У Сергея, кроме «плохих и хороших» настроений, бывают еще настроения вежливости. Когда на него нападает такое вежливое настроение, он становится чрезвычайно предупредительным.
— Ты разрешишь мне закурить?
— Кури.
— Я тебя не прервал? Ты, может быть, писала?
— Я собиралась есть. Кстати, ты хочешь есть?
— Нет, я сыт, у меня же теперь хозяйка.
— Я забыла.
— Ну как она тебе, понравилась?
— Очень. Она приходит или живет у тебя?
— Является… иногда.
— Вспомнила одну твою фразу.
— Какую?
— «Девушек я не трогаю».
Сергей покраснел.
— Ее с шестнадцати лет — на полный шванс. — Сергей поднял обе руки и опустил их вниз. — Ты мою биографию знаешь, я, мягко сказать, видел немало. Но такого… У нее в семье — тунеядец на тунеядце.
Ира не могла поверить. Ведь она сама видела эту робкую, тихую, трогательную Симу. Неужели Ира могла так ошибиться? Правда, этот ребенок, которому лишь месяц назад исполнилось восемнадцать лет, вместо того чтобы волноваться, как скрыть от матери до свадьбы свою беременность, взвешивал, как может взвешивать только зрелая женщина, выходить за Сергея замуж или нет.
— Но Сима мне сказала, что мать у нее учительница, а сама она учится в медучилище.
— Она тебе наврала. Я велел. Теперь тебе все понятно?
Ире было все понятно.
— А ты хорошеешь, — сказал Сергей.
— Возможно.
Ире вдруг захотелось рассказать Сергею про Илью Львовича и Галину. Ведь Сергей жил у них в доме. Он знает Илью Львовича и Инну Семеновну, а главное — знает Галину. И что можно от нее ожидать.
Но Сергею говорить нельзя. Это Ира знала точно. Сергей истерик. Сергей пойдет к Галине и начнет с ней разговаривать. И только все напортит. А если и не пойдет к Галине, то будет пить и изводить Иру. Нет, Сергею говорит нельзя. Сергей как комок, как сгусток крови, или мяса, или нервов. Ира не знает чего, только знает: Сергея лучше не трогать. Иначе этот «сгусток» начнет пульсировать и изводить себя и окружающих.
Нет, на Сергея опереться нельзя.
А вот на Иру можно. На больную Иру, которая и думать-то как следует не может и сообразить-то ей все трудно. Но на нее можно опереться. И Сергей опирается, хотя и не подозревает этого.
Трудно Ире с людьми, которые не знали Иру здоровой. Те, которые знали, с теми легче. Потому что стоит Ире чуть-чуть «воскреснуть» и принять — или притвориться, что приняла, — тот облик, который у нее был когда-то, как те, которые ее знали когда-то, сразу же впадают в прежний тон, словно Ира никогда и не болела и не прошло столько ужасных лет.
А вот этим, вроде Сергея, которые ее узнали больной, — надо еще доказывать, что Ира человек или хотя бы подобие человека.
Сергей не воспринимает Иру всерьез. А в то же время он ощущает в ней что-то сильное. В общем, Сергей запутался. Ради кого он связался с Симой? Ради Симы? А может быть, ради Иры? Чтобы посмотреть, как она отреагирует на его предстоящую женитьбу? Ему хочется еще раз Иру проверить? Он ведь должен докопаться наконец до истины!
Сергей до предела напряжен. Ира это чувствует.
Ира подходит к Сергею и целует его. Просто целует.
— Иди ты… — Сергей отскакивает. Он выдал себя.
Ира увидела это по всему: по лицу, по голосу, по тому, как отскочил. Сергей выдал себя с головой.
Сергей на такое не надеялся. Он злился на нее. Он был оскорблен ею. Ее отказом. Тогда, когда она дала ему пощечину. Значит, он тогда ничего не понял. И все принял за чистую монету. А вот Ира все понимает про него. Все. А главное, что еще немножко — и Сергей, утолив свое самолюбие, спокойно уйдет. И спокойно женится на этой Симе, которая конечно же ему нравится. А больше всего ему нравится то, что он поднимает человека. Он хотел поднять Иру, но для Иры у него оказалась жила тонка.
— Ты знаешь, — сказал Сергей, усевшись в кресло. — Я много думал о нас с тобой… Я тебя люблю. — Сергей помолчал. — Но вот если бы мы с тобой познакомились не через твою маму… а просто, как люди знакомятся. Как я с Симой… А так у нас ничего не выйдет.
Ира по-актерски грустно опускает голову.
Сергей продолжает, и в голосе его Ира чувствует вперемежку: доброту, и нежность, и счастливую успокоенность.
— В каждом доме сотни людей. И все они живут нормально. У них дети, семьи. А ни ты, ни я — мы не такие. И ни у тебя, ни у меня никогда ничего нормального в жизни не будет.
Ира понимает, Сергей говорит это, чтобы она не очень переживала, что он женится на Симе.
Ира закрыла за Сергеем дверь и вернулась в кухню. Солнечные лучи лежали на столе. Оставалось только на тот же стол положить бумагу и писать.
Надо научиться писать в любом состоянии. Ведь у Иры срок!
Вчерне Ира уже наконец написала очерк. Теперь нужно заполнить пропущенные и приблизительные места.
Про Зину и про банк Ира все написала, а вот про Валю… Тут через каждые несколько строчек пропуск. Она о многом его не расспросила, многое не узнала. Теперь надо все уточнить: годы, факты, фамилии, названия. Придется ему позвонить, подумала Ира. Ведь по делу. Но к нему она больше не пойдет. Хватит с нее. И в будке у Зины очень неудобно. Там вечно народ. Да и при Зине он еще больше выкамаривает. Остается одно: позвать к себе.
Ира сняла трубку.
— Валя! С вами говорит журналистка Морозова. Я звоню по делу. Я написала очерк, он, видите ли, не только о вашей сестре… Мне нужно с вами встретиться, чтобы кое-что уточнить. Вы бы не могли приехать?
Пауза. Валя молчит. Это тоже уже описано в очерке. Его манера говорить с паузами, которые, кажется, никогда не кончатся. Но вот время паузы кончилось.
— Когда? — спрашивает Валя.
— Когда вам удобно. Мне надо поскорее закончить очерк, поэтому, если вы можете, то сегодня.
Опять пауза.
— Адрес? — спрашивает Валя.