Вечером перед отъездом в Сан-Франциско Отэм сидела в кабинете с Дугласом. Он был необычно молчалив, и она размышляла, почему бы это. Муж с задумчивым видом сидел за письменным столом, словно ждал чего-то, и наблюдал за ней. Она искала на полках какую-нибудь книгу, чтобы почитать в дороге, как вдруг без предупреждения в кабинет вошел Джордж – по обыкновению чрезвычайно вальяжный, в пиджаке из яркой шотландки, широкими шагами пересек кабинет.
– Я получил твое сообщение. Куда ты теперь меня посылаешь?
– К чертовой матери!
Отэм с удивлением посмотрела на Дугласа. Он махнул рукой в сторону кресла и сказал Джорджу:
– Садись!
Джордж немедленно опустился в кресло.
– Случилось что-нибудь?
– Точно. Девка по имени Джинджер.
Джордж привстал и тут же снова плюхнулся на свое место, как будто мгновенно лишился сил.
– Что тебе известно о Джинджер?
– Все. Харриет приходила ко мне несколько недель назад и сказала, что ты не можешь в этом году отправить ее в Европу. Я знаю, сколько денег ты зарабатываешь и сколько тратишь. – Он зло улыбнулся. – Я тут кое-что проверил и что, по-твоему, обнаружил? А обнаружил я молоденькую сексуальную девчушку, проживающую в очень милой квартирке в Эвансвилле, которая носит несколько недурных бриллиантов и разъезжает в новой машине. Она симпатичная штучка, Джордж, но она должна исчезнуть.
Джордж заерзал в кресле, посмотрел на Отэм, потом на Дугласа.
– Ты же знаешь, что такое жить с Харриет. Оставь меня в покое, Дуг. Я никому не делаю ничего плохого. У тебя есть Отэм. Пусть у меня будет Джинджер.
– Я могу себе позволить Отэм. Ты себе позволить Джинджер не можешь. Она слишком роскошна для твоего банковского счета.
– Я не сделаю этого, – нервно сказал Джордж, словно подросток, перечащий отцу. – Я люблю Джинджер. Я ухожу от Харриет.
– Черта с два! – Дуглас подался вперед, сложив руки перед собой на столе. – Ты можешь перетрахать всех потаскух в этой стране – мне плевать. Но эта должна исчезнуть. Джордж, она использует тебя. Я понаблюдал за этой женщиной. Когда ты уезжаешь, ее обслуживает молодой жеребец. Джинджер любит твои деньги, а в постели предпочитает другого мужика.
Отэм поняла, что Арти попался и ей предстоит дать кое-какие объяснения.
Джордж сидел опустив плечи. Наконец он посмотрел на Дугласа. В его глазах сверкала бешеная ненависть.
– Я мог бы сказать себе, что ты сделал это ради моего же блага, но это было бы ложью. Ты это сделал, чтобы причинить мне боль. – Он встал и направился к двери. Лицо его не выражало ничего.
Дуглас резко поднялся из-за стола:
– Даю тебе одну неделю, чтобы убрать за собой всю эту грязь.
– Может, уберу, а может, и нет.
– Дело твое. Или она исчезнет, или я тебя вышвырну. Подумай, Джордж. Нет таких мест, где станут платить сорокавосьмилетнему человеку такие деньги, какие я плачу тебе за то, что ты бегаешь с поручениями.
Джордж остановился в дверях:
– В один прекрасный день кто-нибудь всадит пулю в то место, которое ты называешь сердцем.
– Я, черт возьми, уверен, что это будет кто угодно, только не ты, братец.
Отэм подождала, когда Джордж выйдет из комнаты, и подошла к креслу.
– Не слишком ли ты с ним круто?
– Приходится иногда. Мои братья стареют, не взрослея. Им все еще нужна нянька. – Дуглас вышел из-за стола, сел в кресло и с любопытством посмотрел на нее. – Отэм, а что тебе об этом известно?
– Почему мне об этом что-нибудь должно быть известно?
– Молодой жеребец – твой Арти.
Отэм с трудом удалось изобразить на лице удивление.
– Неужели? Интересно, как он с ней познакомился… Ты говорил, что она из Эвансвилла, так?
– Я не знаю, откуда она, просто сейчас она живет там. Не хочу влезать во все это сегодня вечером, но когда ты вернешься из Сан-Франциско, тебе придется сесть и побеседовать со своим деверем. Мне нужно знать, почему и как эти два человека связаны с одной женщиной.
– Отлично, – сказала она и зевнула. – Я устала. Пойду лягу.
Отэм почувствовала, как ее охватывает волна паники, но заставила себя спокойно выйти из комнаты. Очутившись за дверью, она кинулась вверх по лестнице в свою комнату и схватила телефон. Арти не было в его квартире над гаражом, но она застала его у Джинджер.
Ему все это показалось очень забавным, и он рассмеялся:
– Отэм, расслабься. Джинджер не собирается упускать Джорджа, а я придумаю, что наплести Дугласу.
– Что? Ну как, черт побери, ты собираешься это ему объяснить?
– Нечего волноваться. Придумаю что-нибудь убедительное. К твоему возвращению из Сан-Франциско все уже будет под контролем.
– Почему-то меня это не успокаивает.
– Потому что ты слишком взволнована. Поезжай себе спокойно, развлекись, а я здесь все устрою.
Отэм поколебалась, но, подумав о Совете директоров у Ллойда, в конце концов согласилась:
– Хорошо, я поеду. Только ради Бога, угомонись и ничего не предпринимай до моего возвращения.
После жары Кентукки прохлада Сан-Франциско была настоящим благословением. По сравнению с напряженной атмосферой Дома Осборнов суета, шум и гам в офисе казались Отэм просто детской игрой. Она обошла свой стол и протянула руку Эдварду Гудману. Эд работал с ними уже пять лет, в свое время его переманили из «Макдоналдс». Отэм чувствовала себя спокойно, оставляя его во главе компании.
– Ты прекрасно справляешься с работой, Эд. Я не забуду этого.
Он встал с кресла, поблескивая лысиной. Большие глаза улыбнулись ей в ответ из-за стекол очков в золотой оправе.
– Это было нетрудно. За тобой стоят надежные люди.
Отэм подумала о Доме Осборнов и помрачнела. Она взяла со стола свою сумочку и пошла к двери. Эд последовал за ней.
– В моих планах произошли непредвиденные изменения, которые могут еще больше отодвинуть мое возвращение в город.
У Эда на лице мелькнуло любопытство, однако он ничего не спросил. Он остановился и открыл дверь во внешний офис. Отэм взглянула на стол Грэйс, на закрытую чехлом пишущую машинку, цветочную вазу с единственным одиноким цветком.
– Есть нечто особенное в рабочем офисе, из которого все ушли. Он вызывает у меня ощущение какой-то завершенности, даже если в течение дня и было несколько проколов.
Когда они выходили из комнаты, Эд улыбнулся:
– Ты придешь завтра?
– Нет. Утром мне нужно быть на собрании директоров в «Мэрфи», а потом я улетаю. Я собиралась пробыть здесь подольше, но возникли непредвиденные обстоятельства.
– Изменения в твоих планах?
– Грандиозный прокол. – Она улыбнулась и протянула ему руку. – Спасибо, Эд. Спасибо, что обо всем заботишься.
Отэм вылезла из машины и поднялась по ступенькам в заднюю комнату «Конуры». Когда она вошла, до нее донеслась музыка. Уолли сидел за столом с выражением крайней сосредоточенности на лице. Отэм поняла, что она переросла «Конуру». Все здесь казалось грязным и замусоренным, музыка слишком громкой, официантки слишком вульгарными. Она присела на краешек его стола.
– Кажется, я становлюсь снобом.
Уолли посмотрел на нее и усмехнулся:
– Что ты имеешь в виду?
– Подумываю вот продать это заведение и вложить деньги во что-нибудь более прибыльное.
Он откинулся на спинку кресла и кивнул:
– Я ждал этого. Собственно говоря, я даже спрашивал себя: почему ты так долго тянешь?
Она оглядела комнату, вспоминая годы, проведенные здесь с Эвереттом и Джулией: как она пела в зале, полном табачного дыма, как вытаскивала деньги из банки… В каком-то смысле это были хорошие годы, веселые.
– Продать заведение – то же самое, что продать часть самой себя, но пора это сделать. Это уже не мое. – Она обвела комнату глазами и с нежностью посмотрела на Уолли. – Как ты относишься к тому, чтобы перейти работать в «Корбетт копорэйшн»?
– Отэм, мне уже шестьдесят три года. Я слишком стар, чтобы влезать во всю эту мышиную возню.
– А что ты будешь делать?
– Уйду на пенсию. Буду ездить на рыбалку, на охоту, путешествовать. Попробую даже переспать со своей женой.
– Конечно… конечно. И через три месяца ты сойдешь с ума! Я назначу тебя руководить звеном. Четыре стойки в твоих руках встанут на ноги. – Она подмигнула. – Может, новая работа оживит и твою волшебную палочку.
– Обещания, обещания…
Отэм усмехнулась:
– Тебе не обязательно принимать решение прямо сейчас. Да и вряд ли «Конуру» можно продать за один день. – Она встала со стола и повернулась к двери, ведущей в квартиру. – Сейчас я хочу отвезти цветы на кладбище. Потом я вернусь и лягу спать пораньше.
Уолли прищурившись посмотрел на нее:
– Я думал, что ты проведешь вечер с Ллойдом.
– Нет. Ллойда я увижу завтра на собрании.
Поднимаясь по лестнице в квартиру, Отэм думала о том, как легко Ллойд отдалился от нее. Он знал, что она в городе, но они только раз поговорили по телефону, да и то разговор был кратким и носил сугубо деловой характер.
В ее чувствах царил такой беспорядок, что ей трудно было определить свое отношение к Ллойду. Временами накатывало непреодолимое желание увидеть его, страстно хотелось, чтобы он ее обнимал и она вдыхала его неповторимый мужской запах, состоявший из лосьона для бритья и трубочного табака. Смешавшись, эти запахи и были Ллойдом Мэрфи, большим ирландцем с песочными волосами и живыми зелеными глазами.
Собрание тянулось бесконечно долго. Когда-то Отэм волновало то, что она заседает в Совете со всеми этими могущественными людьми. Теперь же она только вполуха слушала длинный квартальный отчет. Совет состоял из тринадцати членов, и каждый из них подготовил свое сухое и обстоятельное выступление. Как ей и было сказано вчера по телефону, она проголосовала за нового вице-президента и против теперешнего. Послужной список того, против кого она голосовала, казался Отэм более впечатляющим, чем того, кому она отдала свой голос, и Отэм размышляла, сколько же мужчин и женщин в Совете директоров были, как она, послушными исполнителями воли Ллойда.
Отэм взглянула на него и увидела, что Мэрфи серьезно смотрит на нее. Она улыбнулась, и он, помешкав мгновение, улыбнулся ей в ответ. На протяжении всего собрания она остро чувствовала его присутствие, до такой степени остро, что в какой-то момент, ощутив сильное волнение, скинула туфли. Наконец он объявил о закрытии собрания, и она, посмеявшись над собой, надела туфли, взяла сумочку и собралась уходить.
Когда она встала, Ллойд подал ей глазами знак остаться, и Отэм снова опустилась в кресло. Они сидели молча, ожидая, пока кабинет опустеет. После долгой и неловкой паузы он сказал:
– Ты хорошо выглядишь.
– Ты тоже хорошо выглядишь.
– Я скучал по тебе.
– Я тоже скучала по тебе.
Он улыбнулся и встал из-за стола.
– Ты хочешь вынудить меня сделать первый шаг, не так ли?
Отэм кивнула.
– Ладно. Могу я пригласить тебя на ленч?
– Да, – ответила она. – Ты можешь пригласить меня на ленч.
Отэм поглядела на пустую супницу и вспомнила тот прием, когда Ллойд пытался заставить ее съесть икру. Тогда ее от этой мысли бросило в дрожь. С тех пор черная икра стала ее любимой едой, а только что она прикончила тарелку супа из птичьих гнезд.
– Просто поразительно, до какой степени время и обстоятельства способны менять людей и их представления о самих себе. – Отэм положила в рот кусок холодного омара и вышла на террасу, где она, тогда еще совсем девчонка, стояла и обнималась с Ллойдом. Рядом в горшке цвел розовый куст, распространяя вокруг тончайший аромат.
Она почувствовала на себе взгляд Ллойда и обернулась. Он сидел за столом, приспустив галстук и бросив пиджак на спинку кресла.
– Я натворила массу ерунды.
– Я тоже. Я был не прав тогда в Луисвилле. Я ведь знал, как много для тебя значит это возвращение, но поди ж ты, мне надо было корчить из себя крутого мужчину. – Ллойд встал, подошел к Отэм и обнял ее своей большой рукой. – Когда ты рассказала мне о Дугласе и о том, что собираешься вернуться, я послал туда людей, чтобы они наблюдали за тобой. Не следили за тобой, Отэм, а наблюдали. Я боялся за тебя. – Он помолчал и слабо улыбнулся. – Тогда, в Луисвилле, незадолго до посадки мне позвонил один из моих людей и сообщил, что он видел, как ты целовалась с Бобом Проктором у дверей закусочной Эллы. Я нарушил свое собственное правило. Стал тебя ревновать и попытался заставить тебя вернуться ко мне. Я был не прав.
Отэм кивнула, поняв теперь его странное поведение в Луисвилле. Она подумала о Бобе и улыбнулась.
– Если бы я хотела завести любовника, то это был бы мужчина, а не ребенок вроде Бобби. Для меня он все еще маленький мальчишка, которого я отдубасила в школьной драке. – Она посмотрела вниз на руку Ллойда, и взгляд ее упал на бриллиант, который Дуглас надел ей на палец. Ужасная мысль прожгла Отэм насквозь. – Твои люди все еще в Эдисонвилле?
– Нет. Я посчитал, что ты уже в относительной безопасности, когда Арти поселился в квартире над гаражом в Доме Осборнов. Он был ближе к тебе, чем мог подобраться кто-то из моих людей.
– Ты знаешь? – спросила она.
– Да, знаю.
– Я хотела сказать тебе, но не по телефону. Тогда, когда ты был так далеко, я думала, что это не имеет значения.
– Мне кажется, что в каком-то смысле я сам подтолкнул тебя к этому. Если бы я не был ослом и не оставил бы тебя тогда, ты не вышла бы за него замуж. Меня, разумеется, не радует твое так называемое замужество, но оно ни черта не меняет. Ты всегда была больше моя, чем Эверетта, и сейчас ты больше моя, чем Осборна. – Ллойд поцеловал ее, нежно, в самый уголок губ. – С делами я покончил. Яхта готова. Команда ждет, а в каюте лежит черная кружевная штука твоего размера. Все, что от тебя требуется, – это сказать «да». – Увидев ее неуверенность, он улыбнулся. – Какие-нибудь сомнения?
– Нет. Я ничего не должна Дугласу, а меньше всего – хранить ему верность. Но сегодня вечером меня ждут назад. Мне нужно позвонить домой.
Она обняла его за талию, и они вместе вошли в комнату. Ллойд обнимал ее за плечи, а Отэм набирала номер. Секретарша ответила после второго гудка и, растягивая слова, приветливо сообщила, что это офис мистера Осборна.
– Говорит миссис Осборн. Соедините, пожалуйста, меня с мужем.
Ллойд увидел, что лицо ее застыло, а все тело напряглось.
– Когда? – тихо проговорила она. – Как? – Она посмотрела на Ллойда и прошептала в трубку: – Да, я немедленно вылетаю домой.
Отэм положила телефонную трубку и изумленно посмотрела на Ллойда:
– Он умер. Этот сукин сын умер.
– Кто умер?
– Это нечестно, – проговорила она. – Я столько лет ждала, а он взял и утонул. Эта сволочь утонула в своем собственном проклятом бассейне! – Отэм повернулась на носках, размахивая руками. – Они были у меня в кармане, все до единого! Дэйл в конце концов принял бы предложение Боба. А теперь он свободен. И Джордж. С Джорджем вышла неувязка, но он согласился бы продать свою долю шахты, прежде чем расстался бы с Джинджер. С Хомером пока неясно, но я что-нибудь придумала бы.
Отэм кричала, а Ллойд держал ее за плечи, время от времени тихонько встряхивая.
– Отэм, я ничего не могу понять. Кто умер? Кто утонул?
– Дуглас. Он утонул в бассейне. Будь он проклят! Ну зачем он умер, черт бы его побрал!
– Значит, все кончилось? – спросил Ллойд.
Она посмотрела на него и замерла, прислушиваясь к себе, словно ожидала, что произойдет какое-то чудо: внутреннее освобождение, ощущение легкости, удовлетворения – хотя бы что-нибудь.
– Кончилось? Не знаю. Я чувствую себя как-то странно. У меня ощущение какой-то незавершенности, неопределенности. Как будто в мойке лежат грязные тарелки, отмокают, ждут, когда кто-нибудь придет и вымоет их. – Отэм повернулась к Ллойду и покачала головой. – Нет, не кончилось. Мне нужно вернуться. Черт возьми, мне необходимо вернуться.
Она мерила комнату шагами, нервно потирая ладони.
– Единственно, что Дуглас ценил больше самой жизни, – это имя Осборнов. Пусть я уже не смогу опозорить этого человека, но ведь я способна черт знает что сделать с памятью о нем. Прежде чем я уеду из Эдисонвилла, весь город будет знать, что Дуглас несет ответственность за гибель четырнадцати человек. Они узнают о Лонни и о том, как он умер. И еще они узнают, что Дуглас, и их чудесный мэр, и их замечательный начальник полиции поощряли контрабанду виски и проституцию в их распрекрасном городе. – Отэм замолчала и спокойно посмотрела на Ллойда. – Первый раз, когда я уезжала из Эдисонвилла, я уезжала под покровом ночи – как воровка, как шлюха, с растерзанной душой. В следующий раз я буду уезжать из Эдисонвилла при свете дня, и за мной не будут тянуться никакие тени.
– Милая, я понимаю, что ты чувствуешь, однако это не…
– Нет, – перебила она его. – Теперь я никак не связана замужеством. Я приеду, когда ты захочешь. На этот раз все будет по-другому, если ты тоже постараешься.
Ллойд посмотрел на нее, словно был в нерешительности, но наконец кивнул.
– Хочешь чего-нибудь выпить?
– Да. Пожалуйста. Виски.
Она присела на диван и постаралась расслабиться, но внутри у нее все кипело. Мысли безумно перескакивали с Дугласа на ночь с его сыном и снова на Дугласа, крутились и опять возвращались к Брайану. Она все еще чувствовала жжение стыда, когда вспоминала ту ночь. Он назвал ее шлюхой, бросил на кровать и наслаждался ее телом, словно это был кусок мяса. Лежа под ним, она пообещала себе, что когда-нибудь заставит его относиться к ней с уважением, а не обращаться как с потаскухой. Да, ночь с Брайаном тоже была частью всего этого, тенью, с которой ей еще предстояло встретиться и расквитаться.
Тогда он был совсем еще мальчишкой, к тому же пьяный. Каким он стал в тридцать два года? Отэм помнила, что он был высок, плечи распирали кожаный пиджак, помнила выступающий подбородок, сильное тело, загоревшее во время каникул в каком-то жарком и солнечном местечке. Густые волосы на его груди были темнее спутанных прядей, падавших на лоб. У него были обезоруживающие глаза: ясно-голубые, которые, казалось, меняли цвет в зависимости от настроения – от светлых, почти серебристых, когда он балагурил, до темных, топазово-зеленых, когда был возбужден. Красивый, избалованный, богатый мальчишка, который очень любил рыжих.
Когда Ллойд подошел к ней, Отэм весело рассмеялась:
– У меня такое чувство, что в Доме Осборнов все теперь будет совершенно по-другому. Может быть, даже очень забавно.
Ллойд недоверчиво прищурился:
– Что ты теперь замышляешь?
– Дать расхлебывать кашу богатенькому мальчишке.
– Какому богатенькому мальчишке?
– Его сыну. Теперь Брайан вернется домой.