Старик был не в духе.
— Он увидел меня и сразу ушёл. Может, ему не нравится, что я играю с Рваным?
Мистер Вениамин смягчился.
— Нет, Робин, тебе не надо об этом тревожиться. Мистер Эдвард… — Он махнул рукой. — Да что уж! Раз я тебе сам рассказал о смерти его жены и сына, то нечего делать вид, что тебе ничего неизвестно. Только никому не говори про то, что узнал, потому что я не должен был этого рассказывать. И со мной перестань разговаривать на эту тему. Я рассказал всё, что знал, а надрывать сердце, вспоминая подробности, я не хочу.
— Так почему он ушёл, увидев меня?
— Не увидев тебя, глупый мальчик, а увидев, что ты его заметил, — поправил старик. — Мистер Эдвард наблюдал за вашей игрой и вспоминал, как в этом дворе играл с Рваным его сын. Он тоскует по нему и не может свыкнуться с потерей. Я-то это ясно вижу, хотя он и молчит. А когда он увидел, что ты на него смотришь, он ушёл, чтобы не выдать своих чувств.
— Он его очень любил, да?
— Конечно, Робин.
— А по жене он тоже тоскует? Он её тоже любил, да?
Старик помолчал.
— Если бы не любил, то не женился бы на ней, как я полагаю, — сказал он, наконец. — Я так думаю, что Салли Грегори нельзя было не полюбить, настолько она была славной девушкой. А мужем он был ей хорошим, дай Бог всякой найти такого.
Мне было всё ясно. Женившись на Салли Грегори, мистер Эдвард принёс себя в жертву, потому что любил другую, возможно, из низшего класса, а мой отец указал ему на его ошибку. Я знал несколько историй, когда джентльмен вроде бы собирается обвенчаться с девушкой из низов, а в последний момент или переубеждают родные, или пересиливает долг перед ними, а то и чувство выгоды, и он женится на богатой невесте своего круга, а обманутая девушка остаётся с носом и с ребёнком. Миссис Хадсон называла таких глупыми бедняжками. Может, и отец хочет жениться на бедной, а мистер Эдвард убеждает его принести в жертву свои чувства и отказаться от своего намерения, как поступил он сам?
Мы с мистером Вениамином поработали ещё час, и всё это время он говорил о цветах. Наверное, если бы все сведения, которые он вывалил мне на голову, записать в книгах, то в библиотеке мистера Эдварда нельзя было бы повернуться. А потом садовник посадил Рваного на цепь, потому что, по его словам, скоро должен был придти мистер Браун. Эта таинственная личность оказалась дворецким, в чьём подчинении были все слуги. Я сразу почувствовал, что это очень важное лицо, от которого многое зависит, и с напряжением ждал первой встречи с ним, заранее решив не нагрубить ему как-нибудь невзначай. Судя по подслушанным мною вчерашним его высказываниям, он не ждёт от появления вора в доме ничего хорошего. Как бы мне заставить его изменить это мнение?
С мистером Брауном я встретился возле кухни, когда возвращался со двора. Я не ожидал этого события столь скоро и не успел приготовиться и выбрать тактику поведения, что, наверное, мне лишь помогло. Сейчас опишу, как это вышло. Я проследил, как ловко, не встречая сопротивления, садовник посадил на цепь Рваного и предложил поднести инструменты. Мистер Вениамин подозрительно на меня посмотрел, будто прочитал в моей душе истинные намерения, и попробовал было отказаться, но я уже поднял и его ножницы, и свои, и садовый нож, так что старик, посмеиваясь чему-то, привёл меня к домику в саду, в пристройке к которому, оказывается, он и хранил своё добро. Я-то решил, что попаду в подвал и взгляну хотя бы на вход в это мрачное место, но, видно, лучше, и правда, не искать лёгких путей для достижения своей цели. А может, так будет даже интереснее. Ну что за удовольствие увидеть место трагедии в тот же день, как об этой трагедии услышал? А вот походишь вокруг да около, попробуешь и так пролезть и этак, и сразу простое дело станет сложным, исполненным опасности приключением. Единственное, что я усвоил, это то, что мистер Вениамин не запирает по крайней мере на день свой домик, а ключей в пристройке не видно.
— Спасибо, что помог, Робин, — поблагодарил меня старик, улыбаясь тайным думам. — Хочешь зайти в гости?
Я зашёл буквально на пять минут, чтобы не обидеть садовника, удовлетворить своё любопытство и убедиться, что хозяин не держит ключи в доступном месте. Это было уютное жилище, очень скромное по сравнению с домом мистера Эдварда, но недоступное для таких, как мой настоящий отец или миссис Хадсон. Потом я попрощался со стариком и ушёл, беззаботно перемахнув через решётку, потому что калитка казалась мне слишком примитивным входом.
Когда я вошёл в дом, я был совершенно спокоен и не ожидал трудности большей, чем появление миссис Джонсон, однако мой путь преградил благообразный седовласый мужчина, довольно высокий и расположенный к солидной полноте. У него был вид человека, которому ни при каких условиях не изменяет спокойствие.
— Здравствуй, мальчик, — первым поздоровался он.
— Здравствуйте, — ответил я.
— Тебя зовут Роберт Блэк? — спросил он и, не ожидая подтверждения, продолжал. — Я уже много наслышан о тебе. Надеюсь, что тебе здесь понравится и ты обретёшь любовь и уважение людей, а я готов помочь тебе освоиться на новом месте. Меня зовут мистер Браун. Томас Браун. Я дворецкий.
Внимательные серые глаза ощупали меня с ног до головы и особо задержались на моём лице, словно он хотел знать, что от меня можно ожидать. Особенно я на его помощь не надеялся, потому что помнил о его недоверии к ворам, но услышать доброе слово всякому приятно.
— Спасибо.
— Мне рассказывали, что ты успел подружиться с Рваным. Этот пёс не каждого подпустит к себе, и я рад, что он сразу же принял тебя как своего.
— У меня особый подход к собакам, — объяснил я. — Ни одна из них не посмеет меня укусить.
— Где же ты этому научился? — спросил он. — У цыган? Говорят, цыгане умеют укрощать лошадей и собак. По внешности ты не похож на цыгана, хотя и загорел до черноты, но, может, ты с ними когда-нибудь кочевал?
Мистер Браун ни разу не улыбнулся, и это позволяло мне думать, что он не насмехается надо мной.
— Вряд ли, — возразил я. — По-моему, отец не жил с цыганами. Я такого не помню, а он мне не рассказывал.
Затем последовали обычные в таких случаях расспросы о моей семье, только дворецкий более въедливо допытывался о подробностях о моём отце, о матери, о которой я ничего не знал, о сестре, о былом существовании которой я лишь предполагал, основываясь на обрывочных воспоминаниях. Мне было незачем скрывать, что мой отец был вором-карманником, потому что об этом знали все, но я ни словом не обмолвился о его пьянстве и страхе, который он мне внушал в привычном для него звероподобном облике.
— Надеюсь, что ты навсегда порвал со своим прошлым, Робин, — заключил мистер Браун, — и в этом доме покажешь себя честным и послушным мальчиком. Если тебя будет что-то беспокоить, обращайся ко мне, и я постараюсь тебе помочь.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я.
Что ни говорите, а приятно, когда к тебе относятся, как к человеку, а не налетают, едва увидев, словно ты уже успел что-то стащить. Конечно, осторожность в присутствии нашего брата не помешает, но враждебность — вещь совершенно излишняя, вредная, а порой даже опасная, но уж тут я не о себе говорю, а вообще. Знакомство с мистером Брауном внушило мне мысль, что теперь мои дела поправятся. Я не буду ссориться с людьми, а дворецкий, не видя от меня никаких неудобств, постепенно настроит слуг в мою пользу, ведь он обещал мне помочь. Я по натуре не так уж легко поддаюсь на ласковые речи, потому что жизнь научила меня осторожности, и нельзя было сказать, что этот человек внушил мне абсолютное доверие, ведь люди бывают коварны и часто, прикидываясь добряками, готовы растерзать тебя, едва зазеваешься, но у мистера Брауна не было причин желать мне зла или обманывать меня. Я настолько успокоился, что, если бы не тревога за отца, помочь которому не мог, волнение из-за того, что я при всём своём и отца Уинкла старании сегодня так и не научился читать, и неудовлетворённость из-за отсутствия всяких планов по проникновению в запертые комнаты и подвал, я был бы самым счастливым мальчишкой на свете, но три перечисленных фактора портили мне всякое удовольствие от собственной сдержанности при знакомстве с дворецким.
Перед ужином я ещё раз перелистал книгу, разглядывая картинки и находя знакомые буквы в коротеньких текстах под ними, так что красочно вырисованные подвиги прославленного разбойника, в чью честь я был назван, вдохновили меня на поиски возможности заглянуть в мрачные комнаты. Я уже предпринял первый шаг, определив, что со второго этажа с одной стороны туда не пробраться. Ошибка моя заключалась в том, что я проделал это днём, когда меня могли увидеть. Ночью неплохо было бы подобраться к окнам комнат с другой стороны, а если не удастся, то посмотреть, нельзя ли спуститься к ним сверху, с третьего этажа. Неприятно, конечно, расхаживать по карнизам, ведь я не кошка, но другого выхода у меня нет, раз входные двери на ночь запирают и я не могу воспользоваться путём, опробованным грабителем.
Когда Фанни зашла ко мне, чтобы позвать к ужину, я спросил у неё, очень ли мистер Эдвард тоскует по своей жене.
— Почему ты задал этот вопрос, Робин? — удивилась девушка.
— Потому что дверь в комнаты его жены и сына заперты, и отец не велел мне упоминать о миссис Салли и Бертраме.
— Да, наверное, тоскует, — решила Фанни. — Зачем же иначе запирать комнаты? Говорят, с тех пор, как их не стало, он ни разу туда не зашёл.
— А от чего они умерли? — невинно спросил я.
Фанни пожала плечами.
— В то время я здесь не служила, любопытный мальчик.
Ясно было, что в отличие от садовника она умеет держать язык за зубами.
— Я никогда такого не видел, — сказал я.
— Что не видел?
— Ну, чтобы из-за чьей-то смерти запирались комнаты. Может, там появляется привидение?
Фанни замеялась.
— Не выдумывай, Робин, и не пробуй меня запугать, потому что я в привидения не верю. Может, ты их боишься? Так знай, что никто там не появляется и ничего страшного не происходит.
— А ты там была?
— Нет.
— Откуда же ты знаешь?
— О таких явлениях слухи распространяются быстро. Не беспокойся, если бы подобные обитатели этих комнат хоть разок кому-нибудь явились, об этом сразу же загудела вся округа.