояснил. — Миссис Белл задержалась у неё за разговорами. Услышав, что в соседней комнате, где спал маленький Бертрам, кто-то есть, она пошла туда и встретилась лицом к лицу с грабителем. Тот ударил её и, падая, она разбила себе голову о выступ камина. Мисс Салли выбежала на крик, увидела убийцу, мёртвое тело, кровь и замертво рухнула на пол. Мистеру Беллу не сразу сказали о несчастье, так он был слаб после удара, но всё равно пришлось сказать, потому что он всё время спрашивал, где его жена. Наверное, грабителя привлекло раскрытое окно. Если бы женщины закрыли его, ничего бы не случилось, но ночь была жаркой, и они оставили его открытым.
— А мальчик? — спросил я.
— Ребёнок исчез, — покачал головой старик. — Сначала решили, что он испугался и убежал. Его искали, но безуспешно, а потом, почти год спустя, я спустился вглубь подвала, хотел покопаться в старье и отобрать материалы, которые могли бы пригодиться, и нашёл его тело у стены за бочками с известью. По-видимому, бедный мальчик забрался туда от страха, в темноте не видел, куда ступает, да и накололся на остриё. Я-то знаю, где у меня что лежит, а для трёхлетнего малыша любая мелочь представляет опасность. Я и по сей день не обнаружил бы его, если бы не запах. Думал, кошка или собака забралась и не смогла выйти, а тут… С тех пор, хоть брать в подвале нечего и ход туда из дома, так что чужой не залезет, но я всегда запираю дверь.
Старик стёр слезу и махнул рукой.
— Теперь ты всё знаешь, Робин, и понимаешь, почему нельзя говорить об этом несчастье ни с мистером Эдвардом, ни с другими. Говорят, время залечивает раны, но, видно, нужно очень много времени, чтобы залечить такие раны, как у мистера Эдварда и мистера Белла. Да и я не могу примириться со смертью мисс Салли Грегори и её сына, хотя минуло почти шесть лет.
— Я никому не скажу, что знаю эту историю, — пообещал я. — Только я не понял, зачем грабитель полез в комнату мисс Салли, если там были люди?
— Наверное, его привлекло открытое окно в комнату мальчика. Взгляни, как легко туда взобраться по выступам стены. Мне это не под силу, а ловкому грабителю такой вход лучше всякой двери. Если бы дверь между комнатами была открыта, негодяй увидел бы свет и это бы его спугнуло, но дамы прикрыли дверь, чтобы своими разговорами не мешать ребёнку.
— Входная дверь была открыта?
— Да, леди Кэтрин ждала, что мистер Чарльз вот-вот придёт, и велела не запирать дверь.
Я убедился, что в этом преступлении замешан не Громила, а кто-то другой. Тот был слишком осторожен и предварительно выяснил бы привычки хозяев, убедился бы, что все легли спать и спокойно отпер бы дверь отмычкой, а не стал вламываться в первое попавшееся открытое окно лишь потому, что там не горит свет. Это сделал новичок, не учившийся опыту у старшего, а такие часто попадаются. Не удивлюсь, если этот недоумок уже познакомился с виселицей.
— Грабителя поймали? — спросил я.
— Может, уже поймали, если он не бросил своего занятия. Надеюсь, что поймали. Человек, из-за которого погибли две добрые молодые женщины и невинный ребёнок, достоин самой страшной кары. Жили бы они нам на радость и утешение, а бедный малютка был бы сейчас уже большой, совсем как ты. Сколько, ты говорил, тебе лет?
— Десять.
— А ему было бы девять. Если бы он вырос в своих родителей, то стал бы тебе хорошим другом. Но уж об этом и говорить ни к чему: кто умер, того не вернёшь к жизни. А всё равно нет-нет да и вспомнишь, как они с Рваным играли. Был он совсем маленьким, так пёс был осторожен, боялся его придавить. Вы-то с ним боретесь на равных, а малышу Бертраму Рваный уступал. Иди, Робин, посади собаку на цепь, довольно он побегал. Вон и отец Уинкл вышел в сад. Сюда направляется. Наверное, к тебе. Я тебе сейчас ключ дам, а то негоже через решётку лазать… Да куда же ты?
Я был уже по ту сторону в тайной надежде, что, не найдя меня в саду, священник раздумает со мной заниматься. Рваный встал на задние лапы, положил передние мне на плечи, отчего я чуть не упал, и лизнул в нос. В таком положении он был выше меня, и я подумал, что большой бедой для мисс Салли, мисс Шарлоты и маленького Бертрама было то, что эта собака не бегала свободно вокруг дома. Мимо такого сторожа не прошмыгнул бы ни один грабитель.
Рваный очень не хотел вновь очутиться на цепи и всячески противился приблизиться к своему навесу, как я его ни уговаривал и не подталкивал. Наконец, он отпрыгнул к решётке и глухо зарычал, а потом бешено залаял на отца Уинкла, подошедшего к садовнику и оказавшегося вблизи решётки. По-моему, он попросту хотел оттянуть время, но переход от доброго приветливого пса к дикому злобному зверю был настолько неожиданным и пугающим, что я замер, не решаясь подойти к собаке.
— Прекрати, Рваный, — спокойно сказал мистер Вениамин, отпер маленькую калитку и вошёл, отталкивая беснующегося пса скорее жестом, чем рукой. — Что на тебя нашло? Это отец Уинкл, и сюда он не войдёт. Пойдём, собака, на место. Потом, если будешь хорошо себя вести, я тебя опять выпущу.
Рваный спокойно позволил надеть на себя цепь, уселся и зевнул.
— Вот так-то. А тебя, мальчик, он не слушается, поэтому ещё раз предупреждаю, чтобы ты не выпускал его без моего разрешения. Выпустишь, а обратно загнать не сможешь. Видал, каким он бывает, когда что-то ему не по нраву?
Я был пристыжен, потому что собака совершенно со мной не считалась. Пожалуй, мне следует прислушаться к доводам старика.
— Ладно, — сказал я. — А почему он не любит отца Уинкла?
— Не больше, чем остальных, — проговорил мистер Вениамин. — Точно так же он ведёт себя и по отношению с мистеру Чарльзу. Он и леди Кэтрин облаял бы, не говоря уж о мисс Агнес, если бы вы не развалились так славно на травке. И собакам иногда лень лаять.
Когда садовник открывал калитку, чтобы пройти к Рваному, отец Уинкл отошёл подальше, а теперь вернулся.
— Пора на занятия, сын мой, — напомнил он, обращаясь ко мне. — Но прежде, если не возражаешь, погуляем по саду и поговорим.
Я бы возразил, если бы мне это помогло, но вряд ли священник прислушается к моим возражениям, а кроме того, любое моё неблаговидное действие будет передано моему чудом обретённому отцу и остальным, а мне бы не хотелось казаться хуже, чем я есть или чем я могу быть.
— Не возражаю, — со вздохом сказал я.
— Мистер Эдвард просил прежде всего научить тебя читать и писать, Робин, потому что дети в твоём возрасте владеют этими навыками достаточно хорошо и тебе следует наверстать упущенное. Ты со мной согласен?
Я кивнул, потому что, как ни неприятен был мне отец Уинкл, его слова были вполне разумны, а намерения, хоть и вызванные просьбой брата моего отца, направлены к моей пользе.
— Хорошо, что ты меня понимаешь, сын мой. Надеюсь, тебе и самому хочется учиться?
Я пожал плечами, но, спохватившись, ответил:
— Да.
Не то, чтобы я не хотел стать грамотным, но меня беспокоила мысль, что эта наука может оказаться мне не по зубам. Знаю, что очень многие овладели ею, но я знал и великое множество примеров того, что человек до конца своих дней оставался неграмотным. Предполагалось, что у них не было возможности постичь эту премудрость, но теперь я начал сомневаться в таком простом объяснении, ведь могло быть и так, что они пытались научиться читать, но бросили это непосильное дело, а потом, чтобы не было стыдно, говорили, что они-де неграмотны по несчастному стечению обстоятельств. Вдруг, начав со мной занятия, отец Уинкл убедится, что мои мозги устроены не так, как у известных ему детей, и я совершенно безнадёжен. Что подумает обо мне отец? Он ни за что не поверит, что я туп лишь в книжном искусстве, а во многом остальном очень даже умён.
— Я рад это слышать, дитя моё.
Меня всего передёрнуло от его обращения. Не хватало только скатиться до положения младенца. Это я-то, носящий имя Робин, хоть и не Гуд, но зато Робин Блэк, что, может быть, будет иметь не меньшую славу, вдруг в устах неприятного священника стал "дитя моё". В жизни меня так не оскорбляли! Нет, жаль, что католическим священникам нельзя жениться и иметь детей. Вот заимел бы парочку таких сыновей, как поварёнок Сэм, и очень скоро почувствовал бы отвращение к словам "дитя моё" и "сын мой", за это я ручаюсь.
— Я хотел сразу же начать занятия, но до меня дошло одно неприятное известие, и я решил, что вначале нам будет полезно побеседовать.
Мне стало тревожно. Неприятные известия всегда таят неведомую опасность, а всё неведомое беспокоит вдвойне, особенно когда не выкладывают новость сразу, а тянут. Я предположил, что с моим отцом приключилось неладное, недаром он с утра был так задумчив и озабочен.
— Ты, конечно, догадываешься, о чём я говорю? — спросил этот палач, будто бы не понимая, как мучительна неизвестность.
— Насчёт отца? — спросил я. — Ему нужна помощь?
По узкому худому лицу отца Уинкла пробежала судорога.
— Почему ты решил, что это касается твоего отца? — спросил он.
Нет, отцу Уинклу обязательно нужно отрастить бороду, за которой можно было бы скрывать свои чувства, потому что сильный контраст представляли спокойный голос и нервное лицо.
— Нет… — уклончиво отозвался я.
У священника были проницательные глаза, а сейчас они стали прямо-таки пронизывающими, но мне-то до этого дела не было, и, сам не знаю почему, я не захотел объяснять свои чувства этому настораживающему меня человеку.
Видя, что толку от меня не добиться, отец Уинкл сказал: