— Почитайте еще что-нибудь, — попросила Ира.
Боря читал грустно и тоскливо. Ире казалось, что Боря читает совсем не свои стихи, а стихи близкого друга, который умер.
Вдруг Боря вскочил.
— Этот дурак не выпускал меня на сцену, потому что это, видите ли, мои детские стихи. А я, может быть, никогда в жизни ничего лучшего не напишу, я, может быть, в детстве уже был взрослым, а вот вырос — и стал ребенком: голодным, оборванным, не способным даже решить своей собственной судьбы, потому что у меня есть мама, которая меня кормит и поэтому за меня все решает!
Иру тоже кормили, и Ира тоже была зависима. Но Ира была зависима безнадежно, а Боря… Боря это совсем другое дело, он здоровый, умный, талантливый. У него все будет прекрасно.
— Ваш фантастический рассказ ничуть не хуже ваших стихов. Вы должны писать. Писать, несмотря ни на что.
Некоординированные, неуклюжие Борины движения вдруг стали координированными, а лицо красивым.
«Похвала — вот Борино лекарство», — поняла Ира.
Боря сел.
— Скорее бы прошли три дня, — сказал он.
— Вот это да!
— Что такое? — удивился Боря.
— Когда со мной что-нибудь случается позорное, я тоже мечтаю, чтобы скорее прошли три дня. Именно три.
— Самое глупое, что я должен был быть сегодня совсем в другом месте, но мне из клуба трезвонили целый день, пока я наконец не согласился выступить.
Ира смотрела на Борю и не могла понять, как это у нее вдруг появился такой Боря. Казалось, что сама судьба послала его теперь, чтобы ей было не так страшно без мамы.
За время своей болезни Ира никогда ни с кем так много не говорила. Ни у кого не хватало терпения ждать, пока она отдохнет. Боря же, когда она отдыхала, не обращал на это никакого внимания, словно всем людям, для того чтобы произнести несколько фраз, требуются часы, а не секунды.
И Ира отдыхала и снова рассказывала. Рассказывала о повести, которую она давно задумала написать. Повесть о ней. О том, как в девятом классе в Ире проснулась жажда открытия и как эта жажда заставила ее поступить в университет. Повесть, которая заставит вспомнить всех, какая была Ира, и никому больше не даст, не позволит это забыть!
Стоя в коридоре и надевая пальто, Боря сказал:
— Вчера с меня шапку сняли.
— Как же это? — ужаснулась Ира.
— У самого дома. Я знаю этих ребят.
— Знаете?!
— С ними надо курить, гулять, тогда они не тронут.
Боря вытащил из кармана ручку от дверей.
— Что это? — не поняла Ира.
— Мое оружие.
Ира посмотрела на дверную ручку, и Боря ей показался жалким. Впервые Ира столкнулась с мужчиной, который в кармане в качестве оружия носил ручку от дверей.
«Интеллигентный, хилый мальчик», — уговаривала себя Ира.
Она пошла в комнату и, достав рубль из денег, которые у нее были скоплены на такси, отдала его Боре.
— Я вас очень прошу, поезжайте сегодня на такси. А то я буду волноваться.
Боря взял деньги, не сказав при этом ни слова. Только выражение лица у него было благодарным. «Совсем как я когда-то», — опять подумала Ира. Говорить «спасибо» Ира научилась только во время болезни. Раньше, когда она была очень благодарна, она всегда молчала, потому что ей казалось «спасибо» слишком маленьким словом в сравнении с ее благодарностью. Иру часто поэтому обвиняли в невоспитанности, но она была верна себе. И вот теперь Ира так хорошо понимала Борю.
Илья Львович вышел из своей комнаты с телефоном в руках. Он шел на кухню пить чай. Проводив Борю, Ира тоже зашла на кухню и тоже села пить чай. Зазвонил телефон. Ира подняла руку, но Илья Львович опередил ее. И тут Ире пришло в голову, что, вероятно, папа неспроста весь вечер держит возле себя телефон и хватает трубки: может быть, маме так плохо, что папа ждет звонка из больницы? Наверное, у мамы кто-нибудь дежурит? Но ведь у папы такое хорошее настроение… Неужели он так притворяется, чтобы Ира ни о чем не догадалась?
— Аллеу!
А это раскатистое, зазывное «аллеу» и сухое — «тебя»?
Звонила Ирина школьная подруга Таня.
— Таня! Ты уже приехала? Что? Из Воронежа? По автомату?.. Что? Не слышу…
Гудки «занято».
Ира вешает трубку:
— Прервали.
Ира и Илья Львович молча пьют чай. Опять зазвонил телефон.
— Аллеу!
Илья Львович снова передает Ире трубку. Но Таня и на этот раз не успевает досказать Ире свою просьбу, ее опять прерывают.
Если бы Таня догадалась бросать пятнадцатикопеечные в автомат в то время, когда она еще говорит, ее бы не прерывали. Но Таня не догадывается, и ее каждый раз прерывают, и она снова звонит. И снова Илья Львович снимает трубку, а Таня опять не успевает сказать телефона какой-то Лидии Михайловны, по которому завтра должна позвонить Ира.
На пятый раз Илья Львович отодвинул от себя телефон.
Трубку сняла Ира и вместо голоса Тани услышала голос Галины.
Илья Львович выхватил у Иры трубку, и Ира поняла, что Галина дежурит у мамы.
— Я прервал ваш разговор, потому что, если инфанта начнет говорить, она может болтать до бесконечности. — Илья Львович не мог скрыть дрожи в голосе даже за шуткой. — Мне же нужно сообщить вам действительно серьезные вещи. Во-первых, я договорился с мастером, он придет к вам завтра вечером.
Илья Львович прикрывает рукой трубку и тихо говорит Ире:
— Принеси мне папиросы из комнаты.