— Что за чертовщина с тобой приключилась? — Хрустик, оторвавшись от своих кухонных обязанностей, изумленно разинул рот на босса.
— Какая разница! — огрызнулся Броди. — Лучше принеси сухую одежду, а заодно и взгляни на детей, пока будешь наверху. Они прошли через парадный вход и сейчас наверняка уже у себя, притворяются, что спят.
— «Принеси сухую одежду… Взгляни на детей». — Хрустик крутанул выключатель на плитке, и бульканье в кастрюле прекратилось. Не слишком убедительно изображая спешку, он с ворчанием направился в коридор. — И когда это, хотел бы я знать, я превратился сразу и в няньку и в дворецкого?
Знакомый смех достиг ушей Броди в тот момент, когда он с гримасой провел ладонью по испачканной илом рубашке. Броди смахнул липкую грязь прямо на домотканый коврик на полу и, подняв голову, оказался лицом к лицу с источником этого несвоевременного смеха.
— Что случилось, большой братец? Проиграл пари? — поинтересовался со своей обычной самодовольной ухмылкой младший — двумя годами — брат Броди, Джексон Сайкс.
— Вообще-то… — Миранда обогнула Броди, ловко избежав соприкосновения с жидкой бурой грязью, что покрывала его джинсы, рубашку и даже кое-где волосы, — пари он как раз выиграл.
— И едва не утонул при этом, — пробурчал Броди. — Я у тебя в огромном долгу, Миранда.
— Считай это подарком, радость моя. — Она отбросила за спину волосы и с невинным видом захлопала густыми ресницами. — Спор был о том, что двое людей могут поцеловаться через ручей. Ну, так ты это доказал. И совсем необязательно было на самом деле целоваться. Разве я виновата, что ты решил, будто я позволю тебе меня поцеловать, наклонился слишком сильно и шлепнулся в ручей.
— Шлепаются дети, на…
— Вот именно, точно так, как ты, — продолжала дразнить его Миранда, намеренно останавливая взгляд на его пропитанных илом джинсах.
От кастрюли на плите все еще поднимался пар. Капелька жидкости скатилась по краю и упала на горячую конфорку, тихо шипя, пока Миранда пристально разглядывала со спины подчеркнутые мокрой тканью изгибы фигуры Броди.
Это был всего лишь взгляд, но воспоминания электрическим разрядом пронзили Броди. Он переступил с ноги на ногу. В паху горело, как там, у ручья, когда они склонились над струящейся водой и их губы почти соприкоснулись.
В тот момент он отдал бы луну и звезды за то, чтобы снова ощутить вкус губ Миранды. Символичность этого акта сама по себе могла бы подкрепить его надежды на продолжение их брака — достаточно надолго, чтобы он успел исправить ошибки и вернуть былое счастье. Но если бы еще и почувствовать на своих губах губы Миранды! Если бы обнять ее, насладиться ее упругой грудью, ее прижатыми к нему по-женски округлыми манящими бедрами!
Вот это бы точно ничего не дало, тут же решил он. Скорее, подлило бы масла в огонь его желания и заставило бы его еще сильнее мечтать о любви со своей женой. А этот огонь и так уже грозил перерасти по мощи пожар в прерии. Какая ирония, думал Броди, ведь точно то же самое он испытывал еще юнцом, когда ухаживал за Мирандой и встречался с ней на берегах Ручья Поцелуев. В то время он твердо верил, что, женившись, навсегда забудет об этом огне неутоленной страсти.
Джексон, словно прочитав мысли Броди, неожиданно фыркнул.
— Этой девчушке не впервой сбивать тебя с толку, а, братан?
Неужели его страсть настолько очевидна, что Джексон позволяет себе шутить над этим? Броди, стиснув челюсти, бросил на жену мимолетный взгляд.
Миранда мгновение колебалась, не зная, было ли замечание Джексона безобидным поддразниванием или же завуалированным упреком.
— Чушь. — Броди ринулся ей на выручку и сказал как можно более обыденным тоном, словно они обсуждали цену на корм для скота: — Ей не впервой сбивать меня с ног. Думаю, она на этом не остановится.
— И правильно. Если тебя не встряхивать время от времени, ты еще, чего доброго, скиснешь. — Джексон одарил и Миранду своей знаменитой ухмылкой и одобрительно кивнул.
Миранда, облизнув губы, чуть потупила взгляд — ровно настолько, чтобы казаться смущенной и неуверенной, но все же дружелюбной, — и тихо сказала:
— Привет, Джексон.
— Ни за что бы не поверил слухам, если бы не увидел тебя собственными глазами и не услышал собственными ушами. Похоже, твой острый язычок все еще при тебе. — Джексон Сайкс распростер длинные руки: — Добро пожаловать домой!
Миранда, улыбаясь, окунулась в объятия шурина.
— Ты же знаешь старую поговорку, Джексон. Можешь увезти девушку из Техаса…
— …но лучше сначала женись на ней, а не то ее старик пристрелит тебя как никчемного бродягу, — подмигнув, добавил Джексон.
Миранда расхохоталась. Она погладила волнистые, модно подстриженные волосы парня и только потом ответила на его сердечные объятия:
— Ты все такой же, не меняешься, а, Джексон?
Никогда в жизни Броди не ревновал своего младшего брата и не завидовал ему ни в чем. Но ему было невыносимо видеть, как его жена, закрыв глаза, наслаждается объятиями его младшего брата, дружелюбием и теплом, которыми он с такой готовностью одаривал любого.
— Если под словами «все такой же» ты подразумеваешь, что он так и не вырос, то ты права. — Броди пересек кухню и снял с края раковины посудное полотенце.
— Не пойму, о чем ты, Броди. — Миранда сделала полшага назад, не отрывая ладоней от мускулистых плеч Джексона, и обвела его взглядом с ног до головы. — По мне, так он выглядит вполне взрослым.
Броди скомкал в кулаке махровую ткань.
— А ведет себя как ребенок.
Джексон набычился, глаза его полыхнули огнем.
— Мое ранчо процветает. Я не должен никому ни цента, и редко какой субботний вечер я… — (Броди сдвинул брови.) —…не нахожу себе подружку для танцев, — закончил Джексон.
— Выкрутился. — Миранда расхохоталась. Она ущипнула его за щеку, как ребенка. — Какой ты забавный, Джексон.
— Ага, прямо клоун, да и только. — Броди вытер грязные пальцы о полотенце, отшвырнул его прочь и подбоченился, не обращая внимания на мокрые джинсы. — Пожалуй, стоило бы напялить на него красный нос, колпак — да и сделать из него шута на родео.
— Эй! — Джексон весь напрягся и ткнул в брата пальцем. — Работенки опасней на всем свете не сыскать.
— Что ж ты ее не попробовал? Удивляюсь я тебе. Ты же, видит Бог, не любишь упускать шанс сломать себе шею.
— Броди, что на тебя нашло? Джексон всего лишь хотел…
— А ты не смей его защищать.
— Я буду поступать так, как мне нравится, заруби это себе на носу!
— Не встревай. Это касается только нас двоих — меня и моего сосунка-брата.
— Эй, не нападай на Миранду, братишка. Она просто хотела помочь, — примирительно проговорил Джексон. Он бочком придвинулся к Миранде, одной рукой обнял ее за плечи, стиснул и подмигнул. — Не очень-то я, по правде говоря, и нуждаюсь в помощи.
— Еще как нуждаешься. Думаю, консилиуму психиатров пришлось бы работать день и ночь, чтобы помочь тебе, — беззлобно буркнул Броди. И добавил с натянутой улыбкой: — Но раз уж ты не хочешь впутывать Рэнди в наш спор, почему бы тебе не убрать с нее свои лапы?
В его тоне слышалась угроза.
— Так уж и быть, — поддразнил Джексон. — Но только леди сама должна попросить меня. А до тех пор…
Броди воинственно расставил ноги; каблуки ковбойских ботинок со скрипом вдавились в пол.
— Ты так и лезешь на рожон, а, парень? Не можешь без неприятностей?
Джексон никак не желал увидеть в скрытой угрозе нечто большее, чем дружескую пикировку.
— Послушай, не станешь же ты пинать меня за мое внимание к любимой невестке?
— Пинать? Ну уж нет. А вот вправить мозги, причем через задницу… — он изогнул бровь, — вот такая помощь тебе бы вовсе не помешала, малыш.
— Да со мной все в ажуре, большой братец. — Джексон еще раз стиснул плечи Миранды. — Верно я говорю?
— Лексикон у тебя, правда, хромает, — уколола она, — а в остальном вроде все в порядке.
— Ну, что я могу на это сказать, братан? — Он забавно склонил голову набок. — Она меня обожает. — (На шее у Броди задергалась жилка, но он прикусил язык.) — Он просто не может этого вынести, вот что, — заговорщически сообщил Джексон Миранде. — Не может вынести того, что я развлекаюсь как хочу и с кем хочу, а он — не что иное, как старый зану…
Вот тогда-то, смахнув с рукава жирный кусок грязи, Броди запустил его в брата.
Скользкий ком пролетел по воздуху и со звучным шлепком попал прямо в цель.
— Да, — паясничая, закончил Джексон. А потом вытер, что сумел, тыльной стороной ладони.
Миранда закусила губу, изо всех сил стараясь удержаться от смеха.
Броди едва заметно улыбнулся.
— Знай я, что ты придешь, так спек бы пирог, — во всю глотку заявил, протопав на кухню, Хрустик. Он свалил на стойку бара, прямо перед Броди, пару сложенных джинсов, чистую рубашку и банное полотенце. — Чем могу еще услужить, босс? Не налить ли ванну? Не напустить ли туда розовой пены? Не потереть ли спинку? Не окунуть ли прямо с головкой?
Джексон загоготал, а Хрустик, продолжая бурчать, ретировался.
Броди повернулся к брату спиной, открыл кран и подставил под струю заляпанные руки.
— А с чего это ты сюда заявился, Джексон? Разве у тебя на ранчо работы мало?
— Полно. Как и у тебя, братан. Именно поэтому я и здесь.
— Что? — Броди выключил воду и стал вытираться. — Не улавливаю смысла.
— Я приехал напомнить тебе, что твой управляющий последние несколько недель работает за двоих.
— И еще несколько недель будет так работать — пока все не утрясется с детьми.
— Как это? — спросила Миранда.
Оба брата одновременно посмотрели на нее.
У Миранды зашлось сердце. Вот так она и в первый раз влезла в эту неразбериху, предложив свои услуги, когда нужно было помалкивать в сторонке. Комкая концы рубашки, она встретила настороженный взгляд Броди.
Теперь она во всем этом уже по самую шею. Так стоит ли волноваться, если увязнет с головой? Кроме того, рассказ Броди о Ручье Поцелуев все еще звучал у нее в ушах, и семена надежды дали прочные ростки в ее душе. А значит, она просто обязана попытаться.
— Почему бы тебе не вернуться к работе на ранчо, Броди? Ведь я теперь здесь.
Его широченные, застывшие в напряжении плечи разделяли их подобно стене. Броди чуть повернул голову и посмотрел на нее из-под тяжелых полуопущенных век.
— В самом деле? Ты собираешься остаться здесь? — Проблеск прошлой, все еще не прощенной боли отозвался в хриплом звуке его голоса, в суровом тоне и твердом, жестком взгляде.
Она ответила ему полным решимости взглядом.
— Наверное, я заслужила такое недоверие, Броди. Но обещаю тебе, что сейчас у тебя нет для него оснований. Я никуда не уеду… по крайней мере до тех пор, пока тебя официально не назовут отцом этих детей.
Он промолчал.
Она заслужила и это его молчание, подумала Миранда. Оно по крайней мере было ей в нем знакомо. Зерно брошено в почву, но понадобится время и масса терпения, чтобы оно взошло и выросло во что-то ценное. Разве их будущее того не стоит?
— Мне кажется, что у нас все как в твоем рассказе о Ручье Поцелуев. — Она проглотила комок страха в горле и протянула ему руку. — Я прошу, чтобы ты сделал шаг мне навстречу. Доверь мне этих детей. Я тебя не подведу.
На сей раз, закончили за нее его глаза.
Невысказанное обвинение стрелой пронзило ее. Но она не сдавалась, и ее едва заметно дрожавшая рука была все еще протянута к нему.
Он уронил взгляд на ее ладонь. Опустил только что вымытые руки на испачканные джинсы. Вздохнул, как будто ему на плечи взвалили весь Техас.
Миранда закусила губу, гадая, что ей делать, если он откажется принять ее руку. Просто уйти? Это значило бы укрепить его недоверие к ней. Она моргнула, стараясь избавиться от непрошеной влаги в глазах. Сейчас ей нужно мужество, а не слезы.
Броди помотал головой.
Сердце у нее упало, но рука так и осталась в воздухе.
Он схватил полотенце и стер следы грязи с ладони.
Когда его пальцы прикоснулись к ее руке, триумф и радость переполнили Миранду. Броди хочет пойти ей навстречу! Их глаза встретились, и Миранда, даже несмотря на его недоверчивый взгляд, впервые за последний год почувствовала, что надежда у нее есть.
— И они жили вместе долго и счастливо. Вот и сказке конец. — Миранда отложила большую книжку в красной обложке и подтянула блекло-желтое покрывало под самый подбородок Грейс.
Маленькая ручка тихонько выскользнула из-под покрывала и легла на ее пальцы.
— Побудь еще немножко, Рэнди.
Миранда улыбнулась милому прозвищу. Кэти первая переняла его у Броди. А позже, когда уже кончалась вторая неделя с тех пор, как она занималась с детьми, пока Броди пропадал на работе, Грейс тоже начала называть ее Рэнди. А вот Бубба по-прежнему обращался к ней «мэм». Эта мысль не давала ей покоя, пока она с улыбкой смотрела на сладко спавшую Кэти.
Миранда снова повернулась к Грейс, свободной рукой провела по светлым прядям девочки.
— Солнышко, я уже прочла тебе две сказки. Теперь пора спать.
— Но я еще не хочу… — малышка умолкла и протяжно зевнула, да так, что даже пальчики задрожали; веки у нее отяжелели, — спать.
— Знаю, тебе хотелось дождаться возвращения Броди, но, понимаешь, завтра день получки, и очень много людей на него рассчитывают.
— Я хотела, чтобы он еще раз рассказал историю про Ручей Поцелуев. — Малышка повернулась на бок и подсунула кулачок под розовую пухлую щечку. Буквально через миг ее глаза закрылись, а дыхание стало ровным и глубоким.
Миранда погладила ее по головке и прикоснулась губами к виску.
Она поднялась и напоследок еще раз обвела взглядом комнату, которая почти не изменилась с тех пор, как Миранда сама ночевала здесь последний раз. Ночь перед тем, как вышла замуж за Броди. Здесь ей было тепло и безопасно. Комната не давала ей забыть, кто она и где ее корни. Может, именно для того Броди и сохранил все в первозданном виде. А может, он ничего не трогал в комнатах детей для того, чтобы тяжелые воспоминания не мучили его, если детей все-таки заберут.
С приближением решающего момента усыновления Миранда все лучше понимала это чувство.
Она выключила свет у Кэти и Грейс и поднялась на второй этаж. У Буббы свет все еще горел. Поколебавшись, она подошла к закрытой двери.
Он не раз заявлял ей, что не нуждается ни в ее сказках на ночь, ни в поцелуях. Но она снова и снова пыталась пробиться сквозь возведенные им стены. Миранда понимала, что не может стать матерью этому мальчугану, но все еще надеялась стать ему хотя бы другом.
— Бубба? — она тихонько постучала в дверь.
— Да, мэм?
— Я просто хотела… — Так много мыслей крутилось у нее в голове, так много хотелось сказать мальчику, так хотелось найти для него слова поддержки и утешения. Она прислонилась плечом к двери и закрыла глаза. — Просто хотела пожелать тебе доброй ночи.
— Доброй ночи, мэм.
Она вздохнула. Вот и поговорили. Положив ладонь на ручку двери, она шепнула те самые слова, что произносил Броди всякий раз, прощаясь с Буббой:
— Спокойной ночи, парень.
И снова спустилась по лестнице — узнать, не нужна ли ее помощь Броди.
Броди нацарапал подпись на последнем чеке, бросил ручку на стол и простонал, прижав ладони к глазам:
— Боже, ну и неделя!
За те два месяца, что прошли со дня появления в его доме детей, он успел забыть, с каким трудом справлялся одновременно и с работой на ранчо, и с документацией. Выругавшись сквозь зубы, он потер онемевшую от ночного бдения за проклятым компьютером шею. Его место в седле, на пастбище, где угодно, но только не за письменным столом. Прежде, до своего отъезда, всеми хозяйственными книгами и документацией занималась Миранда.
Броди откинулся на спинку кресла. Пытайся не пытайся, он все равно не мог не видеть ее фотографии на стене. Как же она была прекрасна. И как она прекрасна сейчас. Его Миранда, его прелестная Рэнди.
Не его. Комок застрял у него в горле. Две недели она заботилась о детях, готовила еду, стояла рядом с ним в церкви — той самой, где они обвенчались, — и по другую сторону загона, где Бубба учился верховой езде. И каждую ночь ложилась в постель. Одна.
Миранда осталась, сдержав данное ему обещание. Но не забыла и об обещании, которое дала сама себе. Она так и не позволила ему приблизиться к ней. Мучительный спазм в груди заставил его отвести взгляд от старых фотографий.
Он перегнулся через широкий стол и взял снимок в серебряной рамке. Поглаживая большим пальцем блестящую, филигранной работы, окантовку, всмотрелся в смеющиеся детские лица. Миранда, заметив, что у него нет «семейного фото», щелкнула для него троих ребят.
Семья. Да, они стали семьей. Он полюбил этих трех маленьких ангелов, как будто они были его собственными детьми.
Но они все еще не его дети. Пока. И не будут, если он не выдержит испытание миссис Битл. Он сжал пальцы в кулак, потом стиснул его еще сильнее, чувствуя, как горло сдавило таким же железным кольцом.
А что потом, когда он усыновит детей? Если последние две недели его чему-нибудь и научили, так это тому, что миссис Битл была во многом права. Ему с Хрустиком никак не справиться одновременно и с воспитанием детей, и с работой на ранчо. А ведь у Миранды, когда все дела с усыновлением завершатся, больше не будет причин оставаться здесь.
Спазм в груди превратился в острую, невыносимую боль, настолько застарелую и жгучую, что он в который раз засомневался, сможет ли вообще когда-нибудь кому-либо доверять, не будет ли всегда ждать, что его снова бросят. Миранда его бросит наверняка. Боже, разве в человеческих силах пережить еще один ее уход?
У него таких сил нет. Черт, да он все еще не справился с первым ее исчезновением, пусть даже и признал, что часть вины за ее бегство лежит и на нем. Кресло под ним тихо скрипнуло, когда Броди повернулся в сторону книжных полок на стене. Его взгляд заскользил по корешкам книг, в суматохе переезда поставленных кое-как, без всякого порядка.
«Беременности». «Почему нельзя медлить с лечением бесплодия»… Бог свидетель, у нее были причины сбежать. И пусть даже то, как она это сделала, потрясло его до глубины души, ее появление в родном доме доказало ему, что он сможет простить и идти по жизни дальше. Если только она ему это позволит.
Броди бездумно потянул с полки тоненькую книжку, уставился невидящими глазами на глянцевую обложку. Если он собственным поведением выгнал жену из дому, то именно он и обязан суметь заставить ее вернуться.
Но любовной страстью ему этого не добиться. Какое бы пламя ни сжигало его, как бы мучительно ни хотелось ему вновь ощутить в объятиях ее обнаженное, жаркое тело, все же это неверный способ залатать трещину между ними. Прежде он должен исправить то, что их разделило. А уж потом, может быть, им удастся начать заново строить отношения.
Он швырнул книжку на стол. Она звонко шлепнулась о столешницу и соскользнула. Не обращая на это внимания, Броди принялся лихорадочно выискивать на полках любые издания, так или иначе связанные с проблемой бесплодия. Шелестели страницы, полки редели, а бесформенная груда книг на столе все росла. Закончив, он обернулся, чтобы оценить результаты. Даже его самого поразило количество сваленной на столе медицинской литературы. И каждая из этих книг была очередной плитой на дороге, что увела Миранду прочь от дверей их дома.
Он резко вскочил с кресла и схватил одну из пустых коробок, оставшихся с переезда. Он ее не выбросил, поскольку собирался сложить туда все, что напоминало о жене. Но так и не смог этого сделать. Что ж, теперь она послужит для того, чтобы вышвырнуть вон все горькие воспоминания о его вине перед Мирандой.
Броди снова опустился в кресло и начал одну за другой складывать книги в картонную коробку. И с каждым глухим ударом падающей книги он посылал себе очередное проклятие за прошлое поведение. Боже, каким же он был ничтожеством!
— Даю пенни, если признаешься, о чем думаешь.
Голос Миранды заставил Броди вздрогнуть от неожиданности — недостаточной, однако, чтобы вырвать из него признание. Он поднял голову к двери, где стояла Миранда, и криво усмехнулся.
— А у тебя есть пенни?
Она улыбнулась в ответ.
— Будет, если ты дашь мне в долг.
Качая головой, он сунул в коробку последнюю книгу.
— Извини, я пуст. Только что произвел выплаты.
— Ага, понятно. — Она прошла в комнату, но, дойдя до кресла через стол от него, остановилась и облокотилась на спинку.
По-прежнему сохраняет безопасную дистанцию, подумал он. И преграду между ними.
— Да ты просто-напросто не хочешь рассказать мне, что у тебя на уме, — поддразнила она. Или бросила вызов?
Если он намерен наладить их отношения, решил Броди, то вполне можно начать прямо сейчас. Он поднялся и обошел стол.
— Ты действительно хочешь знать, о чем я думал?
Ее тонкие пальцы вцепились в кожаную обивку кресла, да так, что стали почти белыми от усилия. Зеленые глаза округлились. К ее чести, она не сделала попытки ни попятиться от него, ни хотя бы сменить позу, чтобы лишить его возможности увидеть, как натянулись джинсы на ее округлых ягодицах и майка на пышной груди.
Когда он прошел мимо ее кресла, она не стала провожать его взглядом.
— Я тебя слушаю, — откинув за плечо прядь густо-каштановых волос и глядя прямо перед собой, сказала она.
— Я думал о том, Рэнди… — он стал у нее за спиной, — что мне, видимо, нужно взглянуть на нашу ситуацию по-новому.
По ее телу пробежала чувственная волна. Безо всяких усилий, сама того не желая, она заставляла вскипать и его кровь.
— Рэнди… — Броди с трудом прокашлялся, чтобы избавиться от хрипотцы сдерживаемого желания. — Я… сначала я хочу тебе сказать, как много значили для меня эти две недели. Мне действительно стало легче дышать, потому что я был уверен, что дети с тобой в безопасности и что вечером, по возвращении домой, я найду всех вас за обеденным столом.
Она выпрямилась и обернулась к нему с удивленным, но почти счастливым выражением на лице.
— Боже мой, Броди Сайкс, произнеси эти слова кто-нибудь другой, я бы в лучшем случае приняла их за неуклюжий комплимент. Но из твоих уст? Звучит поистине как прощение за мое бегство.
Скажи же ей, бушевал его внутренний голос. Скажи ей, что простил ее, раз ей хочется услышать именно это, раз ей именно это нужно, чтобы остаться. Здесь есть одна загвоздка, безмолвно возражал Броди, до боли сцепив зубы, чтобы не дать ни единому слову слететь с языка. Он не может сказать Рэнди, что прощает ее, — до тех пор, пока не будет знать наверняка, что она его больше никогда не бросит. А по лицу Рэнди он догадывался, что она не останется, если не услышит от него слов прощения.
Сделать так, чтобы она осталась, — вот что сейчас самое главное. Пусть он не может дать на ее вопрос тот ответ, о котором она мечтает, но он может сказать ей другие слова, которые подтолкнут ее в нужном для него направлении.
Он резко шагнул в сторону, к картонной коробке у стола.
— Я рад, что ты пришла именно сейчас, так как собирался показать тебе вот это.
Ее разочарование отразилось скорее в неловком повороте головы, чем в тоне или в выражении лица.
— Коробку?
— Не коробку, а то, что в ней.
Щеки ее вспыхнули. Глаза расширились, всматриваясь в груду книг. Наконец она подняла голову к Броди:
— Что это?
— Прошлое, — тихо отозвался он. — Наше прошлое.
— Я… я не понимаю. — В ее зеленых глазах что-то промелькнуло, что-то похожее на боль или панику.
— Я хочу их уничтожить, — сказал он, словно это все объясняло. — Теперь понятно? — (Она медленно покачала головой.) — Рэнди, ты убежала по моей вине. Вот я и решил, уничтожив эти книги, показать тебе, что больше никогда в жизни не допущу ничего подобного. Ты сможешь остаться с нами… со мной.
— И все?
— Да-а, — протянул он, как бы спрашивая, чего же еще она ждет от него.
— Я не верю. — Сжатые в кулак пальцы легли на спинку кресла.
— Что? — Он распрямил плечи, и длинные волосы скрыли застывшую от напряжения шею.
— Да ты послушай себя! — Она всплеснула руками и подняла к нему лицо, и Броди вдруг сообразил, что румянец на ее щеках был вызван не чем иным, как гневом. — Ты решил. Ты уничтожишь книги.
— Но я думал…
Она отошла от кресла и ткнула пальцем в грудь Броди.
— Ты думал, что ты можешь все уладить, стоит тебе только захотеть и поступить так, как ты считаешь нужным.
— И что в этом плохого?
— А то, что твои решения, твоя опека — это одно дело. А вот наши совместные решения — совсем другое. Данный жест… — она махнула рукой в сторону коробки с книгами, — означает, что ты собираешься одним махом решить наши проблемы. И это еще один пример самой главной проблемы в наших отношениях.
Невыносимая тяжесть камнем сдавила его грудь. Губы горели от готовых сорваться обвинений. Ему ли не знать, где кроется истинная причина их проблем! Но он сдержался.
— Ты буквально заткнул мне рот, Броди, ты отсек меня как личность, решив раз и навсегда, что право принимать решения принадлежит исключительно тебе. Между нами и счастьем стоит вовсе не мое бесплодие, и не оно заставило меня уехать, а опасение, что когда-нибудь ты меня возненавидишь.
— Возненавижу тебя? — Эти слова подействовали на него как запрещенный удар в уличной драке. Он ожидал чего-то в этом роде, но только не таких слов. — Если я не возненавидел тебя за твое бегство, то почему я должен возненавидеть тебя за то, что у тебя не будет детей?
Ее голос чуть не сорвался до крика:
— Потому что уладить это не в твоих силах.
Он ничего не сумел ответить ей — лишь уставился невидящими глазами на коробку, прислушиваясь к гнетущей боли во всем теле.
— Но я никогда не смог бы возненавидеть тебя, Рэнди.
Она уронила голову.
— Мое сердце твердит мне то же самое, Броди, но как я могу поверить, если ты не допускаешь меня в свою душу, в свои мысли?
— Я мог бы измениться, — сорвалось с его губ прежде, чем он успел обдумать последствия такого обещания. Но он не отступил. — Я уже изменился, когда появились дети. Да, конечно, я не из сверхзаботливых отцов, но все же кое-что узнал о душевной близости, о том, как можно отдавать любовь и принимать ее.
— Да, я сама это видела, — прошептала она.
— Но ты не веришь, что я могу еще измениться?
— Я уехала потому, что не верила в это. Думаю… думаю, я все еще здесь потому, что у меня появилась надежда. Возможно, я все-таки ошибалась. — Блеск непролившихся слез смягчил ее взгляд.
Броди сглотнул. Потом протянул руку — точно так же, как сделала она, когда просила его ей поверить.
— Дай мне шанс.
Она шмыгнула носом, кашлянула и наконец вложила дрожащие пальцы в его ладонь.
Он накрыл их другой ладонью.
Ее губы тронула неуверенная улыбка.
— Тук-тук-перестук, — простучал пальцами по двери в такт собственным словам Хрустик. — А вот и я, ребята. Можно войти?
Пальцы Миранды выскользнули из ладоней Броди, и она отступила на шаг, оставив в нем чувство пустоты и одновременно надежды.
Улыбнувшись жене, он обратил свое внимание на повара:
— Что ты здесь делаешь в такой час, старый гуляка? Я-то думал, ты уже видишь десятый сон.
— Ага, приму это за приглашение. — Старик проковылял в комнату и расплылся в ухмылке, такой ослепительной, что, будь сейчас день, она затмила бы солнце.
Даже Миранда как-то оживилась при появлении забавного коротышки.
— Что-то случилось, Хрустик? — В ее голосе все еще слышалось напряжение недавнего разговора.
— Дак я за этим и пришел, мэм, штоб сказать. Я тут еще днем оставил вам записочку на кухне. Записал, понимашь, телефонное сообщение. — Он помахал клочком бумаги. — Потом спустился вниз, гляжу — ба, да она лежит, как лежала, на стойке бара.
— О? — Миранда потянулась, чтобы прочитать записку, но Хрустик так рьяно размахивал ею, что это оказалось невозможно.
— Ну, так прочитай ее нам, старина, — сказал Броди.
— Ага, как прикажете. Сообщение от этой милой дамы, Арлин Битл. — Он поднял глаза от записки. — Мы, признаться, перебросились парой словечек. Она, знаете ли, вдова… вы в курсе, нет?
— В курсе, в курсе. — Оглянувшись на Миранду, Броди заметил, с какой тревогой она закусила губу, теребя в пальцах край ремня от джинсов. — Но зачем она звонила?
— Ой-ой, я што ж, не сказал? Она заглянет к нам в гости.
— Заглянет? — выдохнула Миранда.
— До назначенного срока еще целых две недели! — возмутился Броди.
— Дак она не за этим приедет, — небрежно махнул морщинистой рукой Хрустик. — Она говорит, кое-какие бумаженции нужно забросить. Пять минут всех делов-то. В понедельник с утречка и ждите.
— А-а, ну если так…
— Если так?! — Миранда остановила равнодушный жест Броди. — Да ты что, Броди, не понимаешь? Документы — просто предлог, а на самом деле это один из проверочных визитов, на которые ты так щедро согласился.
— Ну?
— Вот тебе и «ну»! — Она шлепнула ладонями по бедрам. — Прошло две недели с тех пор, как миссис Битл была здесь. Когда она ступит через порог, у нас будет всего лишь пара минут, чтобы произвести впечатление на человека, от которого зависит будущее детей.
Броди покачал головой.
— И?
— И? — Миранда заморгала, словно в изумлении от его непроходимой тупости. — И с этим незначительным для тебя, но крайне важным фактом, мы завтра же с утра принимаемся за ремонт. В этом доме к понедельнику должны произойти коренные изменения!