- А могу я менять жену каждый год? - поинтересовался еще один пропойца. - Я не прочь, чтобы каждый год мне согревала постель новая молодка.
- Как же, держи карман шире! Тут у нас любая девушка лучше возьмет себе в мужья кого-нибудь из этих висельников, чем такого, как ты, - осадила острослова какая-то женщина.
Толпа покатилась со смеху. На лице мэра изобразилась плутоватая улыбка.
- Свет еще не видывал, чтобы в Данмоу, в праздник Огузка и Грудинки, не обручилась ни одна пара. Девушки, как видно, не хотят попытать, счастья с кем-либо из наших бравых парней. Может быть, среди вас найдется такая, которая присмотрит себе муженька из числа тех, кому сегодня петля светит?
От этого неслыханного предложения толпа вновь разразилась криками.
- Кто ж пойдет за убийцу?
- Им всем место на виселице!
- Так-то оно так, но хорошая жена и мужу не даст сорваться!
- С постели не даст сорваться, это точно. А в чем другом...
- Ух, бабы хуже петли. Женить всех троих!
Розалинда стояла напротив мэра, безучастно глядя в пространство. Ей не было никакого дела ни до старинных обычаев простонародья, ни до предполагаемых женихов, которые все еще ожидали своей участи в повозке, стоявшей по другую сторону от помоста. Она хотела только одного - чтобы мэр прекратил валять дурака и покончил с этим делом. Тогда она сможет обратиться к нему за помощью.
- Хватит горланить! Пошумели - и будет! - закричал мэр, делая еще одну попытку овладеть вниманием публики. - Я только хотел, чтобы вы немного позабавились!
- Эй, послушайте, давайте сперва поглядим на товар! выкрикнула бойкая молодица, стоявшая за спиной Розалинды, Розалинда обернулась и с неодобрением покосилась на девицу; что за женщина могла хотя бы помыслить о подобном союзе? А на языкастую девицу уже обрушилась с упреками ее собственная мать.
- Стыд и срам, дочка! - прошипела почтенная матрона, угостив свое чадо увесистым подзатыльником.
- А из кого тут выбирать? - оскалилась провинившаяся крикунья, заслоняясь руками от материнских тычков. Где ей было устоять против разъяренной мамаши, которая ухватила дочь за косу и с позором поволокла через толпу? Не обращая внимания на поднявшийся вокруг них гогот, она энергично прокладывала себе путь через битком набитую площадь, причем каждый шаг сопровождался воплями упиравшейся девицы.
Когда они скрылись из виду, все снова повернулись к мэру, которого от смеха одолела икота. Чтоб справиться с ней, ему пришлось отхлебнуть добрый глоток эля из кожаного меха, подвешенного к поясу, и когда мэр снова обратился к народу, речь его была куда менее внятной.
- Ну так что, сударыни, желаете взглянуть на женихов?
- Да! - выдохнула вся площадь разом.
- Надо же поглядеть сначала, а потом решать, к чему их приговаривать к петле или к женитьбе!
К крайнему неудовольствию Розалинды, все собравшееся общество, судя по всему, желало теперь, чтобы какая-нибудь незадачливая девица обручилась с одним из осужденных. Этому балагану никогда конца не будет, в изнеможении подумала она. Вдобавок ко всему, если так пойдет и дальше, мэр долго на ногах не продержится, и, когда она доберется до него, он будет уже мертвецки пьян! В отчаянии она огляделась по сторонам, прикидывая, нет ли поблизости еще кого-нибудь, облеченного властью и способного ей помочь. Однако, что еще хуже, вокруг не было ни одного трезвого человека! Каждый горожанин успел как следует накачаться вином или элем, воздавая дань ежегодному празднику, хотя имел довольно смутные представления о том, по какому поводу он, собственно, ликует и откуда взялся этот обычай. Так было всегда - так всегда и будет. И, следуя древней традиции, никто не упустил возможности напиться до одури, как, видимо, случалось всегда.
Розалинда попыталась выбраться из толпы, но от этой затеи пришлось отказаться. Потом из множества глоток вырвался протяжный крик, поразив измученную девушку жестокостью происходящего.
- На помост их! На помост!
От этих воплей, от безнадежности положения и тревоги за покинутого больного Клива Розалинда готова была разрыдаться. Неужели весь мир лишился рассудка? Неужели вокруг не осталось никого, кроме убийц, палачей и жадных до крови зевак? Она зажала уши ладонями и еще раз попыталась выбраться из толпы, но результат получился обратный - людское море вынесло ее еще ближе к виселице, почти вплотную к узким ступеням, ведущим на эшафот.
Крики толпы зазвучали как-то по-другому, и Розалинда оглянулась, чтобы понять причину этого. Оказалось, что группа горожан подкатила повозку с осужденными ближе к лестнице. С бортов повозки сняли перекладины, чтобы вытащить узников. Розалинда увидела, как стражники отлетели назад, словно их разом отшвырнула какая-то невидимая сила. Быстро оправившись, они снова кинулись к повозке. До Розалинды донеслись крики и злобные проклятия.
Невольно заинтересованная происходящим, она приподнялась на цыпочки и вытянула шею, чтобы получше разглядеть, что там творится, но из-за свалки у повозки и за чужими спинами ей ничего не было видно.
Внезапно первые ряды подались назад, едва не сбив Розалинду с ног, а когда она обрела равновесие и оторвала взгляд от земли, узников уже волокли по лестнице.
Угнетающая сцена вызвала у девушки неожиданный прилив сочувствия к осужденным. До этого она была слишком поглощена своими несчастьями, но вид первого осужденного, поднимающегося навстречу своей смерти, пробудил в ее сердце искреннюю жалость. Это был неотесанный молодой парень, грязный и отталкивающий, но прежде всего бросалось в глаза, какой нестерпимый ужас им владеет. Второй был постарше. Он в страхе разевал рот, где виднелись почерневшие пеньки вместо зубов, по щекам текли слезы, прочерчивая светлые дорожки на замызганном лице.
Розалинда безотчетно вцепилась в плащ, глядя, как узники, еле передвигая ноги, подошли к виселице и остановились под веревками, которые их ожидали. По обе стороны от каждого встали здоровенные стражники. Ноги приговоренных были связаны, руки скручены за спиной. Розалинда смогла сдержать слезы, только напомнив себе, что это скорее всего убийцы, ничуть не достойные жалости, как шайка беспощадных головорезов, напавших вчера на ее спутников.
На лестнице снова образовалась свалка, и под громкий вопль толпы на помост втащили третьего пленника.
На глазах у потрясенной Розалинды и всего честного народа этот парень, встав поустойчивее, просто стряхнул с себя незадачливых тюремщиков. Подобно остальным товарищам по несчастью, он был связан, но в отличие от них, даже связанный, представлял собой угрозу. Как загнанный в угол волк, обложенный со всех сторон охотниками, но оттого еще более опасный, он не подпускал к себе обозленных стражников, как будто бросая им вызов: попробуй подойти.
Это был крупный детина, просто огромный, мелькнуло в голове у Розалинды, - широкий в плечах, с могучими руками. Его одежда была изодрана, и, похоже, из нее был вырван не один клок. Когда он напрягался, пытаясь разорвать крепкие пеньковые веревки, под кожей рельефно выделялся каждый мускул. Он был на голову выше любого мужчины на помосте, и Розалинду поразила внезапная мысль: как мог столь великолепный образец рода человеческого дойти до того, чтобы так бесславно закончить свою жизнь?
Толпа безмолвствовала, испытывая невольное восхищение при виде человека, который даже на пороге гибели был способен нагнать страху на своих врагов. Осужденный слегка расправил плечи и, бросив взгляд на храбрых стражей, пытавшихся его задержать, сам направился к третьей петле и остановился под ней.
В его движениях было какое-то непостижимое благородство. Другие были раздавлены страхом, он же держался горделиво и отважно. Конечно, он не хотел умирать, но, казалось, принимал свою смерть с достоинством принца крови. Розалинда не могла этого не отметить. Он ни на кого не смотрел и неподвижно стоял, устремив, мрачный взор куда-то вдаль, за горизонт.
- Вот такой молодец мог бы пригодиться в хозяйстве, - услышала Розалинда позади себя женский шепот.
Она права, подумала Розалинда. Такой молодец очень даже мог бы пригодиться... где угодно. Вот если бы он был с нами вчера у реки! Или сегодня - уж при нем-то эта пара негодяев, не посмела бы над ней измываться, а потом, еще гоняться за ней, как за воровкой! Она себя не помнила от страха, а он, похоже, вообще ничего не боялся. Даже смерти. Ах, если бы она могла нанять его, чтобы он, доставил ее домой!
В это мгновение Розалинду словно осенило: а ведь он действительно мог бы доставить ее домой, будь он свободен. И в ее власти дать ему свободу стоит только обручиться с ним!
Тут она опомнилась и в замешательстве покачала головой: как это она могла додуматься до такой ни с чем не сообразной идеи: выйти замуж за разбойника, приняв участие в этом языческом ритуале! Надо быть безумной, чтобы хоть на минуту ухватиться за подобную мысль! Впрочем, призналась она себе, еще немного - и она действительно обезумеет от страха и безнадежности! Разве она может позволить себе дожидаться, пока судьба предоставит ей другой шанс защитить себя и Клива?
Розалинда еще раз внимательно посмотрела на обреченного гиганта. Может, быть, он и в самом деле преступник, но его осанка отличалась странным благородством. Она не сомневалась, что он сумел бы благополучно провести ее и Клива в Стенвуд. Вот только согласится ли он на это? И решится ли она сама на такой рискованный шаг?
Розалинда продолжала разглядывать его, предаваясь совершенно неуместным мечтам о том, как он будет выглядеть, если ему сбрить бороду недельной давности и подстричь слипшиеся волосы. До нее не сразу дошло, что мэр говорит о заключенных:
- ... трое заключенных. Том Хедли. - Он указал пальцем на молодого парня, имевшего самый жалкий вид. - Том Хедли - за грабеж и убийство на лондонской Королевской дороге. Роджер Гантинг - за браконьерство в охотничьих угодьях Шотфордского епископства, а также за нападение на охрану епископа и убийство человека.
Прервав речь, мэр собрался подойти поближе к последнему арестанту, но вовремя передумал.
- И наконец этот малый, известный под прозвищем Черный Меч, ибо он не назвал своего христианского имени. Впрочем, очень вероятно, что он вообще не христианин! Итак, Черный Меч осуждается также за грабеж и убийство: на лондонской Королевской дороге, на большой дороге в Сент-Эдмондс и в городке... - У мэра слова застряли в горле, когда узник медленно повернул к нему лицо и смерил его холодным взглядом.
- Го... городке Лэйвенхэм, - торопливо договорил он. - Суд рассмотрел их преступления и признал виновными. Сейчас они будут повешены.
- А как же насчет обручения? - выкрикнул мужской голос,
- Да, да! Где же та девица, которая желает уберечь от петли одного из этих отличных ребят? - заорал стоящий рядом старикан.
Розалинда не стала мешкать и задумываться, что будет потом. Она прекрасно слышала выдвинутые против него обвинения, но без колебаний выбросила их из головы. Совсем недавно ей и представить было невмоготу, что какая-то девушка может связать свою судьбу с одним из этих душегубов, а теперь она цеплялась за эту мысль, как за свое единственное спасение. Ей было отвратительно жадное любопытство толпы, которая с равным воодушевлением предвкушала любую забаву - будь то повешение трех разбойников или обручение одного из них с какой-нибудь дурочкой. И тем не менее... Тем не менее все доводы рассудка, все правила благонравия мигом улетучились, когда Розалинда, беглым взглядом окинув толпу, снова различила неподалеку мерзкую пьяную рожу ее преследователя. Если она позволит себе промедлить еще хотя бы один миг, ей уже не представится другая возможность спасти себя и Клива.
Она рванулась вперед, движимая неведомо откуда взявшейся уверенностью: здесь это единственный человек - единственный, кто достаточно силен и достаточно трезв, - который может выручить их из беды. Единственный, у кого есть веская причина, чтобы отнестись к ней серьезно. Ему нечего терять, а выигрыш - жизнь. Он должен будет из благодарности проводить их в Стенвуд.
- Я хочу обручиться! - кричала Розалинда, протискиваясь за спиной дебелой крестьянки с подростком-сыном. - Я хочу взять его в мужья!
В первый момент мэр не расслышал ее крика: слишком большой шум стоял на площади. Но люди рядом с Розалиндой мигом поняли, что к чему, и не успела она пожалеть о своем поступке, как ее уже пинками проталкивали вперед, пока она не оказалась у самого подножия грубо сколоченной лестницы. Несколько мгновений Розалинда колебалась; сердце замирало, она не могла вздохнуть. Народ вокруг во все глаза пялился на нее и от души веселился. Затем нестройный хор начал нараспев гнусавить: "Об-ру-ченье! Об-ру-ченье!" - и Розалинде вдруг захотелось, чтобы земля разверзлась у нее под ногами, лишь бы выбраться из этого ада, в который она ринулась очертя голову. Она затравленно огляделась, ища спасения, но спасения не было. Перед ней волновалось море лиц, и все глаза были устремлены на нее: одни - со злорадством, немногие - с сочувствием, но большинство - с восторженным ожиданием очередной потехи. Весь этот день она так стремилась остаться незамеченной, а в результате стала центром всеобщего внимания.