Все орали что-то
О Париже.
Мы сходили молча по ступенькам,
Окружали всюду нас газеты.
И звенели всюду
Деньги, деньги...
Это был Париж,
Париж был это.
Я жмурился от блеска города,
От блеска брошек и колец,
Совсем как в тот закат от золота,
Которым пьян, был мой отец.
Гудел Париж автомобилями,
Пестрел квадратами афиш,
Казался рогом изобилия
Такой блистательный Париж!
Искали мы владенья дядины
У нас был адрес: как-никак!
Уже и улица та найдена
И найден дядин особняк.
В парадном - тишина зловещая,
Как мрамор серый, холодна...
Мы постучали
Вышла женщина.
(Наверно, дядина жена).
- Скажите, Садых-бек не дома ли?
Я - брат его, издалека...
В ответ вдруг слышим смех надломленный,
И к нам протянута рука:
- Месье, входите без стеснения!
Месье, ведь здесь хозяйка - я.
Входите, ну к чему смущение?
Свободней чувствуйте себя!
Месье, водились только б денежки!
И щурит синие глаза,
У нас хорошенькие девочки,
У нас соскучиться нельзя!
Сказала - как отца ужалила.
- Мадам, я вовсе о другом.
Скажите, поскорей, пожалуйста:
Не Садых-бека этот дом?
И вновь она затараторила:
- Мой дом! Месье! Причем тут бек?
- Простите. Лавка у которого!
- Он не живет здесь целый век.
Какая лавка? Я в неведенье!
- Мадам, я умоляю вас...
- Вам Жак Моран о нем даст сведенья.
Он тут, недалеко от нас.