— Проснись, Рэнди. — Броди остановился у широкой смятой постели и опустил взгляд на спящую жену. Утреннее солнце, проникая сквозь ветки деревьев за окном спальни, рассыпало золотые и серебряные блики по ее телу. Броди протянул было руку, но не смог заставить себя хотя бы потрепать ее по плечу, чтобы разбудить. — Рэнди, нужно проснуться.
— Я… — Она оторвала голову от подушки и подняла на него припухшие глаза. — Я не спала.
— Угу. — Он опустился рядом с ней на колени.
Она несколько раз моргнула, потом села, потерла глаза кулаками. И, кажется, только снова открыв глаза, поняла, что рядом с ней Броди.
— Броди, — пробормотала она. — Ты вернулся.
— Ну, конечно, я вернулся. Я здесь живу. — Он поглаживал большим пальцем поля своей черной шляпы.
— А ты?.. — Она повернула голову и убедилась, что вторая половина кровати — его половина — так и осталась несмятой.
— Я спал на кушетке.
Она кивнула, сжав губы в тонкую линию.
Он прокашлялся.
— И очень кстати.
— Вот как? — С сомнением качнув головой, она пригладила взлохмаченные волосы.
— Да, — сказал он. — Потому что если бы я не спал на кушетке в гостиной, то мы не знали бы, во сколько дети еще были дома.
— Дети? — Она резко спустила ноги на пол и отбросила одеяло. — То есть как это — во сколько они были дома? А сейчас они где?
Он опустил голову.
— Мы этого не знаем.
— Вы не?.. — Она подпрыгнула с кровати и кинулась к шкафу. Сдернула джинсы с ручки на дверце шкафа и принялась лихорадочно натягивать их, при этом ежесекундно поглядывая на Броди. — Нужно найти детей!
— Я уже послал людей прочесывать ближайшие окрестности ранчо плюс самые опасные места — питьевые водоемы для лошадей и тому подобное.
— Водоемы? — Ее глаза наполнились ужасом. Она прижала ладонь к цветастой ночной рубашке. — Но ты же не думаешь?..
— Пока нет причин предполагать самое плохое, Рэнди. Я просто подумал, что стоит принять все меры предосторожности.
— Ты подумал? А я? — Она натянула наконец джинсы и застегнула молнию.
— Что — ты?
— Ты, судя по всему, узнал об этом достаточно давно, раз успел организовать поиски, а за мной пришел только сейчас!
— Я не хотел беспокоить тебя. Я подумал, что отыскать их — дело пяти минут.
— Ага, понятно. Все решают поступки. И Броди Сайкс у нас — человек дела. — Миранда дернула легкую блузу без рукавов с вешалки. Та не поддалась. Она дернула еще раз, и вешалка вылетела из шкафа, подпрыгнула на ковре и, стукнувшись о стену, затихла. Не обратив на это ни малейшего внимания, Миранда снова обернулась к Броди, скомкав блузу в кулаке. — Сколько их уже нет?
— Я краем уха слышал, как они на цыпочках прошмыгнули мимо кушетки. Это было на рассвете. Я хотел через минутку-другую встать и посмотреть, что они задумали, но, должно быть, уснул.
— Так сколько их нет? — настойчиво переспросила она.
Он стиснул зубы, стараясь сдержать тревогу и боль, и поэтому она едва разобрала его слова:
— Час. Может быть, два.
— Может быть, два?! — У нее подкосились колени, и она прислонилась к дверце шкафа. — Ты хочешь сказать, что мои дети два часа как исчезли из дому, а мне об этом никто не сообщил?
— Мы сразу же занялись поисками, Рэнди, и не хотели волновать тебя понапрасну.
— Не-ет, ты просто хотел, как обычно, все решить в одиночку. Так вот, мистер Все-Улажу-Лично, у меня есть что вам сказать! — Она повернулась к нему спиной.
Ее ночная рубашка взлетела в воздух. Перед его глазами мелькнула обнаженная спина — и рубашка приземлилась у ножки кровати. Когда он отвел взгляд от цветастого пятна на полу, Миранда уже застегивала пуговицы блузки.
— Твоя философия «молчи и действуй» стоила нам драгоценного времени. — Одной рукой она отбросила волосы, а другой уже стягивала с вешалки легкий зеленый шарф.
Он сощурил на нее глаза.
— О чем это ты?
Она перевязала шарфом волосы, намеренно оттягивая ответ.
— Я знаю, где сейчас дети.
— Знаешь? — У него было такое чувство, будто с души свалилась тяжесть и сердце только сейчас снова начало биться.
Она кивнула и, не поднимая головы, пока натягивала носки, объяснила:
— Вчера вечером Бубба все интересовался, почему это мы с тобой не можем найти выход из тупика, почему мы не можем пойти навстречу друг другу — как та влюбленная пара из твоей истории о Ручье Поцелуев.
— Ручей! — Он шлепнул себя ладонью по лбу. — Как я сам об этом не подумал? Ты считаешь, что они доберутся туда пешком?
— Конная тропа, конечно, сильно заросла, но все же ее не трудно найти. — Она сунула ногу в красный ковбойский ботинок. — А я сама обратила на нее внимание Буббы, когда мы туда ездили.
Он вздохнул, чувствуя, как понемногу уходит давящий гнет страха и тревоги.
— Не слишком-то расслабляйся, — предупредила она, надевая второй ботинок. — Лучше вспомни как следует свою историю. Ведь теленок, который соединил влюбленных, увяз в грязи посередине ручья.
Леденящая душу действительность как пропасть разверзлась перед Броди.
— Нет, ты же не думаешь, что они без нас полезут в воду?
— Броди Сайкс… — Миранда сжала руку в кулак и подбоченилась, — этот ребенок слово в слово запомнил твой рассказ. И кроме того, он тютелька в тютельку повторяет своего отца — то есть тебя.
Броди судорожно сглотнул. Гордость и панический страх разрывали его на части.
— Вот и подумай, — сказала она. — Что бы ты сделал в его возрасте?
Броди не нужно было над этим думать. Он знал наверняка. Одним прыжком он добрался до двери и распахнул ее. Потом взмахнул шляпой, подгоняя Миранду:
— Поехали. Нельзя терять время.
— Притормози немного, ладно? — Броди был вынужден пришпорить лошадь и галопом догнал жену. — Рэнди, помедленней.
— Мы должны догнать детей, — перекрикивая ветер, отозвалась она.
— Даже за два часа они вряд ли смогли бы пешком добраться до ручья. Мы успеем перехватить их, а если будем так лететь, то можем упустить что-нибудь важное.
Она натянула поводья, и лошадь перешла на более спокойный шаг.
Броди сделал то же самое.
— Что ты имеешь в виду под «чем-нибудь важным»? — спросила она.
— Ну, если они, например, заблудились, свернули с тропы или, скажем, решили отдохнуть… — Или что-нибудь похуже. — Мы не увидим их в этой высокой траве, если не будем смотреть по сторонам.
— Пожалуй, в этом есть смысл, — согласилась она. Сжимавшие поводья пальцы побелели от напряжения. — Но мы уже потеряли столько времени!
— Я должен был раньше сказать тебе, что они убежали, — признал он. И пониже опустил на лоб шляпу, пряча глаза в тени широких полей.
— Неужели!
— Послушай, я просто думал…
— Я знаю, о чем ты думал! — Она негодующе вскинула голову в легкой соломенной шляпке.
Броди заморгал, но смолчал, надеясь, что это остановит ее. Ссориться сейчас с Мирандой было ему не по силам.
Но Миранда, похоже, не уловила его намека.
— Ты думал, — продолжила она, — что сумеешь обо всем позаботиться и все уладить лично — точно так же, как ты думал, что, отыскав для меня нужных врачей, сможешь меня вылечить; точно так же, как ты думал, что если займешься со мной любовью, то спасешь наш брак.
Он стиснул зубы.
— Но ты не можешь все делать один, Броди. И никто не может. — Она повысила голос.
Ветер трепал его волосы, набрасывался на гривы и хвосты лошадей. Ветер хлестал его по спине и свистел в ушах. Но и он не заглушил горькой муки в словах Миранды.
— Вчера ты сказал, что я придерживала для себя запасной вариант. Наверное, ты был прав. — Она шмыгнула носом. — Но ты, мой дорогой сильный, молчаливый муж, ты сам никогда по-настоящему не пытался построить наши отношения.
От ее упрека тупая боль, зародившись в желудке, медленно поднялась к груди, сдавила сердце, перехватила горло. Эта боль заволокла его глаза черным туманом, таким густым и вязким, что он боялся в нем утонуть. Броди никогда не испытывал необходимости «войти в контакт» со своими чувствами. Он считал, что обязан владеть ими и контролировать их. Но сейчас испепеляющий огонь в груди вырвался из-под его власти.
— Как ты можешь такое говорить, Миранда? — Проглотить застрявший в горле комок оказалось не легче, чем пробираться по заросшей конной тропе. — Я ведь всегда был рядом, готовый прийти к тебе на помощь. А ты можешь сказать то же самое о себе?
Ее зеленые глаза под покрасневшими от слез веками вспыхнули.
— И сегодня утром ты был рядом, когда решил в одиночку найти детей? И вчера, когда бросил меня, не пожелав остаться и поговорить?
— Сегодня утром я совершил большую ошибку, но вчера… — Он стиснул поводья и отвернулся, вглядываясь в раскинувшееся перед ними поле, в тропу, ведущую к ручью, — и убеждая себя, что старается отыскать хоть какие-то признаки присутствия детей.
— А вчера — что? — подтолкнула она.
Ее гнев лишь подлил масла в огонь, бушующий внутри его. Он пытался утихомирить чувства, поставить их на место — и терпел поражение.
— Так что же вчера, Броди? Хочешь сказать, что у тебя была достойная причина, чтобы повернуться и уйти от меня в тот самый момент, когда мы наконец получили шанс что-то выяснить? Причем впервые за весь наш брак?
— Да, у меня были причины. — Краска медленно заливала его шею, поднималась к щекам, к скулам.
— И что же это за причины, Броди? — выпалила она, повернув к нему тоже заалевшее лицо.
Его глаза обшаривали горизонт. Губы хранили молчание.
— Отлично, — пробормотала она. — Закройся, как всегда, в своей раковине. Не разжимай губ и не говори ничего, что заставило бы меня поверить, будто ты живой человек и в груди у тебя бьется настоящее сердце.
Он продолжал молчать, всматриваясь в даль и борясь с собственными чувствами, грозившими прорвать его оборону.
— В противном случае, — продолжала Миранда звенящим от эмоций голосом, — я могу вдруг потерять над собой контроль и сказать, как сильно я люблю тебя. Сказать, что я…
Это стало последней каплей. Напряжение достигло предела, и Броди взорвался:
— Что — ты? Никогда меня не бросишь? Лучше молчи, Миранда!
Она сумела выдержать его тяжелый взгляд, но ее подбородок дрогнул, выдавая слабость. Седло под ней заскрипело. Миранда отпустила поводья и ссутулилась, покачиваясь в мерном ритме лошадиного шага.
Впереди, за следующим подъемом, уже струился между илистых берегов Ручей Поцелуев.
— Ты хочешь, чтобы я все выложил о своей любви, о доверии и о своих чувствах из-за того, что у нас не будет детей, — высоко вскинув голову, произнес Броди. — Я бы сказал, такой разговор трудно вести одному.
Миранда хотела было ответить, но он перебил ее:
— Поверь мне, я знаю, насколько это тяжело, Рэнди. — Он обернулся в ту сторону, где уже виднелись берега ручья. — Уж сколько я говорил с людьми, которых теперь рядом со мной нет. Ничего, черт возьми, эти разговоры не изменили.
Его слова не ударили бы так больно, если бы она не знала, что это чистая правда.
— Я… мне так жаль, Броди. Я не могу выразить, как мне жаль… — у нее сорвался голос, — что я тогда так поступила с тобой.
Он лишь пожал плечами.
— Меня всю жизнь бросали — так или иначе, какая разница.
— Но вчера ты меня бросил. Значит, ты должен понимать, что иногда человек просто не видит иного выхода.
Широкие поля шляпы не скрыли от нее его напряженного лица.
— Я ушел вчера, потому что боялся, что в глубине души ты по-прежнему хочешь оставить меня.
Его признание разрывало ей сердце. Слезы закапали с ресниц и потекли по щекам.
— Поэтому я и ушел от тебя первым. А потом понял, что ты останешься — если не ради меня, то ради детей. — Он наклонил голову. — Утром я понял, что мое чертово упрямство может стоить мне всего самого дорогого, что у меня есть в…
— Ну, нет, дружок. — Она опустила руку на бедро и повернулась к нему. — Даже и не пытайся взвалить всю вину за эту неразбериху на себя. В ней есть и моя половина.
Уголок его рта дрогнул в кривой улыбке. Пусть не в самой радостной, но все же он больше не выглядел приговоренным к смерти.
— Иными словами, ты думаешь, Рэнди, что мы все же сумеем все исправить?
— Только вместе, — со слабой улыбкой подчеркнула она.
— В таком случае… Как тебе такое начало? Я был чертовым идиотом, когда считал, что могу все сделать в одиночку. И я прошу прощения за то, что отстранял тебя от всех проблем. И если я еще когда-нибудь попытаюсь так поступить — обещай, что ты накинешь лассо мне на шею и не отпустишь, пока мы не обсудим все проблемы и не найдем выхода.
— По рукам, — пробормотала она. — Ты можешь простить меня за то, что в первый раз мне это не пришло в голову?
— Могу. Уже простил. — Он протянул ей руку.
Она приняла ее с радостью.
— Но я не могу обещать, что стану совершенством. Или что, например, не буду дергаться и переживать, пока все не уладится с усыновлением.
— От живого человека никто и не стал бы требовать полного спокойствия, — ответила она, готовая взорваться от радости. Она чувствовала себя обновленной, счастливой и способной вынести все на свете.
Лошади остановились. Она еще на миг задержала взгляд на его лице, пока он не поднял руку и не указал ей на поросший травой берег Ручья.
Там, на ковбойском покрывале, тесно прижавшись друг к другу, спали трое золотоволосых малышей.
Вот когда улыбка Броди засияла в полную силу.
Миранда ответила ему такой же счастливой улыбкой.
— И даже если ты время от времени будешь сбиваться с пути истинного, снова пытаясь взять все в свои руки, я не стану тебя винить. Это я выдержу.
Броди спешился. Не произнеся ни слова, он подошел к ее лошади и вытянул руки.
Миранда наклонилась и соскользнула с седла прямо в его объятия.
— Это значит, что ты сможешь жить со мной?
— Если только ты согласишься.
— О… — хмыкнув, он притянул ее к себе и крепко обнял, — еще как соглашусь.
Она приложила ладонь к его груди.
— Но я по-прежнему не могу иметь детей, Броди, и никакое лечение этому не поможет.
Он глазами повел в сторону малышей, прикорнувших в паре футов от них.
— И это ты говоришь после всех наших переживаний с этими тремя обезьянками? Боюсь, больше мы просто не потянем.
— А если когда-нибудь ты решишь, что этого недостаточно? — Ее пальцы вцепились ему в рубашку.
Он пригладил темные завитки у нее на висках.
— Тогда мы усыновим еще детишек.
Ее глаза заволокло слезами.
— Но они не будут твоими…
— Черта с два не будут!
Он наклонился, чтобы прильнуть к ее губам, и она потянулась ему навстречу.
— Такие слова говорить нельзя, — остановил их тоненький голосок Кэти.
Миранда, опустив взгляд, встретилась с сияющими глазками круглолицего ангела. Через миг малышка отвернулась.
— Эй, ребята, получилось! — завопила Кэти, согнув свое маленькое тельце чуть ли не пополам в попытке добавить сил своему голосу.
Бубба поднял голову и сел на покрывале, чуть не уронив съехавшие набок очки.
Грейс, перекатившись на живот, обнаружила Броди и Миранду и резво вскочила, вскинув вверх руки.
— Получилось! Получилось — точно как ты сказал, Бубба!
Кэти схватила Броди за руку и потянула его за собой. Он успел обвить свободной рукой талию Миранды, и они зашагали следом за малышкой.
— Ура! — Грейс снова подпрыгнула. — Вы вместе пришли на Ручей Поцелуев! Совсем как в нашей истории.
— Не совсем как в истории, — возразил Бубба с довольно мрачным видом.
— Но они же здесь. — Грейс ткнула пальцем в Броди и Миранду, стоявших рука об руку и глупо улыбавшихся от радости, что их дети целы и невредимы.
— Они пришли вместе, чтобы найти своих заблудших телят. — Кэти недоуменно взмахнула маленькими пухлыми ладошками. — Чего же еще?
— В истории они встречаются на середине ручья и обещают, что всегда будут все делать вместе.
— Думаю, с этим мы справимся, — сказал, улыбаясь сыну, Броди.
— А потом они целуются, — самым серьезным голосом добавил мальчуган.
Улыбка Броди согрела Миранду.
— Я знаю, что с этим мы справимся.
От искренней радости, что плескалась в его глазах, у Миранды закружилась голова.
— Ой, нет, нет, подожди! Броди, поставь меня! — смеясь, закричала Миранда, но он подхватил ее на руки и зашагал по траве вниз, к самому мелкому месту Ручья.
Огромные ботинки Броди зашлепали по воде, и мелкие холодные брызги рассыпались вокруг них, оставляя темные пятна на ее джинсах. Очень медленно, наслаждаясь каждым мучительно сладким мгновеньем, он опустил ее на берег.
Ее пальцы скользнули в длинные пряди пшеничных волос и сомкнулись у него на шее. Она облизала губы.
Его рот накрыл ее губы, и это прикосновение унесло боль ее физической и душевной неудовлетворенности, заставив поверить, что теперь все возможно. Его руки обвились вокруг нее, и она с готовностью окунулась в тепло родного тела.
Она потянулась на носочках, чтобы быть еще ближе к нему. Ее губы приоткрылись.
Его язык проскользнул внутрь, дразня и восхищая ее легчайшими быстрыми ласками. Она еще сильнее вытянулась, упираясь носком ботинка в речной камень, чтобы удержаться…
Плюх!
Они шлепнулись в ил, и густо-коричневая грязная вода полностью накрыла их джинсы и забрызгала ее блузку — впрочем, и рубашку Броди тоже.
— Ты это специально сделал! — с укором выпалила она и, не выдержав, расхохоталась вслед за детьми.
Броди расплылся в ухмылке.
— Ну что я могу сказать? Когда дело касается тебя, я не могу останавливаться на полпути.
Она рассмеялась.
— Ну, ковбой, как только мы доберемся до дома, обещаю тебе…
— Рай, — шепнул он.
— Что?
— Ты, дети и ранчо. Это же рай на земле, Рэнди.
Она наклонилась и, забыв про испачканные руки, взяла его лицо в ладони.
— Я люблю тебя, Броди Сайкс.
— И я люблю тебя, Миранда Роббинс Сайкс, но я не стану повторять тебе это всякий раз, когда ты окажешься рядом. Я предпочитаю показывать, как я люблю тебя.
Они поцеловались.
Малыши захихикали.
Он помог ей подняться и, поднимаясь вместе с ней по берегу, шепнул на ухо:
— Кажется, все снова начинается здесь, а, Рэнди?
— Так и есть. — Она улыбнулась и бросила на него лукавый взгляд через плечо: — Не против, если мы сейчас отправимся домой, примем горячий душ, а потом ты покажешь мне, как ты меня любишь, — много-много раз?