Первым делом Нейл отправился к Сэму Каули, потому что тот обнаружил какие-то подозрительные следы на снегу в самой отдаленной части своего ранчо. Вдвоем с Сэмом, взявшим на себя управление вертолетом, они вылетели для осмотра.
— По мне, это очень похоже на следы, оставленные лыжами вертолета, — задумчиво заметил Нейл, когда они начали медленно кружиться над нужным участком. — Очень много следов. А у тебя здесь пасся скот в последние месяцы?
— Еще бы!
Они обменялись многозначительными взглядами.
— А теперь?
— Нет. На прошлой неделе мы перегнали его поближе. Содержать скот зимой не так-то просто, уж поверь мне на слово. Это дело требует постоянного контроля. А нынешняя зима выдалась на редкость тяжелая.
— Почему?
— Да потому, что сейчас уже выпало больше половины среднегодового количества снега, а Рождество еще только впереди.
— Может быть, нам еще повезет с зимой.
— Повезет так, что вообще нечем будет кормить скот, — мрачно поддакнул Сэм.
— Как близко сейчас твое стадо? — поинтересовался Нейл. — Я хочу спросить, услышишь ли ты вертолет, если кто-то снова решит поохотиться на твоих телят?
— Надеюсь, что да, если ветер будет дуть в нужную сторону. Уж этот-то звук я всегда узнаю.
— Завтра Джим возвращается из свадебного путешествия, — напомнил Нейл. — Думаю, что в воскресенье мне удастся притащить его сюда и тогда он разберется с этими следами.
Сэм кивнул.
— А до этого не позволяй никому шляться здесь. Мы не должны потерять ни одной улики.
— Чертовски правильно, — натянуто согласился Сэм. — Не так давно наши предки просто вешали скотокрадов и не нуждались ни в каких уликах.
— По крайней мере, теперь мы твердо знаем, что имеем дело с человеком.
Сэм посмотрел на него и неожиданно усмехнулся.
— Ну да. А я-то уж начал опасаться нечистой силы.
— Не смейся. Существует множество случаев, когда увечья, нанесенные скоту, нельзя так просто идентифицировать.
— Охотно верю, но это не относится к тому, что произошло с моим скотом. Во всяком случае, теперь есть надежда, что мы сумеем положить этому конец, черт меня возьми!
Они приземлились и подъехали на машине к дому Каули. Нейл отклонил предложение позавтракать: ему нужно было поскорее добраться до конторы и узнать, что Питер О’Брайен сумел выяснить насчет кинжала. Мэгги обещала, что Питер позвонит сразу же, как только получит его письмо, а так как сейчас на Восточном побережье позднее утро, то он вполне уже мог получить почту.
В десять тридцать Нейл притормозил возле подъезда. Эллис, наверное, уже по уши ушла в работу в своей библиотеке, подумал он. Может, расставляет книги по полкам. Или аккуратно вписывает новые поступления в каталог. У библиотекарей есть куча дел, о которых многие даже не имеют понятия.
Нейл пытался думать об этих делах, поднимаясь в контору. Это помогло отвлечься от нетерпеливого ожидания известий от О’Брайена. Вдруг у него семинар или какая-то важная встреча, да мало ли что может помешать ему позвонить немедленно!
— Нейл? — Уна отвлекла его внимание от изучения конторки диспетчера… — Нейл, тебе лучше скорее отправиться к мисс Эллис. Она недавно позвонила Сьюзен, а та вызвала бригаду криминалистов. Ты тоже входишь в нее.
Морфи буквально застыл на месте.
— Эллис?
— С ней все в порядке, если не считать нервного потрясения. И это вполне понятно — подъезд к ее дому залит кровью. Не ее кровью, — поспешно добавила Уна, увидев побледневшее лицо Нейла. — Не ее кровью. Шериф уже выехал туда.
Последние слова она говорила уже в спину Нейлу, стремительно бросившемуся к дверям.
Эллис стояла в окружении шерифа Робинсона и двух его помощников, Сьюзен и Дона, перед своим домом. Свет трех прожекторов привлек внимание соседей, но, увидев, что с Эллис все в порядке, ни один из них не подошел ближе. Позже, когда все разъедутся, они, без сомнения, найдут минутку, чтобы забежать к ней и все разузнать поподробнее.
Как только черный пикап Нейла взрыл грязь возле шерифской машины, Эллис почувствовала, как улетучились последние остатки страха. Он здесь! Она даже не пыталась осмыслить то безотчетное чувство безопасности, которое мгновенно согрело и успокоило ее. Нейл означает безопасность. Эта глубокая внутренняя уверенность не нуждалась в доводах логики.
Взглядом Нейл нашел ее глаза — через тридцать разделявших их метров. Встреча взглядов оказалась подобна электрическому разряду, и Морфи, прихрамывая, кинулся к Эллис. Он отметил, что она очень бледна, но не выглядит испуганной. Нет, не страх, а гнев сверкал в ее зеленых глазах.
— Может быть, ты взглянешь на это? — сердито потребовала она, когда он приблизился. — Может, ты хотя бы посмотришь?
Он с трудом оторвался от нежных черт ее лица и взглянул туда, куда она указывала. Алая кровь на белом снегу. Зловеще алая. Кричаще яркая. Угрожающая.
Кто-то кровью нарисовал на снегу между следами колес пентаграмму, вписанную в круг. Морфи мгновенно понял, что это значит, и леденящий ужас сжал его сердце.
— Пентаграмма, — сказал он, и внутри у него все оборвалось.
Над каждым концом пятиконечной звезды стояло по букве: Э — Л — Л — И — С.
Кто-то угрожает Эллис. Кто-то сознательно запугивает ее. Придется расстаться с мыслями о детских шалостях… Нейл посмотрел на шерифа, стоявшего рядом с каменным выражением лица.
— Нужно взять пробы крови, — сказал Морфи. — А следы? — Он взглянул на Эллис. — Но ведь ты же здесь припарковалась вчера, ведь так?
Она утвердительно кивнула.
— Я увидела это, когда уже съехала к улице. Не понимаю, как можно нарисовать такой сложный рисунок, лежа под машиной?
Нейл покачал головой.
— Твою малютку ничего не стоит поднять и передвинуть. Несколько самых обычных мужчин без труда справятся с этим. — Он бросил еще один взгляд на площадку и понял, что никаких нужных следов не осталось — все затоптано. — Но когда же они могли это сделать, ведь мы с тобой были здесь…
Фрэнк удивленно приподнял брови, а Сьюзен с подозрительной усмешкой покосилась на Эллис. Первым нарушил неловкое молчание шериф:
— Где и когда вы были?
— Мы выходили к речке ранним утром, — объяснил Нейл. — Думаю, мы гуляли где-то около часа. Но это не суть важно. У злоумышленников и без того было достаточно времени на эту пачкотню.
— Да, на это не нужно много времени. Дело быстрое и бесшумное, — согласился Фрэнк. — Мне кажется, что вы свели кого-то с ума, мисс Эллис.
— Не иначе, — резко ответила она. — Кого-то не старше четырнадцати лет. Это же просто глупо, шериф. Идиотское мальчишество. Неужели они всерьез рассчитывали напугать меня своей дурацкой пентаграммой?!
Морфи присел на корточки, не обращая внимания на режущую боль в позвоночнике, и внимательно вгляделся в рисунок.
— Возможно, это кровь коровы…
— О черт! — присвистнул Фрэнк. — Я даже не подумал об этом!
— Разве может быть связь между истреблением скота и мисс Эллис? — вмешалась Сьюзен.
— А почему бы и нет? — буркнул шериф. — Теперь я не удивляюсь ничему, происходящему в нашем богоспасаемом округе. Вполне возможно, что скотокрады решили подшутить над незамужней женщиной.
— Скотокрады? — переспросила Эллис, не позволяя себе оскорбиться на бесцеремонность, с которой Фрэнк при всех упомянул о ее одиночестве. — Так вы считаете, что скот Сэма пострадал от людей?
— От весьма странных злоумышленников, — заметила Сьюзен и посмотрела на Нейла. — Что вы обнаружили сегодня утром?
— Следы вертолетных лыж. Наш хищник ходит в человеческой шкуре.
— Что ж, хорошо хоть это удалось выяснить, — кисло протянул Робинсон.
— Неужели ты когда-нибудь сомневался в этом? — спросил Нейл.
— В общем-то нет. Но теперь мне придется успокаивать вооруженных фермеров. А я не готов к звездным войнам, сынок. Уж в этом-то я точно уверен.
Все еще сидя на корточках перед кровавой звездой, Морфи поднял глаза и усмехнулся — к удивлению всех собравшихся.
— Неужели у тебя не найдется в загашнике завалящей лазерной пушки?
— Нет. Только парочка автоматов.
— Я просто счастлива, что вы находите все это столь забавным, — сухо заметила Эллис. — Что ж, с вашего разрешения я отправлюсь на работу. Иначе сегодня библиотека не откроется.
Хорошо бы сейчас сесть в машину, хлопнуть дверцей и эффектно уехать прочь, но два шерифских автомобиля загородили проезд, поэтому Эллис удовлетворилась тем, что в гордом молчании торжественно прошествовала на кухню. Эта демонстрация, разумеется, выглядела довольно нелепо, признала она чуть позже, глотая горячий кофе, но какого черта все они не относятся серьезно к случившемуся!
Да, пентаграмма — это, конечно, просто глупость, ребячество, точно так же, как и обезглавленный кролик, и шарик с забавной рожицей, но в совокупности эти три случая заставляли прийти к пугающему выводу о том, что её кто-то преследует. Не так-то легко жить на свете, зная, что где-то рядом живет человек, который сознательно стремится запугать тебя… а может, не только запугать.
Мысль об этом казалась невероятной, но ведь Эллис-то прекрасно знала, что в жизни, к несчастью, есть место самому невероятному. Для нее это были отнюдь не пустые слова. Однажды она уже стала жертвой насилия и поэтому не могла отмахнуться от возможности повторения этого кошмара.
Взволнованная, испуганная, встревоженная, она ходила по кухне с кружкой кофе в руках и слышала шелест голосов, чувствовала, как страшные воспоминания рвутся из глубин ее подсознания, видела отсветы холодного золота…
И неожиданно она поняла, что незачем сегодня открывать библиотеку. Бог с ней. Все равно никто не придет, за исключением разве что мистера Смита, но ведь его можно предупредить по телефону. Сегодня нет детского часа, нет никаких важных дел, а кроме того, сегодня у нее даже не будет сменщицы. Да и вообще, пятница — мертвый день для библиотеки.
Ухватившись за возможность хоть немного отвлечься, Эллис немедленно позвонила мистеру Смиту и, сославшись на неожиданно скрутившую ее боль в желудке, предупредила, что не сможет сегодня выйти на работу. Старый джентльмен искренне посочувствовал ей и заверил, что все равно не собирался приходить.
— Сегодняшний прогноз опять обещает нам снегопад, мисс Эллис, — посетовал старик. — Можете себе представить? Последний раз столько снега в начале зимы выпадало лет пятьдесят назад. Сегодня лучше посидеть дома и держаться подальше от проезжих дорог.
— Именно так я и собираюсь поступить, мистер Смит.
Эллис сняла серые шерстяные брюки и шелковую блузку, переоделась в джинсы и синюю фланелевую ковбойку, а потом отправилась в гостиную. Надо наконец украсить елку. Ей стоило большого труда сдержаться и не посмотреть в окошко: что-то там поделывают Нейл с шерифом. Раз они ведут себя так бесцеремонно, ей нет до них никакого дела!
Когда Эллис впервые увидела пентаграмму, что-то замерло в глубине ее существа. Вскоре страх был быстро вытеснен гневом, но теперь она снова испугалась.
Что же это, думала женщина, опускаясь на колени перед мерцающей разноцветными огоньками елкой. Почему большинство людей на свете живут себе спокойной, приятной и относительно скудной событиями жизнью? Да, но ведь и она последние годы жила именно так — тихо и бесцветно… Так что нечего упиваться жалостью к себе.
Со вздохом она выпрямилась и начала открывать коробки с украшениями. Здесь лежали игрушки-реликвии, ровесники первых Гудингов. А некоторые были куплены накануне прошлого Рождества. Каждый год, продолжая семейную традицию, Эллис покупала новые украшения. Прошлогодний позолоченный ангелочек навеет воспоминания обо всех прошедших Рождествах и, вполне возможно, станет частью грядущих праздников…
Одним из самых первых на свет из коробки появился фарфоровый ангел, одетый в бело-золотой хитон, сшитый ее бабушкой. Бережно держа его в руках, Эллис повернулась к елке… и увидела Нейла, стоявшего в дверях.
— Его сделала еще моя бабушка, — задумчиво произнесла она, показывая ему игрушку. — Тогда ей было всего десять лет. Я до сих пор поражаюсь, глядя на эти крошечные стежки, У меня ни за что не хватило бы терпения!
Нейл нехотя вошел в гостиную, его взгляд скользнул с ангела на лицо Эллис и обратно.
— Красивый, — коротко ответил он. — А разве ты не собираешься на работу?
— Решила пофилонить, сославшись на недомогание. Впервые за последние три года. Имею право, как ты думаешь? — Она повернулась к елке, подыскивая подходящую ветку для игрушки.
— Не хочу, чтобы ты оставалась дома одна.
Женщина небрежно дернула плечом, давая понять, что его опасения совершенно напрасны… Если бы она и впрямь была в этом уверена!
— Все будет отлично! Никто не потревожит меня среди бела дня.
Морфи вздохнул и подошел ближе.
— Белый день за дверью этого дома, а не внутри. Если кто-то войдет сюда, то никто не узнает, что ты в опасности.
— Думаю, ты и сам не веришь в то, что говоришь. Мы имеем дело с глупыми ребяческими выходками.
— Пока. — Он сделал еще один шаг. — Послушай, я отослал фотографию кинжала моему другу на Восточном побережье. Он профессор колледжа и известный знаток оружия. Сегодня я жду от него звонка, поэтому должен вернуться в контору. А если он не звонил, то позвоню ему сам.
Все еще держа в руках игрушку, Эллис медленно повернулась к нему.
— Ты послал ему фото? — повторила она, прерывисто дыша. — Я думала… думала…
— …Что я забыл о нем, — резко закончил за нее Нейл. — Нет, Эллис, разве я мог? Ведь эта фотография так расстроила тебя.
Эллис опустила глаза и только сейчас заметила, что пальцы ее нервно теребят белый атлас ангельского хитончика.
— Ты думаешь, что это как-то связано со всеми остальными гадостями?
— Все возможно. Не знаю. Ясно одно — эта фотография беспокоит тебя и я не успокоюсь, пока не выясню почему.
Если напрячься и хорошенько подумать, то, возможно, она и вспомнила бы, относился ли кто-нибудь когда-нибудь так серьезно к ее чувствам… Давал ли ей кто-то понять, что ее переживания хоть что-то значат для него… Заботился ли кто-нибудь о ней? Она почувствовала, как горло ее болезненно сжалось. Разве не странно, что почти незнакомый человек нянчится с ней как с ребенком?
— Эллис, а почему бы тебе не поехать вместе со мной? А когда мы вернемся, я помогу тебе украсить елку.
…Помогу украсить елку… Да ведь это совершенно добьет его, подумала Эллис, поднимая голову. За эту неделю она узнала многое о Морфи, но только сейчас поняла, насколько он благороден. Он готов забыть о своей боли ради нее, ради ее безопасности. Да, возможно, он и есть Князь, но черт возьми, если он имеет хоть какое-то отношение к преисподней!
Нейл Морфи сражался и едва не погиб, пытаясь изменить этот мир и защитить его жителей. Сражался и едва не погиб, но остался несломленным. Он сохранил свою шпагу и обнажил ее вновь, на этот раз, чтобы защитить ее, Эллис.
И вот сейчас он стоит перед ней, переминаясь с ноги на ногу, этими беспокойными движениями выдавая непрекращающуюся боль, и ждет, ждет, чтобы она позволила ему оберегать себя.
Он — герой, поняла вдруг Эллис, тяжело сглотнув ком в горле. Настоящий, живой герой. Из тех, которых мы обычно не замечаем, потому что свой тяжелый, зачастую непосильный крест они несут молча и незаметно для окружающих. Она снова сглотнула.
— Ты можешь позвонить отсюда. Я не против.
— Мне нужно звонить в несколько мест.
Эллис снова передернула плечами.
— Как тебе угодно.
Неожиданно он протянул ей руку. Эллис колебалась лишь мгновение. Осторожно положив ангела обратно в коробку, она шагнула вперед и взяла протянутую руку. Черная кожа куртки скрипнула, когда Нейл обнял ее и прижал к своей широкой надежной груди.
— Поедем, Эл, — тихо попросил он. — Ненадолго, клянусь.
Я бы могла стоять так целую вечность, думала она, наслаждаясь его близостью. Она чувствовала щекой морозный холод куртки, вдыхала свежий аромат зимнего дня, который Морфи принес с собой с улицы. И сквозь эту зимнюю свежесть пробивался запах Нейла — мыла и мужчины, — пьянящий и насыщающий.
— Поедем со мной, Эл.
В ответ раздался покорный вздох.
— Хорошо.
Он помедлил еще немного, как если бы ему тоже нелегко было разжать объятия, а потом отпустил Эллис.
— Просто накинь кофту, — сказал он. — В машине тепло.
Она подняла глаза.
— А ты уверен, что я смогу сесть с тобой в машину?
Он улыбнулся ей своей кривой измученной улыбкой, поразившей Эллис неожиданной теплотой.
— Конечно. Мы же уже ездили с тобой вчера, правда?
Эллис зажмурилась, припомнив ту поездку. Наверняка она стоила ей не меньше пяти лет жизни, ведь человеческое сердце не рассчитано на то, чтобы биться с частотой двести ударов в минуту. Пальцы побаливают до сих пор — так сильно стискивала она ручку дверцы. Если честно, она вовсе не хотела пройти через это еще раз.
— Хорошо, — сказала она вслух. — Хорошо. Возможно, сейчас это будет легче.
…Ведь она с Нейлом.
Это действительно оказалось намного легче. Инстинктивный ужас улегся почти сразу же, хотя не прошел совсем. Но на этот раз поездка прошла вполне сносно. Нужно отдать должное и Нейлу — он всеми силами старался сократить время их совместного пребывания в кабине и всю дорогу развлекал свою спутницу разговорами.
Когда он наконец припарковался, Эллис не вылетела пробкой из машины, как будто за ней гнались демоны. Она, конечно, особо и не задерживалась, но все же сумела выбраться, сохранив даже некоторое достоинство.
Уна Дайн очень радушно встретила свою приятельницу, однако ее многозначительный оценивающий взгляд не оставлял никакого сомнения в том, кому будут перемывать косточки на воскресном собрании библейского кружка. Не стоило забывать, что именно Уна была душой этого общества.
— Дон повез пробы крови в лабораторию, — сообщила она Морфи. — Так что они получат их уже сегодня.
— Спасибо.
Нейл взял Эллис под локоть.
— Пойдем. Мой кабинет в самом конце коридора.
— А почему Дон так спешит с этими пробами? — Она заметила венок над дверью и задумчиво смотрела на него, пока Нейл открывал замок.
— Потому что сегодня пятница, — ответил он. — И если не поторопиться, то все зависнет еще на два дня — до понедельника. А так мы будем уже скоро точно знать, что это за кровь, если это, конечно, кровь.
Эллис в изумлении уставилась на него.
— Но она не похожа ни на что иное!
— Да, и пахла тоже как кровь, — согласился Нейл.
Он поднял трубку и набрал номер лаборатории, краем глаза наблюдая за женщиной, с любопытством оглядывавшей его кабинет.
— Фила Скотта, будьте любезны, — попросил он. — Это Нейл Морфи из округа Гудинг.
…Книги, книги… Как их много, подумала Эллис. Непонятные заумные названия книг по юриспруденции и уголовному законодательству. Она никогда не задумывалась над тем, каких огромных познаний требует обеспечение правопорядка.
— Привет, — произнес в трубку Нейл. — Это Морфи. Нет, я понимаю, что окончательные результаты по последнему трупу еще не готовы. Я звоню сообщить, что один из помощников шерифа повез вам несколько образцов крови. Я хотел бы, чтобы вы выяснили, человеческая она или нет, а если принадлежит животному, то какому именно.
Эллис смотрела, как он беспокойно ерзает в кресле в поисках более удобного для спины положения, и в который раз восхитилась его железной выдержкой. Она бы, наверное, давно вскрыла себе вены, если бы ее терзала такая непрекращающаяся боль.
— Я буду дома вечером, — Нейл заканчивал разговор. — Запиши мой номер. — И он продиктовал номер телефона Эллис. — Спасибо, Фил. Поговорим позже.
Он опустил трубку, на секунду задержав руку на ней.
— А теперь постараемся узнать насчет твоего кинжала.
— Он такой же мой, как и твой, — напомнила Эллис.
Нейл принялся набирать номер.
— Эл, дорогая, если бы кинжал не имел к тебе никакого отношения, я ни за что не стал бы беспокоиться сам и беспокоить по пустякам Питера О’Брайена. У него полно гораздо более… Привет, Мэгги. Это Нейл. Мне передали, что Пит звонил.
На свете столько людей, которые знают Нейла гораздо лучше меня, думала Эллис. Вот и эта женщина, с которой он сейчас болтает. Он говорит с ней, как со старым другом, расспрашивает о муже, собаках, дает ей номер своего телефона, чтобы этот О’Браен мог перезвонить в течение двух ближайших часов…
Положив трубку, Нейл повернулся к Эллис и, заметив, что она притихла и погрустнела, быстро придвинулся ближе.
— Питер перезвонит мне после кафедры. Пойдем, пообедаем у Мейбл?
…Он не хочет возвращаться домой, где стоит елка, догадалась Эллис. Телефонные звонки из офиса были предлогом, чтобы уехать прочь из дома, а теперь он приглашает ее на ланч с единственным желанием оттянуть возвращение. Она открыла было рот, чтобы сказать, что она ни за что не заставит его наряжать елку, что вообще, если эта чертова елка так мучает его, то она сегодня же вышвырнет ее вон, но что-то в лице Нейла заставило ее промолчать.
Какая-то затаенная боль таилась в глубине его глаз. Это было не физическое страдание, но что-то, чему Эллис не могла найти определение и что наполнило ее душу тоской и мучительным беспокойством.
— Если мы пойдем обедать к Мейбл, — тихо проговорила она, собравшись с силами, — то дадим повод для сплетен.
— Мы давно уже дали его, Рыжик. Уна вчера предупредила меня, что о нас с тобой судачит весь округ. Может быть, нам стоит дать им настоящий повод?
Этот вызывающий вопрос чуть было не заставил Эллис броситься в объятия сидящего напротив нее мужчины, но во взгляде его серо-зеленых глаз она прочла усмешку, больно кольнувшую ее, хотя не далее чем несколько дней назад ей и самой пришла в голову точно такая же мысль.
— Так ты считаешь, я его еще не давала? — выдавила она, надеясь, что провалится сквозь землю вместе с последним словом. Как этому человеку удается лишать ее последних остатков благоразумия?!
Нейл встал и, перегнувшись через стол, бросил на растерявшуюся женщину театрально-свирепый взгляд.
— Пока ни малейшего, уж поверь мне!
Глядя, как румянец смущения заливает ее лицо, Нейл улыбнулся. Он уже забыл, когда последний раз видел краснеющую женщину. Впрочем, если и видел, то уж наверняка не ровесницу Эллис. Такой, как Эллис, вообще больше не существовало на свете.
Они отправились к Мейбл на машине. Хотя в этом не было особой необходимости. Два квартала они бы запросто прошли пешком, но Морфи хотел, чтобы Эллис привыкла ездить с ним в машине. Он уже видел, что каждый раз, когда она оказывалась внутри вместе с ним, она еще на один шаг удалялась от своих страхов.
Даже если бы Мейбл и слышала о вреде холестерина, это ни на йоту не изменило бы ее кулинарных пристрастий. В ее заведении строго придерживались старых добрый традиций, не делая исключения даже для яичницы и жареного картофеля, а калорийность каждого блюда в меню точно соответствовала его вкусу. Стряпня Мейбл отзывалась греховным соблазном, и Эллис давно привыкла принимать это как должное. Если уж ей раз в полгода случалось зайти сюда, она объедалась вовсю, не думая ни о своей талии, ни о том, какой цифрой покарают ее наутро безжалостные весы в ванной за обжорство.
— Сэндвич с бифштексом и жареную картошку, — заказала она. — И кофе.
Нейл последовал ее примеру. Когда принявшая заказ девушка отошла, он завозился на своем месте, пытаясь поудобнее разместиться на стуле.
— Неужели ничего не помогает? — спросила Эллис.
Он посмотрел на нее, и медленно, очень медленно улыбка приподняла уголки его рта.
— Отчего же. Есть парочка вещей, которые на какое-то время заставляют меня забыть обо всем.
Эллис почувствовала, как горячий румянец вновь заливает ее щеки.
— Не надо.
— Хорошо.
Ты не должен дразнить ее, одернул себя Нейл. Не только потому, что она смущается. Просто уж слишком близки были вы вчера и теперь нужно держаться подальше, если не хочешь, чтобы события приняли необратимый характер… Пусть ему есть что предложить ей. И пусть она даже жаждет его предложения.
Но Эллис слишком неопытна, и кто знает, сумеет ли она впоследствии справиться со своими чувствами.
Столько веских доводов и важных причин, чтобы держаться подальше от нее… И все бы хорошо, но что делать, если каждой клеточкой своего тела Нейл Морфи хотел любить эту женщину… Если он сходил с ума от желания обнять ее… познать ее. Эллис… Такая теплая, страстная, невинная. Любить ее было бы сумасшедшим блаженством, он ни секунды не сомневался в этом.
Это не шло ни в какое сравнение ни с чем в его жизни. Стоит лишь вспомнить, как она вспыхнула вчера в его объятиях, чтобы понять, что в постели эта женщина одурманит посильнее любого наркотика… и вызовет такую же зависимость.
Но он не достоин этой необыкновенной женщины. Необыкновенной. Он твердо знал это. И чувствовал себя виноватым уже потому, что позволил себе такие мысли о ней.
Нейл снова поерзал в поисках положения, в котором боль хоть немного ослабила бы свои когти. Но нельзя найти то, чего не существует…Это только кажется, что облегчение возможно.
— Тебе вовсе не нужно украшать елку, — сказала Эллис, когда принесли заказ. — Я знаю, что… тебе это тяжело.
Он резко вскинул голову и внимательно посмотрел ей в лицо. Интересно, чем еще он выдал себя, не подозревая об этом? Да, конечно, вчера Эллис увидела, как он сидел под елкой и рыдал, словно младенец.
И не стыдился своих слез. Есть вещи, которые нужно оплакивать. Кое-что в этом мире стоит мужских слез…
— Я помогу, — спокойно ответил он, давая понять, что вопрос исчерпан… Одни вещи вызывают слезы, другие требуют встречи лицом к лицу.
— Вы невыносимы, Нейл Морфи! — сухо заметила Эллис. — Не можете хоть немного подумать о себе, так подумайте о тех людях, которые страдают оттого, что не могут ничем помочь вам и утешить вашу боль!
— Я не достоин утешения.
Эллис поперхнулась. Лицо Нейла оставалось бесстрастным, но ей и не нужно было ничего читать на нем. Он не достоин утешения?! О Боже…
Ни к кому и никогда она не испытывала такого сострадания. Она с радостью достала бы с неба солнце и луну со звездами впридачу, если бы только это помогло ему. Она не могла поверить, что столь благородный и искренний человек мог заслужить такую муку, но, оказывается, он уверен, что это так.
— Много лет назад, — задумчиво начал Нейл, — меня послали в крошечный городишко на юге. Я вырос в Чикаго, в армии большую часть времени провел в карауле, если не считать часов на университетской скамье. Можешь себе представить, какое впечатление произвело на меня это местечко… В городишке насчитывалось не более ста жителей и ни одной автостоянки. Я просто не мог поверить, что на свете остались такие уголки.
— А зачем тебя послали туда?
— Несколько наркобанд переправляли кокаин из Южной Америки, и мы подозревали, что самолет с грузом приземляется где-то возле этого городка. Я должен был создать себе репутацию самого отпетого негодяя, чтобы мне предложили работенку в банде.
Он поднял глаза от бифштекса и неожиданно печально улыбнулся.
— Я столько лет был уличным бойцом, но вот попал в совершенно другой мир. На другую планету. Встретил другую породу людей. Двенадцатилетний мальчишка носил мне белок на ужин. Он не мог часто ходить в школу, потому что снабжал мясом свою мать с десятью братьями и сестрами — стрелял белок и ловил кроликов. Мне казалось, что я попал в далекое прошлое человечества. Эти люди знали, как выжить в нечеловеческих условиях.
Эллис энергично кивнула. Она хотела, чтобы он рассказал как можно больше о себе, и не задумывалась, для чего, собственно, ей это нужно.
— Прошло восемнадцать месяцев, прежде чем я смог внедриться в организацию и получил доступ к операциям с наркотиками. За это время я понял многое. Понял, что наш мир вовсе не куча дерьма и что мы имеем обязательства перед ближними. Понял, что, как бы ни было туго, человек всегда сумеет выстоять, не переступая границы нравственности. Оказывается, можно выжить, не превращаясь в животное.
Со вздохом он отставил тарелку.
— Человек должен нести ответственность за свою жизнь, Эллис, и не имеет никакого значения, чего это будет ему стоить. Только это отличает его от зверя. Будем заказывать пирог?
«Человек должен нести ответственность за свою жизнь»… Всю дорогу домой звучали в ушах Эллис эти слова. И всю дорогу она думала о том, за что может нести ответственность Нейл Морфи.
Новогодняя елка во всей красоте и блеске сияла в гостиной как сказочное видение.
Стоя возле Эллис, Нейл думал о том, как сумел выдержать это. Но ведь выдержал. Каждый раз, когда ему хотелось броситься прочь из дома, он вспоминал, как Эллис садилась в машину рядом с ним. Если сумела она, значит, сумеет и он.
И вот он все еще здесь. Пусть горло его стиснуто болью, пусть сердце колотится на последнем пределе — он все еще здесь.
— Очень красиво, — оценила Эллис плод их совместных стараний и со вздохом подумала, что в душе у нее нет радости. С тех пор как умер отец, каждое Рождество напоминает ей лишь о потерях и одиночестве. Вот и сейчас, при взгляде на нарядную елку, она чувствовала, как слезы наворачиваются на глаза.
Зазвонил телефон, и Нейл рванулся к двери.
— Наконец-то.
— Перенеси телефон в кабинет, — торопливо предложила Эллис. — Там есть бумага на случай, если понадобится что-нибудь записать.
— Спасибо, — бросил он на бегу.
Эллис заколебалась. Ей очень хотелось пойти за ним, но она понимала, что Морфи предпочел бы разговаривать наедине. В конце концов хорошее воспитание победило, и женщина отправилась на кухню варить кофе.
Уже пятый час, подумала Эллис. Неудивительно, что за окном сгущаются сумерки. Снег пошел еще раньше, но лишь теперь она заметила, что поднялась метель.
Задернув бежевые шторы, она зажгла свет над подъездом и выглянула на улицу. Снег накрыл ее машину толстой белой периной и уничтожил все следы утреннего происшествия. Подхваченные ветром снежинки кружились в хаотичном танце, а возле двери гаража вырос целый сугроб. Внезапный порыв ветра ударил в стекла, они задребезжали, и старый дом вздохнул, готовясь к непогоде.
Что ж, мистер Смит прав. Похоже, выдалась действительно необычная зима. Плохая зима. Эллис прожила здесь всю жизнь, и теперь с сочувствием подумала о фермерах, о том, что же теперь они будут делать. Студеные ветры и обильные снегопады сулили большие неприятности большинству ее соседей.
Она включила радио и выслушала сообщение о приближающемся буране, узнав, что к полуночи слой выпавшего снега достигнет пятнадцати-двадцати сантиметров.
— Печально.
Голос Нейла заставил ее вздрогнуть. Она быстро обернулась.
— Наступает тяжелое время для фермеров.
— И для полицейских.
Она кивнула.
— Это был твой друг?
— Да. Кофе свежий?
— Только что сварила.
Он принес свою кружку из кабинета, налил ее до краев.
— Не знаю, поможет ли это нам, Эл, но теперь мы знаем гораздо больше, чем раньше.
— Что ты хочешь сказать? — Она взволнованно переплела пальцы.
Он прислонился к стойке и, подняв кружку, сделал большой глоток, вздохнув от удовольствия.
— Черт возьми, Рыжик, клянусь, ты варишь лучший в мире кофе!
— Я покупаю лучшие в мире зерна. Что сказал твой друг?
— Сказал, что кинжал на фотографии является грубой копией кинжалов, которыми пользовались турецкие хашшашины.
— Кто-кто… хаш…
— Хашшашины. Это, должно быть, арабское название. Означает нечто среднее между убийцей и изувером. О’Брайен говорит, что во времена крестовых походов хашшашины были чем-то вроде тайной секты. В любом случае, раз на нашем фото изображена грубая копия оригинала, значит, мы имеем дело не с музейным экспонатом.
Эллис выдвинула стул из-под стола и бессильно опустилась на него.
— Мне это совсем не нравится.
— Честно говоря, мне тоже. — Нейл отхлебнул еще кофе.
— Пентаграмму и копию кинжала когда-то использовала какая-то секта помешавшихся на наркотиках убийц, — помолчав, сказала Эллис. — Это совсем не весело.
— Если только это как-то связано друг с другом, — заметил Нейл, хотя внутренний голос подсказывал ему, что уж в этом-то сомневаться, увы, не приходится. — Ты ведь видела этот кинжал раньше? Не так ли?
Эллис, судорожно вздохнув, подняла глаза.
— Мне кажется, да, — выдавила она. — Когда… когда я увидела фотографию, мне показалось, будто меня ударили… Но, правда, я не могу объяснить этого. — Она зябко поежилась, почувствовав внезапный озноб. — Но зачем кому-то… Разве одного раза не достаточно?!
Боль, прозвучавшая в этих словах, пронзила Нейла. Теперь он твердо знал, что Эллис кто-то преследует. Никому не придет в голову шутки ради подделывать старинный кинжал. После разговора с О’Брайеном Морфи терзал один вопрос — кому на свете могло понадобиться преследовать мисс Эллис Гудинг?
Ведь в ее жизни не было даже никакого любовного романа, а значит, не могло быть и разгневанного отставкой любовника.
Но теперь он понял. Ужас, охвативший женщину при виде кинжала на фотографии, подсказал ему ответ.
Эллис Гудинг преследует человек, который едва не убил ее десять лет назад в Берли.
С наступлением ночи буран усилился. Беспрестанно дребезжали стекла, по комнатам разгуливали сквозняки. Густая снежная завеса скрыла от глаз окна соседних домов.
Эллис плотнее задернула шторы в гостиной позади разряженной елки и устроилась с книгой на диване. Нейл сразу же после ужина ушел в кабинет, сказав, что ему срочно нужно позвонить. Прошло два часа, и теперь звонить начали ему. Эллис осталась одна, мучительно мечтая забыть все, что узнала о кинжале.
Она думала, что чтение отвлечет ее, но почувствовала, что слишком измучена и хочет только одного — уснуть. Но боялась, что если закроет глаза, то кто-то набросится на нее из темноты… Воображение уносило ее в прошлое и напоминало то, что произошло вчера между ней и мужчиной в соседней комнате. Зажатой между Сциллой страха и Харибдой томления, Эллис было не до книги — она едва могла сидеть спокойно.
Ей не хватало слов, чтобы выразить блаженство, которое она познала благодаря Нейлу, и мужества честно признаться себе, что отдала бы все на свете за то, чтобы он только вошел сейчас в комнату и обнял ее. Она жаждала его ласк, томилась, мечтая о его поцелуях… Теперь-то, после прошлой ночи, она точно знала, что такое настоящее желание.
Но она Нейла совершенно не интересует… Какую боль причиняла Эллис эта мысль! Конечно же, его оттолкнуло ее вчерашнее признание. Кому нужна женщина, не способная к материнству! Как еще объяснить то, что с прошлого вечера он обращается с ней как заботливый брат! Но если теперь Нейл знает, что она не может забеременеть, что же мешает ему безо всякого риска утолить ее желание? Только то, что неполноценная женщина не может быть привлекательной для мужчины.
Эта мысль причиняла Эллис невыносимую муку, но она упорно заставляла себя смотреть правде в лицо. Лучше гордиться своей честностью, чем строить воздушные замки. Это, кстати, полезно во всех отношениях. Какая разница — переспит ли он с ней потому, что это безопасно, или будет избегать ее по той же самой причине! Все равно он уйдет. И все равно она обречена на одиночество.
Так что гораздо лучше видеть все, как есть, чем убеждать себя в том, что она такая же женщина, как и остальные.
Эллис напомнила себе притчу о бедном сапожнике и его дочке, которые были совершенно счастливы до тех пор, пока богач не пригласил их к себе на один день… До сих пор Эллис только догадывалась, что потеряла, теперь же знала все до конца. Так что, если впредь они и будут заниматься любовью, она будет знать правду. И эта правда отравит ей остаток жизни…
Морфи повесил трубку и сцепил руки на затылке. Он столкнул камень с горы, и теперь оставалось только ждать, что последует дальше. Вечер пятницы, тем более предрождественский, не лучшее время для обращения за информацией в розыскные агентства. Закон, конечно, не должен спать, но может позволить себе слегка вздремнуть в это время.
В департаменте полиции Берли вняли его настойчивой просьбе, пообещали достать папку с делом Эллис Гудинг из архива и утром выслать экстренной почтой.
Ему удалось уговорить своего приятеля в Организации по борьбе с наркотиками послать срочный запрос в центральную картотеку. Если турецкий кинжал или упоминание о нем всплывало в какой-нибудь криминальной хронике, то к завтрашнему вечеру Нейл будет знать об этом.
Кроме этого, к завтрашнему вечеру он будет знать, есть ли у кого-нибудь из жителей округа темное прошлое за плечами. Тогда можно будет приступить к настоящему расследованию.
Со вздохом Нейл откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, ожидая, когда утихнет резкая боль в пояснице. Надо бы позвонить Фрэнку домой и ознакомить его с подробностями. Вполне возможно, шериф обидится, когда узнает, какую активную деятельность он развивает за его спиной. Но Робинсон должен будет понять, что нельзя вести переговоры из кабинета, где слишком много любопытных. Фрэнк оценит его стремление сохранить покой Эллис. А кроме того, в отличие от своих помощников, шериф не был склонен к сплетням.
Надо постараться, чтобы Эллис не услышала их разговора. Она и без того напугана, так пусть этот страх служит гарантией ее осторожности, а вот о подозрениях Нейла она не должна ничего знать.
…А прошлой ночью… Морфи чертыхнулся и выпрямился. Снова разболелась спина. …Эта женщина — само искушение. Она так неопытна, так беззащитна перед водоворотом новых ощущений, так страстна, что завладела всеми мыслями Нейла.
Он никогда больше не коснется ее. Вчера, когда Эллис кинулась утешать его, Нейл не устоял перед ее близостью и своим слишком долго подавляемым желанием, но вечером, когда она захмелела от бренди, он обязан был воздержаться от соблазна. Ведь тогда он уже взял себя в руки, и то, что случилось, уже нельзя оправдать помешательством от горя. Нет никакого объяснения тому, что он усадил ее себе на колени… кроме разве что страстного желания. Кроме того, что долгие годы никто не волновал его так, если вообще когда-нибудь волновал. Помимо всего, Эллис Гудинг может совратить и святого — не то что Князя тьмы.
Морфи криво усмехнулся. С первого раза, как он увидел эту женщину — тогда она показалась ему чопорной и неприступной, — он захотел ее. С тех самых пор он откровенно мечтает увидеть ее распростертой на белых простынях, распятой тяжестью его тела, влажной и блестящей от испарины… Он мечтал о том, как будет держать ее руки, закинутые за голову, как будет целовать…
— Проклятье! — Он резко выпрямился и отогнал прочь волнующие картины. Нельзя позволять себе думать об этом, если не хочешь навлечь на себя и на Эллис большие неприятности. Займись-ка лучше делом — позвони Робинсону. И он потянулся к трубке.
— Нейл!
Пронзительный женский крик заставил его вскочить. Он бросился из кабинета и только успел распахнуть дверь, как Эллис упала в его объятия.
— Эллис? Что случилось?
Крупная дрожь сотрясала ее тело, пальцы впились в свитер Нейла, как будто Эллис хотела забраться внутрь и спрятаться там.
— Эллис?
— Нейл, Нейл, он был в маске! В ужасной, отвратительной маске!
Он обмер.
— Кто был в маске? Кого ты увидела, Эллис? Кто-то заглянул в окно?
Она замотала головой.
— Нет… нет… Я вспомнила. О Боже, я не выдержу! Я не вынесу этого!
Морфи еще крепче обнял ее, прижав ее голову к своему плечу.
— Ты вспомнила еще что-то?
Эллис кивнула.
— Я видела его, — в ужасе шептала она, — только голову и маску. И я знала, что… что ранена… и… и не могла пошевелиться. Мне было страшно… Так страшно!
Нейл понимал, что должен отвести ее на кухню, налить ей бренди, усадить за стол, сесть рядом и приготовиться слушать. Но вместо этого повел ее в спальню. То, что сейчас действительно нужно Эллис, не имеет ничего общего со здравым смыслом и предосторожностями.
— Хорошенько укутайся, — сказал он, подводя ее к постели. — Через пять минут я принесу тебе бренди.
— Но… — В глазах ее стояли ужас и смятение.
— Доверься мне, Рыжик. Вот и все. Я сейчас вернусь.
Руки тряслись. Разбитая и измученная, чувствуя себя совершенно больной, Эллис с трудом переоделась в байковую ночную рубашку и забралась в постель. Когда Нейл вошел к ней, она лежала, укрывшись до подбородка и глядя на него широко раскрытыми глазами. Он присел на край постели.
— Вот. Выпей.
— Но это уже было! — испуганно воскликнула Эллис. Она сомневалась, что выдержит повторение вчерашнего.
— Просто выпей это проклятое бренди, Эллис. — Сурово сдвинув брови, Нейл вложил рюмку ей в руку и заставил поднести ко рту.
— Я прошел через это, леди. Сначала выпей, а потом будешь говорить, пока не обессилеешь.
Первый же глоток обжег ей горло, она поперхнулась и закашлялась, но выпила все до капли.
— А зачем говорить? — хрипло спросила она и испуганно округлила глаза, увидев, что Нейл встал и вынул ремень из джинсов.
— Потому, что ты все равно не можешь сейчас думать ни о чем другом. — Уж это-то он знал точно. — Есть вещи, о которых нужно говорить до конца.
Он снял только ремень и ботинки и лег поверх одеяла рядом с Эллис.
— Свет оставить или выключить?
— Оставь, — попросила она. — Пожалуйста.
— Хорошо, — протянув руку, он сгреб ее вместе с одеялом и привлек к себе.
— Закрой глаза и говори. Расскажи мне все, что вспомнила, что чувствовала тогда, что чувствуешь сейчас.
Некоторое время она молчала. Нейл не торопил ее. Он понимал, что творится в ее душе. Слишком тяжело говорить о самом страшном, о глубоких ранах. Но именно этот ужас человеку порой бывает жизненно необходимо облечь в слова.
Нейл гладил Эллис по спине поверх одеяла, несколько раз нежно поцеловав в рыжую макушку… Странно, но только став взрослым, он неожиданно понял, как важно бывает крепко обнять того, кому больно. Но понял слишком поздно, что поцелуй и объятие могут нести облегчение.
— Я сумасшедшая, — тихо прошептала Эллис.
— Я тоже так думаю, — хмыкнул он.
— Я просто бешеная.
— Вполне созрела для отстрела.
Он почувствовал, как ее кулачок уперся ему в грудь.
— Возможно, — резко ответила Эллис. — О Нейл, ну как люди могут совершить такое? Как кто-то…
— …Как кто-то мог сделать такое с тобой? — закончил за нее он, и сам же ответил. — Что я скажу тебе, Эл? То, что это всегда было и всегда будет?.. Если люди ведут себя несколько беззаботно, я прекрасно понимаю их… Но вот продуманную, расчетливую жестокость, нет, этого я не могу понять.
— Он, должно быть, ненормальный.
— Наверное.
Она снова замолчала, и, если бы ее руки машинально не поглаживали его, Нейл подумал бы, что она уснула. Неужели она даже не замечает, что ласкает его? Нет… Она погружена в свои воспоминания. Он знал, как это нелегко. Помнил, как мучительно преследует тебя каждый клочок воспоминаний, вырванный у забвения, как ты вертишь и крутишь его, пытаясь вставить в картину, которая начинает медленно вырисовываться из тумана. Как пытаешься заполнить пустоту вокруг случайно восстановленного кусочка памяти. С каким ужасом ожидаешь прояснения неизвестного.
— У него была маска, — снова повторила Эллис после долгого молчания.
Голос ее звучал ровно. И сама она чувствовала себя гораздо спокойнее. С Морфи она была в безопасности, да и выпитое бренди давало о себе знать.
— Как ты думаешь, Нейл, зачем ему нужна была маска?
— Не знаю. Возможно, ради предосторожности, на тот случай, если кто-то увидит его.
…А может, он хотел, чтобы жертва не узнала его?
— Что это была за маска?
— Одна из тех омерзительных полупрозрачных масок, которые выглядят совсем как настоящее лицо. — Вздрогнув, она пододвинулась ближе. — Я почти разглядела его сквозь маску. Почти. Казалось, что, если бы мне удалось всмотреться повнимательнее, я увидела бы его лицо.
Нейл снова погладил ей спину, потом вытащил заколку из ее волос, распустил их и принялся нежно массировать голову, снимая боль и напряжение.
— Не противься этому, Эллис. Поверь мне, ты все равно все вспомнишь в свое время.
— Я предпочла бы забыть.
— Я знаю, знаю…
Да, он знал. И мучительно жалел Эллис, которой предстояло пройти через еще одно испытание. Он сам хотел бы надеяться, что травма головы навсегда стерла из ее памяти самые жуткие подробности той ночи.
Есть вещи, о которых не стоит вспоминать. Он знал и это. Эллис пошевелилась и снова заговорила. Голос ее превратился в еле слышный шепот:
— Когда… когда я очнулась в больнице, я… я… я не знаю, как это сказать… Я как будто…
— …Как будто проснулась в чужом теле в середине чьей-то незнакомой жизни? — снова подсказал ей Нейл.
Медленно она подняла к нему лицо, и он увидел ее измученные зеленые глаза.
— Ты и правда все понимаешь, — с облегчением сказала Эллис. — Последнее, что я помнила, — это университетская аудитория. И вдруг я в больнице — руки-ноги в гипсе и бинтах. А как было у тебя?
Его руки напряглись. Вот об этом-то он как раз и старался не вспоминать и не думать, но сейчас он чувствовал себя в долгу перед Эллис. Откровенность за откровенность.
— Кажется, пару дней я был в полном беспамятстве. Последнее, что сохранилось в моей памяти, это… ну, скажем, то, что было перед взрывом. И только где-то недели через две я начал вспоминать. И тоже вовсе не хотел этого.
— А ты… как ты думаешь, есть ли смысл вспоминать? Или это совершенно бессмысленно?
Он подумал, что у него нет точного ответа на этот вопрос.
— Не знаю, Эл, — наконец признался он. — И слава Богу, что не знаю. Возможно, это несет с собой какое-то исцеление…
По сравнению с ней он забыл тогда совсем немного. Всего лишь несколько минут, минут, полных бессильного отчаяния, которое охватило его в тот момент. Он лежал ничком и не мог пошевелиться — лежал и чувствовал запах собственной горящей кожи…
Он не хотел бы вспоминать, как подбежавший сосед стал швырять снег ему на спину, чтобы сбить пламя. Никогда не хотел вспоминать, как с высоты носилок увидел обгоревший остов машины… Обуглившийся скелет своей жизни.
Какой смысл может быть в таких воспоминаниях? Разве что датирование начала конца. Разве что всю оставшуюся жизнь хранить в памяти минуты, когда все кончилось… Кончилась жизнь.
— Мне все рассказали, когда я очнулась, — снова заговорила Эллис. — Сообщили, что на меня напали и что я находилась в очень тяжелом состоянии. У меня были переломаны обе руки и обе ноги, проломлен череп… И еще ножевые раны… Он… он… он вырезал у меня на животе какой-то символ ножом…
— Господи!
— Отец настоял на пластической операции прежде, чем я вышла из комы… И теперь даже следов не осталось. Это было… это было… — Неожиданно она начала судорожно вдыхать в себя воздух, ногти ее с силой вонзились в руку Нейла, даже сквозь толстый шерстяной свитер он почувствовал ее острые ногти. — Это была пентаграмма, Нейл!
Кровь застыла в его жилах.
— О Боже, Эллис, но почему ты ничего не сказала утром?
— П-потому что тогда я не помнила… Я слишком хорошо все забыла. И только сейчас вспомнила.
Он прижал ее к груди и распростился с надеждами остаться в стороне, не прикипеть душой к Эллис Гудинг. Она вошла в его жизнь. И теперь все в нем клокотало от бешенства и жажды мести, а сердце изнывало от желания защитить и успокоить ее.
Сомнений больше не оставалось. Никаких сомнений в том, что Эллис выслеживал изувер из ее прошлого.
И теперь она тоже знала об этом.
Буран бушевал всю ночь. Старый дом стонал и поскрипывал под яростными порывами ветра. Прошло уже несколько часов с тех пор, как Эллис уснула, а Нейл все еще сидел над ней и лишь изредка шевелился, как всегда, когда боль заставляла его переменить положение.
— Не уходи.
Сонный женский голос заставил его обернуться. Она смотрела на него, приоткрыв затуманенные дремотой глаза.
— Я только отойду в ванную, — заверил он. — Сейчас вернусь. Тебе что-нибудь нужно?
— Воды, пожалуйста.
— Сейчас.
Что ей сейчас нужно, думал Морфи, выходя из ванной и направляясь на кухню, так это хорошенько рассмеяться. Что-нибудь, что заставило бы ее хоть ненадолго забыть о своих кошмарах. Пытаясь придумать, чем бы ее развлечь, Нейл вышел на улицу проверить замки.
Сколько снегу намело! Машины буквально утонули в нем. Да, завтра никому не удастся быстро тронуться с места.
Он вернулся на кухню, налил в стакан воды со льдом и пошел в спальню. Эллис сидела на постели, опираясь на подушки.
— Спасибо, — поблагодарила она, принимая из его рук стакан.
Присев на край кровати, Нейл пристально смотрел на Эллис, пытаясь припомнить какой-нибудь забавный анекдот или еще лучше парочку…
— Ты, наверное, думаешь, что я трусливая мокрая курица, — смущенно пробормотала она. — Но я правда не хочу быть одна… С тех пор, как я вспомнила про пентаграмму…
— Ты никакая не курица, Рыжик. Как раз сейчас я думал о том, как убедить тебя больше никогда нигде не оставаться одной.
Ей нужен ангел-хранитель, бессмертный и неуязвимый, а самое главное, способный устоять перед соблазнами. Потому что сейчас Эллис была восхитительна, и над Нейлом нависла грозная опасность поддаться ее очарованию.
Роскошные рыжие волосы рассыпались по подушке, отливая золотом в свете лампы. Даже толстая байка ночной рубашки столь откровенно обрисовывала полную грудь, что оставляла слишком мало места для полета воображения, да он и не нуждался в его помощи. Ведь только прошлой ночью он ласкал эти груди, целовал эти соски, похожие на твердые ягодки малины, а Эллис со стоном прижимала к себе его голову… Нет, нет, ему не нужно ничего представлять и дорисовывать — он изведал реальность, она была во сто крат прекрасней любых мечтаний.
Но он не хотел воспользоваться беспомощностью Эллис. Когда она допила воду, он поставил стакан на ночной столик и снова занял свое место поверх одеяла. Она тут же прильнула к нему, наиболее убедительным способом демонстрируя полное доверие. Она подвергала серьезнейшему испытанию его силу воли, превращая тело Нейла в сплошное пульсирующее желание. Но он не смел обмануть ее доверие.
— Прости меня, — помолчав, шепнула она.
— Простить? За что?
— Тебе нужно спать. Несправедливо заставлять тебя охранять меня всю ночь.
— Несправедливо? — Он попробовал на вкус горечь этого слова. — Детка, справедливость придумана для невинных младенцев и мечтательных идиотов.
Его резкость смутила Эллис. У него за плечами ужасное прошлое, напомнила она себе. Раньше она не думала об этом, но теперь поняла, как мучителен был для Нейла сегодняшний разговор с ней. Ведь у него есть свои страшные воспоминания, и ее слова не могли не воскресить картины его собственной трагедии.
И вообще, одернула себя Эллис, всю эту неделю она была слишком занята собой, слишком носилась со своими переживаниями, чтобы помнить, что и у Нейла есть свои кошмары. Она не могла забыть слез, струившихся по его щекам вчера днем, и то, какой страшной болью отозвались в ее душе его страдания.
У него в прошлом есть что-то ужасное, о чем он не говорит. Она почти физически ощущала, как страшные воспоминания терзают его душу, чувствовала, как он пытается отгородиться от них. И ведь это она, Эллис, виновата в том, что его призраки воскресли и вырвались на волю.
— Нет, — спокойно возразила она, — жизнь несправедлива, это верно. Но ведь это не значит, что мы освобождаемся от обязанности поступать по справедливости.
— Маленькое одинокое пламя свечи в кромешной тьме?
…Он сказал это так грубо, с таким цинизмом… Может быть, он и сам такой? Но нет, Эллис-то знала, что это не так! Совершенно не гак. Разве всю эту неделю он не приходил ей на помощь, когда она нуждалась в ней? Разве не утешал, не успокаивал, не выслушивал ее? И разве не в его объятиях она прячется в эту долгую темную ночь?
Он говорил, что рос на улице, как бездомная собака. Но за всю свою жизнь Эллис не встречала более отзывчивого и доброго человека. Человека с таким чувством долга, какое было у Нейла Морфи. Потому что только это чувство, обостренное до предела, могло заставить его пойти на смертельный риск работы секретным агентом в память давно умершего братишки… Только прекрасный человек мог переживать свое горе так, как переживал его Нейл.
Женщина осторожно подняла голову и откинулась назад, чтобы видеть лицо Нейла. Глаза их встретились — ее нежно-зеленые и его темные и суровые. И еще медленнее, чувствуя, что тонет в сладкой истоме, она протянула руку и накрыла теплой ладонью изуродованную щеку лежащего рядом мужчины.
Когда она заговорила, голос ее был мягок и полон страстного призыва:
— Ты столько страдал…
— Не больше, чем ты…
Он очень хотел, чтобы в его словах звучало равнодушие. Он пытался быть равнодушным. Но почему-то не мог. Он не мог даже пошевелиться, чтобы освободиться от ее руки.
Так просто — одним легким прикосновением — Эллис превратила его в пленника.
Она прочла отчуждение в его глазах, почувствовала, как окаменело его тело. Нейл не разжал объятий, но Эллис ясно поняла, что что-то произошло. Что-то вдруг сделало Морфи настороженным: так собака, которую слишком много били, бежит от любого прикосновения и сжимается от ласки.
Настороженный взгляд пронзал ее насквозь, являясь отражением ее собственных страхов. Все эти годы Эллис избегала того, чего жаждала всем сердцем, избегала из страха быть вновь отвергнутой. Все эти годы она пребывала в одиночестве, ибо не смела выйти за его спасительные стены. Разве это не глупо?
Переполняемая страхом пустоты, одиночества и страстной потребностью в этом человеке, Эллис осторожно провела пальцами по его изуродованному лицу. Этим нежным прикосновением, этой бережной лаской она пыталась сказать Нейлу, что сейчас, хоть на мгновение, они смогут вместе забыть об одиночестве.
Нейл затаил дыхание. Он не понимал, чего хочет от него эта женщина. Просто не мог понять, ведь Эллис, черт возьми, слишком невинна, чтобы преследовать какую-то цель! Она наверняка уверена, что успокаивает его, а сама доводит до предела… До которого теперь остался всего лишь один шаг, со злостью подумал он.
Вчера они вместе разожгли огонь, и с тех пор никто не плеснул в него воды. Горячее пламя плясало в жилах Нейла, а Эллис своими нежными прикосновениями, своим запахом, теплом своего тела раздувала это пламя до небес.
Я не хочу, с яростью сказал себе Морфи. Я возненавижу себя за это. Я буду проклинать свою слабость, чувствовать себя последним подонком и бесчеловечным негодяем…
Но он не мог сдержаться.
Какой он сердитый, подумала Эллис. Она бы непременно испугалась, если бы не чувствовала нежную ласку его рук на своей спине. Наверное, ему неприятно, что она так бестактно напомнила ему об этих ужасных шрамах? Смущенная и пристыженная, Эллис попыталась отодвинуться, но тут Нейл повернул голову и нежно поцеловал ее ладонь.
Затаив дыхание, она подняла на него свои зеленые, широко раскрытые глаза. И вдруг поняла, что свободна. Он ничего не сделал — просто отпустил ее. Они больше не были близки, тела их больше не соприкасались. Ладонь Эллис, будто замороженная поцелуем, бессильно упала со щеки Нейла.
— Эллис, — мягко прозвучал хриплый надтреснутый голос, — если ты коснешься меня еще раз, я могу не суметь остановиться.
Он все еще давал ей возможность отступить.
Она не шелохнулась, не отодвинулась, лишь продолжала смотреть на него, затаив дыхание. И с каждым мгновением глаза ее становились все больше и все темнее…
— Скажи, чтобы я ушел, — потребовал Нейл, не зная, что еще он должен сказать, раз она не хотела воспользоваться возможностью отступить.
Нейл Морфи никогда не был джентльменом. Он был уличным бойцом — грубым и безжалостным. Мишура внешней респектабельности годилась лишь для отвода глаз. Его душе больше соответствовало бы тело свирепого викинга или беспощадного пирата. А она томилась в мире, где человек обречен постоянно сдерживать свои аппетиты, желания и прихоти в угоду общепринятым нормам. Да, он привык считаться с этими нормами как с объективной реальностью, но теперь пришел конец их власти над его душой. Все ограничения рухнули под напором растущей страсти и унеслись в водовороте желания.
Эллис не сказала ему, чтобы он ушел. Нейл видел, как бешено пульсирует жилка на ее молочно-белой шее, как судорожно рот ловит воздух. А потом… потом ее рука вернулась на его щеку — легкая как перышко и теплая. Он вздрогнул и почувствовал, как в ответ на эту ласку что-то оттаяло в самой глубине его давно оледеневшей души.
Она не понимает. Она совсем ничего не понимает. Она невинна, так невинна, что даже не замечает, какую яростную страсть и какой голод вызывает в нем. Слишком невинна, чтобы знать, на что он способен… Чтобы понять, как неразумно отдавать себя мужчине, который может только взять…
Но Нейл Морфи не был святым, чтобы отказаться от такой жертвы. Ведь он честно давал ей шанс отступить. А теперь уже слишком поздно — поздно для них обоих.
Он сорвал с нее одеяло и отбросил его. Ночная рубашка? Разве это преграда? Разве может она помешать его руке стиснуть нежную грудь, а сильному мужскому бедру прижать к постели теплое женское тело?
— Господи, я так хочу тебя, Эллис, — хрипло шепнул он ей в самое ухо. — Черт возьми, Эл…
Почему он говорит это так зло? — смутно пронеслось в ее голове. Хотя оба они еще были одеты, Нейл уже заставил ее почувствовать, будто она тонет в нем, погружаясь все глубже и глубже в его тело. Словно ее засасывает мрак — постоянный спутник этого мужчины. А потом, когда Нейл, задрожав, прижал свои бедра к ее жаждущему телу, Эллис опалил ослепительно белый огонь, и этот огонь был сердцем ночи, в которой жил Нейл Морфи.
Он не хотел ничего чувствовать. Он не хотел хотеть. Не хотел испытывать вожделение, голод или страсть. Его одинокий путь пролегал сквозь тьму, и там, на самом краю пропасти, чье имя Отчаяние, Нейл Морфи нашел надежный безопасный уступ, где можно было жить, почти ничего не чувствуя. Но теперь… теперь… О Боже, эта женщина вновь заставляет его чувствовать!
Эмоциональный взрыв был подобен извержению вулкана. Неистовство обожгло застывшую душу, развеяло ее холод. Боль рвалась сквозь все трещины — жгучая и яростная, торжествующая, насмехающаяся над всеми его жалкими запретами и барьерами. Да, он знал, что такое скорбь. Он познал ее, принял как свой крест, он не мог противиться ей… Никогда с тех пор Нейл не испытывал других чувств. Лишь теперь они вырвались на свободу и приготовились терзать его…
И тогда Эллис показалась единственным спасением.
Увидев лицо Нейла, Эллис поняла, что ей предстоит испытать отнюдь не нежное, изысканное совращение, которое рисовалось ей в девичьих мечтах о самом первом разе. Теперь в лице мужчины не читалось даже обещания ласки, с которой вчера он дал ей впервые вкусить страсть и удовольствие. Нет, беспомощно подумала она, сейчас произойдет что-то совсем другое…
Нейл выглядел так устрашающе, когда, встав с постели, рывком стащил через голову свитер. Казалось, его терзала смертельная боль, но Эллис видела, что сейчас дело не в сломанном позвоночнике. Нет, только не в этом.
Когда он взялся за молнию на джинсах, слабый голосок здравого смысла предупредил Эллис, что у нее еще осталась последняя возможность встать и уйти. Но тут, прежде чем она сумела понять, что произошло, в сердце ее что-то распахнулось и золотое тепло понимания затопило ее щедрую душу.
В тот же миг она распростилась с последними романтическими мечтами глупой юности. Она поняла, что женское тело служит не только для удовлетворения желаний мужчины и рождения его детей. Нет! Оно дарит любимому забвение. Или покой. Или счастье. Оно способно исцелить боль, которой он ни за что не захочет поделиться.
Тело женщины без слов говорит мужчине, что на этом свете есть кто-то, кто любит его — любит так сильно, что с готовностью отдает всего себя ради любимого. Если ты в беде, женское тело спрячет тебя и успокоит, укроет от жестокости жизни — пусть ненадолго, но защитит… Оно щедро дарит все то, чего мужчина никогда не попросит у женщины и едва ли сознается даже себе, как ему бывает необходимо именно это.
Эллис поняла, что то, что Нейлу сейчас нужно от нее, не имеет ничего общего с наслаждением. Но что бы то ни было, она хотела дать ему все, в чем он нуждался.
Она слабо вздохнула, когда впервые в жизни увидела, как проявляется мужское желание. Он такой… такой огромный, в ужасе подумала она. У нас ничего не получится…
А Нейл внезапно замер, откинув голову назад, стиснув кулаки. Лицо его исказила гримаса боли.
Первый раз… нашептывал холодный голос рассудка, едва различимый сквозь шум крови в ушах. Ее первый раз… Он вздрогнул и внутренне напрягся, призывая на помощь последние остатки самоконтроля.
— Эллис, — почти проскрежетал он. Хриплый голос с трудом пробивался сквозь стиснутое волнением горло. Он заставил себя посмотреть на нее. Черт возьми, в этой проклятой белой рубашке она похожа на невинную жертву, приносимую на алтарь… Ее первый раз… — Эллис, я не знаю… Я не думаю, что смею…
Голос его оборвался. Мучительная жажда ее тела заставила его замолчать. Этой жажде не было никакого дела до всех его переживаний.
Он прекрасен, подумала женщина, забыв весь свой страх в ответной лихорадке желания. Прекрасен, как темный ангел. Темно-каштановые волосы покрывали его тело, значит, голова его посеребрилась слишком рано. Каштановые завитки украшали широкую мускулистую грудь и сбегали вниз… к самой чувственной части мужского тела. А там… Эллис глубоко вздохнула и перевела взгляд на искаженное болью лицо Нейла.
— Все в порядке, Нейл, — словно сквозь стену донесся до нее собственный голос. Она протянула руку. — Все в порядке.
Сейчас она чувствовала себя щедрой, всепонимающей и всемогущей, как мать-земля. Она предлагала ему подойти и взять все, в чем он нуждался.
— Эл… О Боже, Эл…
Крупная дрожь сотрясла его тело, когда нежные теплые ладони легли на его изрубцованную спину, коснулись шрамов на ягодицах.
— Все хорошо, — шептала Эллис, — все хорошо.
Каким-то шестым чувством она знала, что так все и будет, что бы ни произошло сейчас между ними. Возможно, последующие несколько минут окажутся не очень приятными для нее, но разве это имеет хоть какое-то значение? Ведь она нужна ему!
Ее первый раз… Эти слова звучали в ушах Нейла, и он хотел, честно хотел, чтобы и ей было хорошо. Задыхаясь от нетерпения, он снял с нее ночную рубашку, едва сдержавшись, чтобы не порвать ее. И когда наконец Эллис предстала перед ним совсем нагой, он увидел стыд в ее зеленых глазах и краску смущения, залившую щеки и шею.
— Красивая, — хрипло выдохнул он. — Какая ты красивая.
Он обвел ее жадным взглядом, всю-всю — от головы до пят, чувствуя, как тело его напрягается и пульсирует при виде каждого нежного изгиба…
Большие полные груди, которые он ласкал и целовал вчера… розовые ареолы вокруг сосков и сами соски, уже набухшие и затвердевшие, зовущие его руки… но нет. Не сейчас. Еще не время.
Его взгляд скользнул ниже, к узкой изящной талии. Черт возьми, неужели она так стройна? Так изысканна? А потом его взор остановился там, где облачко огненных завитков сильнейшим магнитом звало к себе его тело.
Проклятье! В другое время он, возможно, сумел бы оценить и это. Но сейчас важнее было совсем другое…
Нейл отвел взгляд и встретился с зелеными глазами, в которых прочел борьбу стыдливости с желанием. И тогда, цепляясь за последние остатки самоконтроля, он нагнулся, чтобы поцеловать Эллис.
Как только его горячий язык коснулся ее языка, Эллис ощутила, как волна чувственности захлестнула ее, как она растворилась в ней. Каждой клеточкой своего тела она ловила его прикосновения, разжигающие желание и заставляющие ее прижиматься все сильнее и сильнее к телу Нейла, к его жару, силе… и твердости.
Руки Нейла были нетерпеливы, почти грубы, но она не замечала этого. Ей было все равно… Нет, совсем не все равно! Его нетерпение разбудило ее страсть, заставило почувствовать себя желанной. Оказывается, это так прекрасно, когда тебя хотят столь жадно, столь нетерпеливо, даже грубо. Для Эллис не имело значения, что Нейл не разменивается на нежность и ласку, что он вообще почти не считается с ее переживаниями. Потому что ничто на свете не могло сравниться с пьянящим блаженным ощущением того, что мужчина жаждет тебя… жаждет так страстно.
Впервые за десять лет Эллис чувствовала себя женщиной. Это ощущение подарил ей Нейл, так какое же тогда имеет значение то, даст ли он ей что-нибудь еще?! Благодаря ему, Нейлу, хотя бы на несколько минут она стала настоящей женщиной.
Его пальцы скользили вниз и коснулись нежных створок, покрытых огненно-нежными завитками. Женщина задохнулась, но ни единым словом не ответил он на ее безмолвный ужас. Он только продолжил ласку, и вот уже Эллис сладострастно изогнулась, плотнее прижимаясь к его телу.
С хриплым прерывистым полустоном-полусмехом Нейл припал губами к ее груди, а пальцы его длили интимную ласку — скользили, гладили, все больше и больше убеждались в готовности Эллис… и в ее неопытности.
Эллис стонала под его ласками. Она больше не чувствовала себя щедрой матерью-землей, она позабыла все, что только что так ясно представляла себе, она стала заложницей новых чувств, поглотивших ее существо. Наслаждение заполнило ее тело… интересно, почему ни в одном анатомическом учебнике не изображен нерв, соединяющий соски с лоном? Ведь должен же он быть — иначе почему каждый раз, когда Нейл касается губами ее груди, это немедленно отдается диким чувственным спазмом в низу живота.
А его пальцы… о, его пальцы, они дарят немыслимое наслаждение, будят жажду и желание. Когда Нейл наконец раздвинул ее ноги и устроился между ними, Эллис позабыла обо всех своих опасениях. Неужели она могла подумать, что это не получится?! Теперь она точно знала, что получится. Как угодно. Все равно как… все равно.
Она почувствовала, как Нейл вошел в нее… О Боже, неужели так это и должно быть?!
Острая боль моментально развеяла угар возбуждения. Судорожно вздохнув, она все же сумела подавить крик и, подняв глаза, увидела прямо над собой искаженное лицо Нейла.
Это, оказывается, совсем не приятно, думала Эллис, со страхом ощущая, как он проникает все глубже и глубже. Больше всего на свете сейчас ей хотелось, чтобы он оставил ее — немедленно, пока не стало еще хуже. О Боже, кажется, сейчас что-то порвется!
Эллис прекрасно знала, что первый раз обязательно сопровождается неприятными ощущениями, но она была совершенно не готова испытать болезненную переполненность и чувство напряженности, когда кажется, что вот-вот разорвешься… Неужели все женщины прошли через это? Неужели к этому можно привыкнуть?!
Нейл перестал проникать внутрь, и она с облегчением вздохнула, когда он начал обратное движение. Но тут же почувствовала новый толчок, потом еще, еще и еще. Она поняла, что сейчас служит лишь средством для чего-то непонятного, происходящего внутри Нейла, и ей остается лишь терпеть.
Горячая слеза упала на ее щеку. Потом другая.
Это плакал Нейл Морфи.
Ничего не изменилось, думала Эллис, глядя поверх головы Нейла на блики света на потолке. Все так же бушует за окнами буран, все так же мирно заливает комнату мягкий свет прабабушкиной лампы… Не обрушился потолок, не разверзлись доски пола, чтобы поглотить ее.
Ничего не изменилось.
Только тяжелое мужское тело прижимает ее к постели, только обнаженные тела их все еще спаяны воедино… Но теперь Эллис, пусть не до конца, но имела представление о звуках, красках и запахах этой стороны взаимоотношений мужчины и женщины. И лишилась невидимой преграды. Только сейчас Эллис поняла, каким бременем была эта преграда. Она больше не девственница.
Больше не девственница. И это прекрасно, прекрасно, даже несмотря на то, что ожидаемого чуда не произошло. Многим женщинам всю жизнь так и не удается отведать этого меда, уж это-то Эллис знала, недаром столько читала.
Плечо ее было мокрым от слез Нейла. Все кончилось неожиданно быстро: и его беззвучные безутешные рыдания и это. Господи, сделай так, чтобы его боль стала хоть немного меньше!
Эллис смертельно боялась, что Нейл сейчас встанет и уйдет. Никогда в жизни она не была так беспомощна, беззащитна и уязвима… Наверное, он испытывал то же самое. Он выдал себя — свое желание, свою боль, потерю контроля над собой. Вероятно, сейчас и ему хочется провалиться сквозь землю.
А Нейл думал о том, что раскаяние и сожаление рука об руку сопровождает человека по жизни — от первого шага и до последнего вздоха. Вот и Эллис, видимо, сейчас испытывает нечто подобное. Что же до него самого, то, кажется, никогда в жизни его раскаяние не было столь мучительным, а сожаление — столь горьким.
Он переживал, что не сумел подарить Эллис радость первого раза. Он заранее раскаивался в том, что никогда не сможет дать ей то, в чем она так нуждается и чего достойна. Пусть он не способен на любовь, но хотя бы хороший секс он мог бы подарить этой женщине!
Но не дал ничего.
Нейл прекрасно помнил, как в какой-то момент Эллис хотела, чтобы он оставил ее… Он чувствовал ее боль и замешательство, но зашел слишком далеко, чтобы остановиться. Случилось именно то, чего он больше всего боялся. И что же, черт возьми, теперь можно поделать?!
Тяжело вздохнув, Нейл приподнялся на локте и посмотрел в лицо Эллис. Она тут же вспыхнула и зажмурилась.
— Посмотри на меня, Рыжик, — хрипло потребовал он, сжав ее лицо своими большими сильными ладонями. — Ну-ка, посмотри на меня!
Ее ресницы вздрогнули и нерешительно приподнялись, краска на щеках из розовой стала пунцовой. Нейл криво усмехнулся.
— Ничего более интимного уже не произойдет, Эл.
К своему великому изумлению, она тут же почувствовала, как невольная улыбка тронула краешки ее губ, хотя смеяться ей сейчас хотелось меньше всего на свете, куда лучше было бы спрятать лицо на груди Нейла.
Безусловно, на свете уже не может быть ничего более интимного, подумала она. Каждой клеточкой своего тела Эллис ощущала волнующую близость Нейла — он все еще был в ней. Она ощущала тяжесть мужского тела. Разве может быть что-то интимнее этого?
— Прости меня. Ведь тебе было совсем не сладко.
— Я бы не сказала…
Он закрыл ее рот быстрым нежным поцелуем.
— Тебе нечего сказать. Все, что я сделал, — это лишь причинил тебе боль.
— Только чуть-чуть, — запротестовала Эллис. — А кроме того, в начале… — Ее голос задрожал, а щеки запылали еще сильнее.
— Вначале я и впрямь сумел разбудить тебя, — прошептал он. — Ты просто огонь в руках мужчины… Ты даже не представляешь, что делаешь со мной.
О Боже, вздрогнула Эллис, припомнив те минуты, когда жадная страсть Нейла заставила ее трепетать. Она прекрасно понимала, о чем он говорит, и одного лишь воспоминания об этом хватило, чтобы снова почувствовать жар и слабость.
Нейл увидел, как она взволнованно затаила дыхание, и понял, что она сохранила в памяти эти блаженные мгновения. Прекрасно! Значит, ему все же не удалось убить в ней желание, она все еще полна надежд на чудо.
Он поцеловал ее в губы и еще раз чуть повыше ключицы. А потом прижался бедрами к ее бедрам — легонько, как бы случайно, и широко улыбнулся, услышав хриплый вздох.
— Вот так, Эл, — шепнул он ей на ухо. — Давай-ка займемся тем, что не успели закончить.
Он приподнялся и опустился, потом еще раз и еще. Эллис рванулась прочь, спасаясь от того, что совсем недавно принесло ей столько разочарования.
— На этот раз все будет хорошо, Рыжик, — успокоил он. — Расслабься, и пусть произойдет то, что должно произойти.
Продолжая двигать бедрами, Нейл накрыл рукой грудь Эллис и начал ласково теребить пальцами выпуклый сосок. И, к собственному удивлению, почувствовал, что снова возбуждается. Черт возьми, Нейл Морфи, неужели тебе снова пятнадцать?! Разве так бывает в тридцать восемь?
— Положи руки мне на спину, Эллис, — прохрипел он. — Держи меня, как тогда!
Она повиновалась, наслаждаясь ощущением твердых мускулов, перекатывавшихся под ее пальцами. Нейл все еще был в ней, с каждым движением он заполнял ее все больше и больше, но почему-то сейчас в этом не было ничего пугающего. Нет… теперь это становилось все более и более приятным.
— Больно? — задыхаясь, спросил он.
— Нет… нет.
— Хорошо?
— М-м-м.
Эллис больше не лежала безжизненно и безучастно, как в начале, теперь она задвигалась сама, устремляясь навстречу Нейлу. Голова ее металась по подушке, руки до боли стиснули его ягодицы — он почувствовал острое покалывание ее ноготков. Электрический разряд пронзил тело Нейла, исторгнув глубокий стон.
— Нейл!
Он узнал этот крик. С прошлой ночи он был выжжен в его душе, с того самого раза, когда он впервые довел Эллис до вершины блаженства. Он просунул руку между их телами и, коснувшись Эллис, заставил ее снова вскрикнуть.
— О, Эл, тебе хорошо, правда? Позволь этому свершиться по-настоящему. Только позволь…
Он дышал как марафонец на последнем километре… Неужели это можно выдержать? Эллис Гудинг возбуждала его, как ни одна другая женщина никогда в жизни… Да, он был абсолютно уверен, что ни разу не испытывал ничего подобного.
Он чувствовал, как женщина напряглась под ним, неистовой яростной волной выгнувшись всем телом. Ее крик пронзил сердце Нейла. Ее руки стискивали его все крепче и крепче, ее ноги обвились вокруг его тела и… и мисс Эллис Гудинг увлекла своего Князя тьмы в пучину безумного наслаждения. Оно длилось долго, бесконечно долго. И каждая минута этого блаженства была похищена с небес.
В два часа ночи Эллис лежала в огромной старинной ванне с когтистыми лапами вместо ножек, погруженная до подбородка в теплую воду и ароматную пену.
Лениво приоткрыв один глаз, она посмотрела на спину Нейла — обнаженный, он стоял перед зеркалом, безуспешно пытаясь сбрить щетину найденным у нее лезвием. Оказывается, он вовсе не стесняется своих шрамов, по крайней мере с тех пор, как понял, что они не внушают Эллис отвращения. Она несказанно радовалась этому. Сходя с ума при мысли о страданиях, которые он перенес, она оставалась абсолютно равнодушной при виде его шрамов.
— Ч-черт! — пробормотал он. — Что за мерзость эти женские бритвы?! Как можно пользоваться такими тупыми лезвиями? И как они могут так затупиться?
— Возьми новое под раковиной, — протянула Эллис и подумала, до чего же хорошо чувствовать себя падшей женщиной.
Как прекрасно расслабленно лежать в густой ароматной пене и слушать, как абсолютно голый мужчина ворчит по поводу тупого лезвия. Ох, Эллис Гудинг, до чего же быстро пристрастились вы к подобным безрассудствам!
Нейл обернулся и посмотрел на нее, держа в руке бритву.
— Ты еще смеешь смеяться надо мной? — Он грозно сдвинул брови. — Между прочим, я бреюсь исключительно для тебя. Заруби себе это на носу!
— Я знаю. — Щеки ее горели, и их слегка саднило — и это тоже было ново и прекрасно. Интересно, со временем женщина привыкает к наждаку мужской щетины или нет? Эллис одарила Нейла ослепительной улыбкой. — Кстати, я, кажется, уже сказала тебе, где лежит новое лезвие.
Бросив бритву, он промокнул лицо полотенцем.
— Я уже закончил, Рыжик. — Опустившись на колени перед ванной, он приподнял пальцем ее лицо за подбородок и повернул к себе. — Как ты себя чувствуешь? Только честно.
— Парю, как бумажный змей, — со всей искренностью призналась она.
Его лицо разгладилось.
— Да? — ласково переспросил он и, перегнувшись через край ванны, нежно поцеловал Эллис в губы.
Она выпростала руку из душистой пенной воды и тронула пальцем его щеку. Как прекрасно, что теперь можно так свободно и просто прикоснуться к нему. Как чудесно сознавать, что этот мужчина с радостью встречает твою ласку. Конечно, эйфория скоро пройдет, Эллис прекрасно понимала это, но она понимала и то, что не променяла бы эти минуты ни на что на всем белом свете.
Хрипотца в голосе Нейла сейчас была еще заметнее, чем обычно.
— Ты скоро, Эл?
— Можешь присоединиться.
Он невольно улыбнулся.
— Возможно, я так и сделал бы, если бы вода не пахла розами. Впрочем, этот запах очень скоро все равно пропитает меня насквозь.
Эллис почувствовала, что горло ее сжалось от волнения… Неужели она опять тонет во взгляде этих всепонимающих глаз?
— Правда? — прошептала она.
— Держу пари, — шепнул он в ответ. — Этот запах въестся в каждый дюйм моего тела. Наша ночь не закончена, леди. Далеко не закончена.
Ей очень хотелось бы, чтобы эта ночь вообще не кончалась. Никогда-никогда. Но, конечно же, этого не будет. Несмотря на всю эйфорию, здравый смысл подсказывал Эллис о неизбежности конца. Но сейчас, этой ночью, она хотела жить в воздушном замке, где мужчина может любить бесплодную женщину, где мечты обретают плоть и кровь и где никогда не наступит рассвет.
— Мы занесены снегом, — шептал Нейл, целуя ее веки, щеки и подбородок. — Этим утром никто никуда не пойдет. И тебе не придется открывать свою библиотеку.
— Да, — еле слышно выдохнула Эллис, чувствуя вновь нарастающее горячее желание. Она инстинктивно сдвинула колени под водой.
— Я слишком желаю тебя, чтобы заставить терзаться сомнениями. — Голос Нейла обжег ее ухо.
— Сомнениями?
— Да, что второй раз оказался просто счастливой случайностью.
Она прерывисто вздохнула, когда его язык пробежал по краешку ее уха. Дрожь пробежала по спине, усиливая томительную тяжесть между бедрами… Он, кажется, что-то сказал? Он ждет ее ответа?
— Нет, мисс Эллис. — Голос Нейла напоминал хриплое рычание. — Я хочу, чтобы ты знала: секс — это лучшее, чем могут заняться мужчина и женщина. Я хочу, чтобы ты никогда не сомневалась в этом.
Она напряглась и задрожала, когда его рука нашла под водой ее грудь. От добавленных в воду солей кожа Эллис стала еще шелковистее, и пальцы Нейла с нежностью скользили по ней. Вот они коснулись ее соска. Эллис снова задохнулась, когда он нашел его, а потом запрокинула голову и склонила ее набок, открывая доступ к наиболее чувствительным местам шеи.
— Ты должна носить волосы распущенными, — тем временем проговорил Нейл, а губы его прочертили горячую дорожку от ее уха к плечу. — У тебя волшебные волосы, как у сказочных красавиц, огненно-золотые, как пламя.
Зажав ее набухший сосок между указательным и большим пальцами, он слегка потянул его и удовлетворенно ухмыльнулся, услышав в ответ слабый стон.
Невероятно, он снова чувствовал возбуждение! Он опять был на грани взрыва и опять не хотел сдерживаться. Как ей это удается? Как сумела эта женщина вытащить его из той безмолвной ледяной пустыни, в которой он так долго скрывался от всех на этой земле? Как сумела снова превратить в мужчину?
Князь тьмы — какое подходящее имя, думал Нейл, сладострастно смакуя каждый миг растущего возбуждения Эллис. Люди, которые при слове «ад» думают о сере и пламени, ровным счетом ничего не смыслят… Ад — это холод. И еще безмолвие…
Огонь, живущий в этой женщине, согрел Нейла, и черта с два он позволит себе теперь отказаться от нее! Не сейчас. Возможно, позже, но не теперь. Эллис притягивала его, как огонь костра — волка. Точно так же кружил он вокруг нее — все ближе и ближе, подбираясь к ее теплу, изголодавшись по свету, по смеху, по…
Он гнал от себя эти мысли. Нежная Эллис, с непокорной массой рыжих волос, теперь ты попалась, ты поймана в кольцо моих рук… твоя точеная шея — белее свежих сливок — выступает из медленно испаряющейся пены… Вот я уже вижу твою грудь, которую сжимает моя рука…
Нейл почувствовал, как бедра его свело непреодолимое желание.
— Такая сладкая, — услышал он свой хриплый голос в ответ на новый стон Эллис. — О Боже, ты самая сладкая на свете…
Нагнувшись вперед, не обращая внимания на острую боль в спине, он прижал губы к ее губам и устремился рукой вниз, под пену, в воду. Когда пальцы его коснулись рыжих шелковистых завитков, Эллис изогнулась, натянувшись как тетива.
Нейл оторвался от ее рта, задыхаясь от возбуждения.
— Не пора ли тебе вылезать, Рыжик? Пока я не забрался сюда и не доказал, на что способен старый мужчина со сломанным позвоночником?
Она задержала дыхание и медленно приоткрыла затуманенные глаза.
— Правда?
— Я чертовски близок к этому.
Она томно улыбнулась.
— Мне так приятно, когда ты так говоришь.
Неожиданно улыбнувшись, он наклонился и ущипнул ее за мочку уха.
— Сознавайся, тебе льстит, что ты заставила мужчину встать перед тобой на колени, верно?
— Только потому, что этот мужчина — ты, Нейл Морфи.
Он подсознательно отметил опасность, таящуюся в этих словах, но проигнорировал ее. Он и без того знал, что этой ночью заработал себе такую карму, что следующие пять жизней ему наверняка придется проползать ядовитой змеей. Ну и пусть!
Выпрямившись, не обращая внимания ни на свою наготу, ни на то, какое впечатление она производит на Эллис, Нейл сорвал с вешалки полотенце и протянул руки.
— Ну-ка, Венера, пришло время выйти из морской пены.
Внезапно Эллис вновь почувствовала стыд. Неожиданно ей показалось совершенно невозможным покинуть укрытие из пены под бесцеремонным мужским взглядом.
Она подняла глаза и увидела, что он улыбается. Его улыбка показалась ей почти злой.
Нейл выглядел таким молодым… Молодым и беззаботным.
— Твоя пена давно растаяла, Рыжик. Я и так вижу всю тебя целиком. Иди сюда.
Мучительно краснея, пряча глаза, Эллис встала и отвернулась, чтобы не видеть, как вода стекает с ее обнаженного тела.
— Ч-черт! — вырвалось у него. — Ты просто великолепна!
Глядя на пылающее лицо женщины, он подумал, что просто обязан убедить ее в этом. Необходимо, чтобы она поверила в это. Тем более что это была правда.
Шагнув вперед, он закутал ее в полотенце и вытащил из ванны. А потом начал медленно — чертовски медленно! — вытирать. И тут же забыв свой страх и стыд, Эллис с наслаждением отдалась этой ласке. Нейл обращался с ней как с сокровищем… как с возлюбленной. Красивой возлюбленной. Он заставил ее почувствовать себя красавицей, хотя она прекрасно знала, что не была ею.
— Я понесу тебя, — хрипло шепнул он ей на ухо, отбрасывая полотенце и прижимая к себе ее полное, обнаженное тело. — Я подхвачу тебя и отнесу в постель, прямо как Рэт Батлер. Если, конечно, хватит сил.
Он имеет в виду свою спину, с тревогой подумала Эллис и принялась его отговаривать, успев прежде поцеловать в гладкое плечо.
— Я всю жизнь до смерти боялась упасть, и сегодня мне совсем не хотелось бы испортить себе настроение.
Нейл хмыкнул и двинулся к двери.
— Вот и отлично. Ох, мисс Эллис, у меня очень серьезные планы в отношении тебя.
Он шепнул ей на ухо о своих намерениях и с радостью почувствовал в ответ чувственную дрожь, пробежавшую по телу Эллис.
— Ага, тебе нравится, как это звучит!
Его голос действует на меня ничуть не слабее, чем его ласки, поняла она. До чего же это сексуально, когда мужчина тихо нашептывает тебе на ухо о том, что собирается сделать! Услыхав такое, тетя Сара упала бы в обморок! Бедная, милая тетя Сара, смутно думала Эллис, устраиваясь под прохладными простынями рядом с Нейлом. Бедная женщина, как же много ты потеряла…
Зато Эллис не желала терять ни крупицы, даже самой маленькой. Подталкиваемая новыми, ранее неизведанными чувствами, она прижала Нейла спиной к постели и села на него верхом.
Он поднял глаза, и кривая улыбка исказила его лицо.
— Что это значит?
Эллис наклонилась и тихонько поцеловала его в губы.
— Я хочу выяснить, что возбуждает тебя больше всего.
Он тихо рассмеялся.
— Леди, меня возбуждаете вы, и только вы. Ваша походка, ваша улыбка, то, как колышутся от смеха ваши груди… Пожалуй, в вас нет ничего, что не вызывало бы во мне желания. А если и есть, то мое возбуждение не угаснет целую неделю, стоит только привлечь мое внимание к подобному феномену.
Он стиснул ее груди и принялся ласкать соски.
— Это тоже возбуждает меня, — пробормотал он, — то, как ты стонешь в моих руках.
— Но я хочу доставить удовольствие тебе! — воскликнула Эллис, когда смогла наконец обрести голос.
— Ты уже доставила мне его, детка. Еще как доставила!
Но он понял: Эллис хотела играть активную роль. Она не желала быть пассивной участницей. Ей не терпелось исторгнуть из его груди те же стоны, которые он исторгал у нее. Ей нужно было, чтобы он сказал, что ему приятно. Чтобы выдержал сладкую пытку, когда она будет искать источники его блаженства.
О, как возбуждает Эллис возможность волновать его! Когда она принялась трогать языком маленькие соски Нейла, превращая их в твердые горошины, а потом втянула их в себя, он застонал, а она почувствовала спазм наваждения, как если бы он делал это с нею.
Когда Нейл взял ее руки и прижал к своей возбужденной плоти, когда он показал ей, как ласкать его, внутри у Эллис все сжалось от пульсирующего удовольствия.
Теперь уже было невозможно определить, кто дарит, а кто получает, кто ласкает, а кто наслаждается лаской. И когда Нейл опрокинул ее на спину и нагнулся, чтобы зарыться лицом в пушистых влажных завитках, украшавших ее лоно, Эллис была уже готова отдать ему все, что он только пожелает, потому что с каждым новым ощущением она поднималась все выше и выше по спирали страсти.
Прикосновение его языка пронзило ее, как удар тока. По остроте ощущение почти граничило с болью. Она попыталась отстраниться, но Нейл крепко сжал руками ее бедра и заставил остаться на месте.
— Позволь мне, Эллис, — резко выдохнул он. — Дай мне попробовать тебя.
Боже! — смутно пронеслось у нее в голове. Его прикосновение, его голос, его приказ — все разжигало в ней огонь. Эллис никогда не представляла себе, насколько эротичны могут быть такие простые слова.
— Да. Но мне больно…
— Это ненадолго. Лишь поначалу… Эллис, сладкая, такая сладкая…
Слишком новое, слишком острое и сильное чувство моментально привело Эллис к самому краю возбуждения, и она беспомощно замерла, не зная, как вернуться обратно. А потом уже изгибалась, корчилась, царапая простыни, и в тот момент, когда, казалось, само время остановило свой бег, рухнула в сладкую бездну.
…Я никогда этого не забуду, ошеломленно думала Эллис несколькими минутами позже. Никогда не забуду, как мои бедра сжимали голову Нейла. Никогда не забуду радостный победный возглас, которым он приветствовал мой оргазм. Никогда ни за что не забуду тот миг, когда он распрямился и вошел в меня, не забуду, как судорожная дрожь сотрясла мое тело…
Я никогда не забуду, как в конце концов он, опустошенный, устало замер рядом, как вздрагивали его плечи и срывалось дыхание. Не забуду, как его имя родилось на моих губах, а мое — на его, когда мы вместе медленно возвратились в реальность.
И уж, конечно же, я никогда не забуду того мгновения, когда поняла, что люблю его.
Лежа на боку, Нейл смотрел на спящую Эллис. Ее шелковые кудри языками пламени разметались по подушке, золотые ресницы бросали тени на бледные щеки. Во сне она казалась хрупкой и слабой — полная противоположность дневной Эллис Гудинг, воплощению силы и уверенности. Со стороны никому и в голову не пришло бы, какой мягкой, теплой и совершенно беззащитной может быть эта женщина.
Он уже целую вечность смотрел на нее. Даже упрямая боль в спине казалась несущественной по сравнению с мучительным стеснением в груди. Непривычные чувства рождали это стеснение. Мисс Эллис разбередила все его старые раны лишь тем, что отдалась ему.
Он не должен был позволять ей этого. Он не должен был позволять ей сделать это еще раз. Он никогда больше не посмеет взвалить на себя ответственность за чужое благополучие. Ни за что. И он не может допустить, чтобы рухнули стены, за которыми он спрятал свою душу.
Ведь только эти стены ограждают его от безумия. По крайней мере, так ему временами казалось.
Если бы у него осталась хоть капля здравого смысла, он выскочил бы из этой постели и сделал все, чтобы эта ужасная ночь никогда больше не повторилась. Ужасная и прекрасная ночь. Если бы он не был кретином, он дал бы Эллис понять, что ей абсолютно не на что рассчитывать. Доказал бы, что способен принести лишь боль…
Но Нейл не шевелился и только смотрел на женщину, тихо спящую в мягком сиянии лампы… Титания, пришло в голову нелепое сравнение… Как глупо… и как похоже. Сказочная принцесса с огненными волосами и невероятно изящным телом доверчиво посапывала рядом с ним, и на какое-то время Морфи позволил себе забыть, что не заслуживает этого доверия.
Завтра, подумал он, и вздрогнул… Завтра придет время вновь возвратиться в свою преисподнюю.
Протянув руку, он коснулся мягкого рыжего локона. Нейл Морфи никогда не терял контроля над собой. Никогда. До сегодняшней ночи. Эллис Гудинг и несколько сестер в больнице были единственными людьми, которые видели его раздавленным и оглушенным чувствами. Он должен был испытать растерянность, страх и смущение при мысли о том, что женщина видела его, сокрушенного желанием, помутившегося от страсти, но не испытывал ничего подобного. Почему-то он знал, что Эллис будет самым надежным стражем его сегодняшней слабости.
Нейл и себя ощущал в безопасности рядом с ней. Чувство, совершенно немыслимое для мужчины, всю жизнь привыкшего рассчитывать только на себя, привыкшего к тому, что именно к нему обращаются в поисках защиты. И не то чтобы он всегда мог помочь, просто он чертовски стремился к этому.
Раздираемый странными противоречивыми чувствами, рождение которых безопаснее всего отнести просто за счет ночной близости, Нейл старался заставить себя думать о сексе, а не о своей тоске. Стремился приписать произошедшее внезапному помешательству гормонов, но только не одиночеству, только не потребности в нежности, в заботе и ласке.
Хотел он того или нет, но Эллис отдалась ему именно так — с нежностью и заботой. Она протянула руку помощи в тот момент, когда он был раздавлен внезапным приступом тоски и боли. Эллис говорила ему, что все будет хорошо. Говорила именно тогда, когда должна была бояться и искать в нем опоры и успокоения…
Нейл очень хотел бы принять все, что она так трогательно предлагала, но он знал, что не заслуживает такого подарка. Он никогда не сумеет оправдать ее надежд, тех надежд, что светились в ее глазах в последний раз. А раз так, значит, сегодня же нужно найти способ отгородиться от нее, дать ей понять, что между ними никогда больше ничего не будет.
Он должен любой ценой положить этому конец, прежде чем причинит Эллис еще более мучительную боль.
— Нейл!
О черт, следовало надеть рубашку. Он стоял на кухне в одних джинсах и смотрел, как снег покрывает темный подъезд к дому. Время приближалось к рассвету, но этого никак нельзя было сказать, глядя на улицу. Маленькая машина Эллис совершенно исчезла под белым холмом. Снег подбирался уже и к черной крыше его пикапа. А буран все продолжал бушевать, швыряя пригоршни звенящего снега в стекла.
Эллис стояла в дверях, не решаясь войти, ведь Нейл не ответил, когда она окликнула его. Не видя ее, он чувствовал ее присутствие, ощущал взгляд ее глаз на своей изуродованной спине, догадывался о ее недоумении: почему это он стоит тут у окна в темной кухне?
— Кофе горячий, — не оборачиваясь, бросил Нейл, не зная, что еще можно сказать.
Он нарочно не повернулся, надеясь, что Эллис поймет его намек.
— У тебя болит спина?
Тревога и сочувствие, прозвучавшее в этих словах, полоснули его по сердцу. Проклятье! Он не заслужил ее заботы! И уж, конечно, не сумеет расплатиться за ее нежность!
— Не больше, чем обычно.
Она неуверенно шагнула на кухню, не зная, что же теперь ей делать. Она надеялась, что наступающее утро внесет простоту и теплоту в их отношения… А может быть, они снова занялись бы любовью… Но она допускала возможность и самого худшего, и неопределенность переросла в уверенность, когда Нейл, не говоря ни слова, вылез из постели.
Вопрос лишь в том, должна ли она принять это как должное и молча смириться с неизбежным или же ей следует опередить его и сказать, что всегда знала, что у них нет будущего… Но ведь это может ранить его.
Оглядываясь на события прошедшей ночи, Эллис ясно видела, каких огромных усилий стоило Нейлу сдаться и решиться на это. Ведь она видела, как он стоял возле ее постели, борясь с желанием. Помнила, что он давал ей возможность отступить. Чувствовала силу его внутреннего сопротивления.
Нейл не хотел заниматься с ней любовью. Но ему это оказалось почему-то необходимым. А потом, когда он стал так нежен, он дал ей то, что, по его мнению, должен был дать в благодарность.
Удивительно яркая ночь сияла за окнами, кружащиеся снежинки превратили фонари в светло-золотые светильники в мерцающих ореолах. Холодное сияние лилось в окна кухни… Эллис сходила в кабинет за кружкой и налила себе кофе. Неужели она сможет вести себя так, как будто между ними ничего не произошло?
Но Нейл первым нарушил молчание.
— У всего этого нет будущего, Эллис.
— Я знаю.
Да, она знала. Всегда с болезненной ясностью знала, что никогда не будет нужна надолго ни одному мужчине. Знала это вот уже десять лет… Но Нейл, кажется, не слушал ее.
— Я не могу… — Он остановился, не в силах подобрать слова.
Эллис выдвинула стул и села, глядя в спину Морфи. Она страдала и за себя и за него, страдала так глубоко и безысходно, что сама удивлялась силе этого чувства. Неужели она способна на такие переживания?
Мы оба осуждены на муки, думала она. Осуждены по воле обстоятельств, не по своей воле… Так что же плохого в том, что мы пытались подарить друг другу хоть немного тепла?
Несколько минут прошли в томительном молчании. Только звон льдинок о стекло, только жалобные стенания ветра, мечущегося вокруг старого дома. Наконец Нейл предпринял еще одну попытку.
— У меня нет будущего, которое я мог бы предложить тебе, Эллис.
Она знала и это и никогда не смела надеяться…
— Я и не просила…
Он резко перебил ее:
— Я давно порвал все связи с небом, если, впрочем, когда-то имел их.
Смутившись, Эллис попробовала разобраться в том, что услышала.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что сказал. Я приговорен к аду.
— Нейл, о чем ты?
— Ты знаешь, что такое ад, Эллис? — голос его звучал спокойно и ровно, несмотря на наполнявшее его напряжение. — Это бесконечная, бездонная ледяная бездна. Предельная пустота сердца и души. Ничто, которое когда-то заполняли люди, которых ты любил.
Эллис прерывисто перевела дыхание, начиная понимать.
— Расскажи мне, — робко попросила она.
Он откинул голову назад и закрыл глаза, руки его сжались в кулаки. Я должен сказать ей, в отчаянии подумал он. Ради нас обоих. Должен поведать ей все, пока не стало слишком поздно. Потому что я уже почти готов принять то, что она предлагает мне.
— Это случилось накануне Рождества, — начал Нейл, и голос его был так тих и слаб, что он сам едва слышал себя. — Мы с женой только что закончили наряжать елку.
Жена?! Сердце Эллис болезненно сжалось.
— Мы одели ребятишек в комбинезоны…
Дети?! О Боже! Ей хотелось убежать, спрятаться. Она уже не хотела ничего слышать! Больше ничего!
— Младшему было всего два месяца, — бесстрастно продолжал он. — И еще две девочки. Саманте четыре года, а Келли только два… Ну и Крис. Моя жена тряслась над ним, как наседка. Она с самого начала хотела мальчика… Я-то сам больше любил девчонок. Джейн, моя жена, всегда говорила, что маленькие плутовки могут добиться от меня всего, чего угодно — так сильно я был привязан к их крошечным пальчикам. Пожалуй, так оно и было…
— Нейл…
Что она могла сказать? Что могла сделать, чтобы остановить приближавшуюся катастрофу? Ничего. Как зверь, пойманный светом автомобильных фар, она молча ждала удара…
— Мы… — Он откашлялся. — Мы собирались завезти ребятишек к друзьям и поехать за покупками. Как раз загрузили все в машину, когда я вспомнил, что оставил одну из сумок возле двери. Я вернулся в дом… — Нейл мучительно глотнул воздух. — Я был на полпути, когда в машине взорвалась бомба.
Эллис закрыла глаза… Господи, если бы только можно было избавить их обоих от такого страдания!
— Осколок попал мне в спину, — продолжал Нейл. Голос его потерял всякое выражение. — Я упал лицом в снег. И не мог пошевелиться. Сзади ревел огонь, я знал, что должен… но был парализован… Что-то горящее упало мне на куртку, она вспыхнула… Я ничего не мог сделать, чтобы спасти свою семью… Потом мне сказали, что все равно это было невозможно. Они погибли мгновенно — Голос его сорвался.
Наступила тишина.
— А крики? — спросила Эллис, осмелившись вздохнуть… Она помнила, что однажды он что-то говорил о криках.
— Мои, — ответил он. — Соседу удалось снегом сбить пламя у меня на спине. Потом мне сказали, что я кричал три дня не переставая… Сам я не помню почти ничего. — Он перевел дыхание. — Я помню, что смотрел на черные изуродованные остатки машины, когда меня уносили. Помню, — голос его снова сорвался, — что уже тогда знал, что моя жизнь кончена.
Эллис рванулась к нему, обняла сзади, прижалась крепче, зная только одно — достаточно. Никто на свете не должен один переносить такую боль. Никто не должен страдать без утешения.
— Эллис, я сказал тебе…
— Все правильно, Нейл. Ты сказал мне. Я выслушала. Не думай, что мне все равно, что это оставило меня равнодушной!
Она прижалась щекой к его спине, чувствуя грубую поверхность шрамов, судорожно вздохнула, пытаясь проглотить ком в горле, сморгнула слезы бессилия с ресниц…
— Ты выследил человека, который… который взорвал твою машину?
— Да.
— Кто это был?
— Знаешь, Эллис, вот это действительно заслуживает внимания. Мою машину взорвал брат одного из боссов наркомафии, которого я помог отправить за решетку.
— А почему это так важно? — Эллис поразил горький сарказм, звучащий в его голосе.
— Только потому, что я несу прямую ответственность за гибель моей жены и троих детей.
Эллис перестала дышать. Горечь этих слов не оставляла никаких сомнений в том, что Нейл действительно уверен в том, что говорит. Только сейчас Эллис начала понимать всю глубину трагедии.
— Но… но почему, Нейл?
— Это же просто. Они погибли из-за моей работы. Тут не может быть никакого другого объяснения. Если бы я был автослесарем или плотником, они бы… они… — Он не мог продолжать. Еще одно слово, и он снова заплачет. Он и так уже достаточно плакал.
— О нет, нет, — испуганным шепотом вскрикнула Эллис. Он не должен так считать! Не должен!
— Поверь мне, Рыжик, я достаточно думал обо всем этом. Я представлял себе опасность. Надо быть совершенным идиотом, чтобы полагать, что бандиты отомстят только мне одному. А ведь я знал, что есть люди, готовые на все, лишь бы достать меня. Вот так, Эллис. Я погубил свою семью. И был бы последним подонком, если бы посмел поставить кого-нибудь на ее место. Будь я проклят, если захочу еще раз пройти через это.
Эллис не Стала спорить, не стала доказывать, что в кошмаре, выпавшем на его долю, не виноват никто, кроме преступника. Ее собственная жизнь была лучшим доказательством этой мудрости. И еще она прекрасно понимала, что Нейл Морфи не поверит ей. Он чувствовал вину за гибель своей жены и троих детей, и никакие, пусть даже самые убедительные, доводы не смогут избавить его от этого груза.
Внутренний голос подсказывал, что ей остаётся только отступить, и чем скорее, тем лучше. Хрупкие, только что родившиеся отношения с этим необыкновенным человеком обречены на гибель, слишком много причин тому, начиная с его чувства вины и кончая ее бесплодием.
Но было уже поздно. Слишком поздно, потому что за последние два дня Эллис незаметно для себя перешла невидимую грань, за которой уже нет возврата назад. И дело не только в том, что она впервые отдалась мужчине. То, что случилось между нею и Нейлом, явилось лишь внешним проявлением перемен, произошедших в душе Эллис. Ей было поздно отступать.
И чувствуя, что боль становится невыносимой, Эллис решила просто воспользоваться ситуацией.
Шагнув вперед, она взяла Нейла за руку.
— Пойдем. — И мягко потянула его к выходу. — Пойдем со мной…
— Эллис…
— Я знаю, — коротко ответила она. — Я знаю. Это всего лишь одна ночь в твоей жизни. Ну, может быть, две-три ночи. И больше ничего. Я все знаю. Все хорошо, Нейл. Все будет хорошо, обещаю…
Морфи знал, что совершает огромную ошибку, когда покорно плелся вслед за ней в спальню. Ради нее и ради себя он должен был уйти к себе наверх. Но Эллис шептала, что все понимает, что ее это ни капельки не беспокоит и что никакого вреда не будет от того, что они немножко побудут вместе.
Как сладкоголосая сирена, она завораживала и влекла его к своей цели.
И как мужчина, он мог только повиноваться.
— До меня дошли кое-какие новости, сукин ты сын, — грохотал в трубке голос шерифа Робинсона. — Может быть, ты не откажешь в любезности и потрудишься объяснить, что, черт возьми, происходит?
Нейл откинулся на спинку кожаного кресла в кабинете Эллис и посмотрел в окно. В сером небе ветер кружил вихри снежинок. Буран продолжался, и утро не принесло надежды на скорое прекращение снегопада.
— Я собирался позвонить тебе вчера вечером, но не сумел. Ты у себя в кабинете, Фрэнк?
— Хотел бы я добраться туда! Нет, сынок, я дома, заперся в мастерской на три замка и безумно надеюсь, что Элен с девчонками не засекут меня здесь. Итак, мне звонили из Берли. Некто лейтенант Джексон из местного департамента полиции поинтересовался, действительно ли ты состоишь у меня на службе. Он сообщил о каком-то давнем дельце, которое ты потребовал выудить из архива. Я подтвердил наличие следователя по имени Нейл Морфи, а также твое требование выслать досье по почте, а не каким-либо другим способом.
— Спасибо, Фрэнк.
— Не за что. Итак, что происходит?
Секунду Нейл колебался, ему очень не хотелось говорить об Эллис, но иного выхода не было.
— Не знаю, слышал ли ты о том, что случилось с мисс Эллис десять лет назад, когда она училась в Берли?
— Естественно. Судья рассказал мне об этом, но что-то не припомню, чтобы я проговорился хоть одной живой душе в округе. Откуда ты знаешь?
— От нее самой.
— Но я был уверен, что она ничего не помнит.
— Она начала вспоминать, сказала совсем немного, но этого оказалось достаточно, чтобы она до смерти перепугалась.
— Не могу осудить ее за это, — тяжело вздохнул шериф. — Но зачем тебе понадобилось досье?
Морфи снова заколебался.
— Понимаешь, — проговорил он наконец, — я не думаю, что все последние происшествия вокруг мисс Эллис сродни детским шуткам. Я убедился в этом вчера, когда увидел пентаграмму.
— Я тоже, — перебил его Фрэнк. — Говори о том, чего я не знаю.
— Прошлой ночью Эллис рассказала мне, что мерзавец, который напал на нее тогда, вырезал ей пентаграмму на животе.
Шериф выругался.
— Но это, может быть, и не связано.
— Не думаю. Есть еще одна вещь, о которой ты обязан знать. На прошлой неделе Эллис получила по почте фотографию. Увидев ее, она пришла в ужас. Это показалось мне странным, и я отослал снимок своему другу на Восток. Так вот, вчера он сказал, что на фото запечатлена грубая копия кинжала, которым в средние века пользовались турецкие хашшашины.
— Но…
— Само по себе это, естественно, ни о чем не говорит, я понимаю. Но какого черта кто-то стал бы тратить силы и время на подделку подобной вещицы? И зачем посылать это Эллис?
Фрэнк задумчиво вздохнул.
— Чтобы напугать ее, — угрюмо выдавил он наконец. — Так же, как кроликом и пентаграммой.
— Этого-то я и боюсь. Я попросил одного старого знакомого порыться в центральной картотеке: кто знает, может быть, найдутся следы преступлений, похожих на совершенное против мисс Эллис. Кроме того, я затребовал информацию обо всех жителях округа, имеющих криминальное прошлое. Ну и, естественно, пока я не хочу спускать глаз с самой мисс Эллис.
В трубке повисла тишина, как будто Фрэнк взвешивал каждое услышанное слово.
— Я с тобой, — наконец заверил он. — Хорошенько присматривай за ней. Я могу раздобыть для тебя какие-нибудь сведения?
— Ты знаешь, возможно, что нет никакой связи между подонком, выслеживающим Эллис, и уничтожением скота Сэма, но я не могу отмахнуться и от такого предположения. Обезглавленный кролик наводит меня на эти мысли. Но в любом случае, связаны эти события или нет, было бы нелишне получить всю информацию о вертолетах и их пилотах в этом районе. Впрочем, интуиция подсказывает, что до понедельника я все равно ничего не узнаю, разве что ты сотворишь чудо.
— Я знаю шефа полиции этого округа. Давай-ка подумаем, сумею ли я заставить его пошевелиться. Что конкретно тебя интересует?
— Пилоты с криминальным прошлым. И, естественно, с определенным. Плуты и пройдохи ведь тоже бывают весьма опасны, Фрэнк. Нужно только знать, за что зацепиться…
— А как мисс Эллис отнеслась ко всему этому?
— Если не считать ночных кошмаров, она держится молодцом.
— Передай ей, что, если что-то понадобится, пусть только даст знать.
— Хорошо, Фрэнк.
Повесив трубку, Нейл продолжил созерцание ненастного зимнего дня за окном. Он чувствовал знакомую тяжесть в затылке. Это ощущение еще никогда не обманывало его. Оно означало, что события стремительно приближаются к развязке. Это было своего рода предупреждение, что нужно тщательно взвешивать каждый шаг и быть предельно осторожным, потому что вот-вот должно произойти нечто страшное.
Нейл не мог сказать наверняка, действительно ли чувствует, как преследователь приближается к своей жертве, или же просто события вчерашнего дня заставили его думать об этом.
Слишком многое произошло. Он был просто идиотом, когда дал волю своим желаниям, и трижды идиотом, когда думал, что сможет легко отступить назад, сказав Эллис, что у них нет будущего. Он сбросил ее со счетов. А теперь, проживи он хоть сто лет, все равно не забудет, как сегодня утром она взяла его за руку и увлекла в спальню, словно в мире нет ничего более естественного, чем предлагать себя мужчине, который не собирается дать тебе ничего взамен. Как будто она поняла, что и не хотела ничего, только дать ему то, в чем он нуждался.
Разве тут можно устоять?
Нейл чувствовал укоры совести, но они были слишком слабы, чтобы удержать его. Работа секретного агента притупила его чувства и эмоции, но в тот момент он действительно не хотел обманывать Эллис или пользоваться ее слабостью. Только не тогда. Только не после того, как он признался, что ему нечего предложить ей.
Он был даже немного сердит на нее за то, что она так быстро отдалась ему. Ведь она заслуживает значительно большего… Он готов был предположить, что задурил ей голову, если бы не знал, что это невозможно.
Эллис — взрослая женщина, напомнил себе Нейл. Зрелая тридцатилетняя женщина, если не старше. Она имела полное право поступить так, как поступила. Вот и все. Какое имеют значение его переживания! Конец дискуссии.
Поскольку делать ему было решительно нечего, по крайней мере до тех пор, пока не начнет поступать необходимая информация, Морфи поднялся и направился на кухню, где Эллис хлопотала над рождественским угощением.
Она радостно улыбнулась ему, давая понять, что счастлива его видеть, но ведь Нейл не заслужил ни этой улыбки, ни этой радости!
— Возьми бисквиты, — ласково предложила женщина, указывая на блюда. — Они хороши и без глазури.
Нейл налил себе кофе и мрачно уставился на Эллис, раскатывающую новую порцию теста.
— Куда тебе столько?
— Выставлю на День открытых дверей в воскресенье. Мне кажется, для этого придется работать всю неделю.
— Неужели этот праздник стоит таких хлопот?
— Думаю, да. Это правда здорово, Нейл. Все ходят друг к другу… а какие прекрасные гимны! Ведь это… — Она замолчала, подыскивая слова, а руки ее продолжали вырезать елочки из теста. — Ведь это Рождество, Нейл! Дружелюбие и радость этого праздника знаменует для меня День открытых дверей. По-моему, это лучший день рождественской недели.
Она быстро подняла глаза, вспомнив, что означало Рождество для Нейла, и прикусила губу, молча извиняясь за свою бестактность.
— Все отлично, — заверил ее он.
Черт побери, он вовсе не хотел, чтобы тень его трагедии коснулась ее! Но что он мог поделать, если она так стремилась быть участливой!
Как хотелось бы Эллис, чтобы Нейл не вел себя так холодно, так отчужденно… Как будто не было всей этой вместе прожитой недели, как будто он снова отступил в свою холодную пустыню, в которой жил до того самого дня, когда впервые проводил ее домой. Он снова стал Князем тьмы.
А почему он должен быть другим? — думала Эллис, дрожащими руками раскатывая тесто. Невозможно даже представить себе его потерю, так неужели же не ясно, что человек, переживший подобное, никогда уже не сможет полюбить?.. Но даже если бы он мог рискнуть еще раз, то уж, конечно, не ради неполноценной женщины! Не ради женщины, с которой невозможно создать настоящую семью.
Эллис прикусила предательски задрожавшую нижнюю губу. Господи, она же вовсе не хочет плакать! В отличие от Нейла, она давно уже выплакала все свои слезы… А он, чтобы не умереть от боли, просто заморозил свою душу…
Вероятно, он сказал чистую правду, и ад действительно лежит в сердце бескрайней ледяной пустыни, но ведь возможно и то, что мы сами возводим себе свой ад. Печаль нельзя отнести к холодным чувствам, а вот лед означает уже отсутствие всякого чувства. Нейл никогда не излечится, пока не испытает гнев, бешенство. Горячая ярость этих чувств опалит и расплавит лед его души…
А что потом? Возможно, он выбрал единственно правильный путь. Его боль может оказаться неизлечимой, но ведь и цена избавления слишком высока.
Долгий тяжелый вздох вырвался из ее груди, ослабив тоскливую тяжесть. Слезы ушли. Эллис взяла нож и начала вырезать рождественские колокольчики.
Что ж, надо смотреть правде в глаза — все началось еще на прошлой неделе, уже тогда она потеряла покой. Надо было раньше и лучше стеречь свои чувства. А теперь уже поздно думать о том, как избежать боли. Теперь, нравится ей это или нет, ей не остается ничего, кроме как отдать Нейлу свою любовь и заботу. Каждый человек, даже тот, у кого душа превратилась в ледяную глыбу, должен знать, что кто-то на этом свете любит его…
— Может, я сумею немного расчистить подъезд к дому, — бросил Нейл.
Он стоял лицом к окну, глядя на кружащиеся снежные вихри и почти полностью засыпанные машины. Похоже, что буран все-таки немного поутих… Или это только кажется?
— И не вздумай! — мягко запротестовала Эллис. — У меня договор с соседскими мальчиками. Их хватит удар, если они потеряют свои деньги.
— Ясно.
Ну и к лучшему, особенно если учесть боль в спине. И все же Морфи никак не мог привыкнуть к тому, что на свете есть вещи, за которые ему теперь лучше не браться. Бездействие временами выводило его из себя, и он изнывал, как тигр, запертый в тесной клетке зверинца. Вот и сейчас…
Сейчас ему нужна хорошая тяжелая работа. Обычно ее заменяла многочасовая прогулка, но нельзя же оставить Эллис одну. А она, похоже, вознамерилась напечь бисквитов на целую зверски голодную футбольную команду! Черта с два она захочет прервать это занятие.
Джейн тоже обожала рождественские хлопоты… Как и Нейл, она выросла на улице и с самого детства носила в душе мечту о настоящем Рождестве, каким оно должно быть. Этакая глянцевая яркая открытка с разукрашенной елкой, свечами, накрытым столом и счастливыми детскими рожицами. Каждый Новый год его жена воплощала в жизнь свою мечту — для него и детей.
Нейл не отвернулся от окна. Какая разница, раз уж он позволил себе вспомнить… Под Рождество дома всегда пахло точно так же — хвоей, бисквитами, кофе. В шкафах на верхних полках прятались подарки, завернутые в яркую глянцевую бумагу и фольгу. То и дело слышалось заговорщическое шушуканье и тихий смех, а в последний раз старшая дочка пришла в такое возбуждение, что никак не соглашалась ложиться спать…
Джейн и сама превращалась в ребенка, ее радостное оживление передавалось и Нейлу… Она с детьми заставила Нейла полюбить Рождество, это непередаваемое ощущение волшебства и предчувствие чего-то сказочного…
И вот теперь он стоит здесь, слепо глядя в серый вьюжный день. Странная мысль неожиданно прервала его грустные воспоминания и заставила подумать о другом.
Ведь Эллис тоже готовится к празднику. Вьет свое рождественское гнездышко с обязательными вкусными вещами, гирляндами, елкой и разговорами о добрых чувствах и ежегодном праздничном гостеприимстве. Но ведь у нее никогда не будет детей, для которых в основном и существует вся эта зимняя сказка.
Никогда в жизни она не узнает радостного волнения, с которым покупаешь новогодние подарки, предвкушая крики восторга, от которых зазвенят стекла в рождественское утро. Никогда не изведает радости, с которой прячешь свертки, никогда не будет разучивать рождественские гимны с дочуркой или сынишкой.
Он успел взять это от жизни. И хотя потерял все, но никогда не сожалел об ушедших навсегда мгновениях былого счастья, пусть цена его и оказалась немыслимо высока.
Эллис же никогда не познает этого… Она всю жизнь избегала мужчин, и только теперь Нейл понял почему.
Сколько же можно носиться только с собой, подумал он и отвернулся от окна. Пусть у Эллис никогда не будет семьи, но хоть это Рождество она не должна провести наедине с мужчиной, который ведет себя как последний подонок.
Он взял бисквит с блюда.
— Это просто сказка, Эл, — произнес Нейл с набитым ртом.
— Обычные бисквиты.
— Они великолепны. А как ты собираешься украсить их одна?
— Напрашиваешься в помощники?
Она была уверена, что он откажется.
— Естественно. Но предупреждаю сразу, я никогда не делал этого и не могу гарантировать, что не изуродую всю твою работу.
Эллис поставила в духовку новый противень и рассмеялась.
— Так и быть, сегодня не будем изображать Сикстинскую капеллу на каждом пирожном. Если бы я пекла пару дюжин для особого случая, я бы расстаралась, но абсолютно нереально украсить сказочными красотами сотни штук. Поэтому ограничимся пятнами и глазурными брызгами.
— Пятна и брызги — вот это как раз по моей части!
Радостно улыбаясь, Эллис с удивлением подумала о причине такой резкой перемены. Князь тьмы исчез, уступив место дружелюбному мужчине с широченной мальчишеской улыбкой. И даже серо-зеленые глаза, минуту назад суровые, как грозовые тучи, сейчас ласково смотрели на нее, как солнце сквозь серебристый летний дождь.
— Я разведу глазурь, а потом можешь приступать.
Когда были готовы уже сотни две бисквитов, Морфи заметил, что Эллис что-то тревожит. Она не сидела на месте, но беспокойно сновала по кухне, а когда начала в тысячный раз протирать стойку, он еле сдержался, чтобы не зарычать. Естественно, у нее более чем достаточно поводов для беспокойства, и кому же как не Нейлу знать, что в таких случаях спасает только движение.
— А почему бы нам не прогуляться? — неожиданно спросил он. — А закончить мы сможем и потом.
— Дороги наверняка превратились в снежную кашу, — заявила Эллис, взглянув в окно на продолжающийся снегопад. А ветер немного поутих.
— Не припомню такого сильного и долгого снегопада!
Нейл резко встал и выпрямился, стараясь облегчить боль в пояснице. Кольнуло так, что он не смог не поморщиться.
— Опять разболелась спина?
Он покачал головой.
— Небольшой приступ. Ну что ж, раз ты не хочешь гулять, думаю, мы сумеем найти другое занятие, чтобы отвлечь тебя.
— Отвлечь меня? — Она выглядела озадаченной.
— Естественно. — Он подошел ближе и криво усмехнулся. — Ты думаешь, что хорошо скрываешь свое настроение? Что тебя тревожит? То, что ты спала со мной? Или… или что-то еще?
Эллис ощутила ком в горле, по телу пробежал озноб — то ли от жары, то ли от холода. Как просто он заставил ее снова почувствовать себя женщиной, жадно вбирающей глазами его тело со скрытой в нем силой. Совершенно новым, женским взглядом она оценивала ширину его плеч, узость сильных бедер… и еще кое-что, спрятанное под грубой тканью джинсов.
И тут же ладони ее вспомнили ощущение горячей твердости, которую она стискивала в минуты мучительной страсти. Нейл столькому научил ее этой ночью… При одном воспоминании у нее пересохло в горле. А сколько еще она не успела пока узнать! Она еще очень неопытна, почти совсем несведуща, но сейчас, глядя на Нейла, Эллис внезапно поняла, что природа щедро наделила ее творческим вдохновением и образным видением. Слишком много сладострастных картин предстало ее воображению, слишком многое хотелось узнать о теле этого мужчины, слишком сильно влекло попробовать еще неизведанное.
А ведь всего два дня назад она наивно удивлялась, как могут люди смотреть в глаза друг другу после ночи любви. Оказалось, что это как раз вовсе не проблема. Проблема в другом — как сдержать себя и не тянуться вновь к этому телу. Эллис изнывала, буквально мучилась от желания немедленно почувствовать объятие Нейла, прижаться к гладкой горячей коже, почувствовать прикосновение курчавых волос, когда он разведет ее ноги и ляжет сверху…
Увидев желание в потемневшей глубине ее глаз, Нейл вздрогнул, как от удара. Нет, только не это. Быть сказочным принцем на празднике — это одно, а вот стать ее любовником на какое-то продолжительное время — это уже совсем другое. От этого избавьте.
Эллис и так уже у него в крови… Если он даст ей хоть слабую надежду, она войдет в его душу и тогда, когда придет время расстаться, она станет еще одной пустотой, которую нечем будет заполнить.
— Одевайся, — резко приказал он. — Мы уходим. Немедленно.
Эллис не привыкла, чтобы с ней разговаривали в таком тоне. Она чуть было не вскинулась и не наговорила в ответ грубостей, но вовремя спохватилась, заметив напряжение в его позе и жестокие болезненные складки в уголках рта.
— Какой у тебя размер ботинок? — спросила она.
Вопрос был так неожидан, что Нейл даже удивленно откинул голову.
— Что?
— Какой у тебя размер ботинок? Я хочу сказать, что ростом и комплекцией ты очень похож на моего отца… хотя, может быть, ты немного поуже. Отец был чуть шире в талии.
— Эллис, о чем ты…
— Его лыжи будут тебе чуть-чуть длинны, но только чуть-чуть. Так какой у тебя размер ботинок?
— Сорок третий.
Эллис удовлетворенно улыбнулась.
— Отлично. Приглашаю тебя на лыжную прогулку за город.
— Когда я была девчонкой, — говорила Эллис, когда они медленно выезжали из города на его черном пикапе, — мы натирали лыжи специальным воском. Отправляясь кататься, всегда таскали с собой коробку с ним. Для каждого типа снега, для каждой температуры свой воск. Бывало, за день погода менялась, тогда приходилось останавливаться, сдирать старый воск и заново натирать лыжи. А потом появились лыжи со специальным покрытием для любой погоды, и мы с отцом сразу купили себе такие. Какое счастье, что можно просто покататься на лыжах!
…И какое удовольствие просто сидеть в машине рядом с Нейлом и не дрожать как овечий хвост, мечтая поскорее выскочить вон! Удивительную легкость дарит чувство свободы от страха.
Снегоочистителям пришлось немало поработать, думал Нейл, глядя, как они едут вдоль высоченных белых сугробов. Свежий снег тут же засыпал расчищенное пространство, но в целом дорога была вполне проходимой.
— Я никогда не катался по пересеченной местности, — предупредил он свою спутницу.
— Это гораздо проще, чем просто ходить на лыжах. Я говорю не о скорости, а об удовольствии. Там, куда мы едем, горы очень пологие, так что можно не бояться упасть. Ты катался с гор?
— Немного.
— Тогда сразу почувствуешь разницу. Здесь гораздо проще сохранить равновесие. Да и лыжи наши заметно уже.
Дальше пошли совершенно занесенные снегом места, где водителям нужно было выбирать одно из двух — или толкать своего стального коня вперед, или поворачивать восвояси. Эллис объявила остановку.
Когда смолкло ворчание мотора, холодная тишина зимнего дня окружила Эллис и Нейла. Никакие звуки не доносились до них, только тихий шепот ветра, кружащего вихри снежинок. Безмолвное серое небо, снегопад, скрывающий очертания пейзажа, — вот оно, воплощение вечного покоя. Морфи чувствовал, как спокойствие проникает в самые темные уголки его души, снимая тревогу и напряжение.
Эллис тоже казалась умиротворенной. Она долго сидела, не шевелясь и не отрывая глаз от заснеженной дали.
— Вот это-то мне и было необходимо, — тихо уронила она. — Тот ужасный человек лишил меня почти всего в жизни. Я не чувствую себя в безопасности даже в собственном доме, но вот этого он у меня не отнимет. Он может убить меня, но этого не отнимет…
— Рыжик…
Но что он мог сказать ей? Он мог лишь догадываться, сколько она пережила за эту неделю. Сколько потеряла после покушения… Нейл потянулся было к ней, чтобы обнять, успокоить, но вовремя остановился. Если он коснется ее сейчас, то никогда уже не сможет уйти.
Эллис повернула к нему лицо и улыбнулась слабой, вымученной улыбкой.
— Ты ведь поймаешь его?
— Я сделаю все, что смогу.
Улыбка исчезла с ее губ, несколько секунд она молча вглядывалась в его лицо.
— Спасибо, — сказала она наконец. — Спасибо за то, что остался со мной в моем доме. Спасибо, что беспокоишься за меня.
Она отвернулась, подавив невольный тяжелый вздох.
— Да, меня осенила гениальная идея, что ни говори, — неестественно радостно воскликнула она через несколько секунд. — Пошли кататься.
Все оказалось гораздо проще, чем думал Нейл. Лыжи легко скользили по снегу, палки поспевали за лыжами, а так как Эллис не торопилась, он легко шел рядом с ней по свежему глубокому снегу.
— По лыжне, конечно, идти быстрее, — слегка запыхавшись, подбодрила она, — но мне кажется, что так гораздо приятнее.
— Тебе льстит чувствовать себя первопроходцем?
Она подняла смеющиеся зеленые глаза.
— Конечно. Как твоя спина?
— Превосходно. Очень полезно немного поупражнять ее.
На пути встречались и некоторые препятствия — негустой кустарник, низко растущие ветки, несколько здоровенных валунов. Но в целом они двигались в хорошем ритме и быстро восстанавливали скорость.
Физические упражнения и свежий воздух — вот лучшее лекарство от тревог, думала Эллис, чувствуя приятную усталость. Тишина и спокойствие зимнего пейзажа действовали успокаивающе, впервые за последнюю неделю она чувствовала, как отступили мрачные воспоминания, исчезли угрожающие тени. Впервые она могла хоть ненадолго поверить, что все в порядке и ей ничего не грозит.
Они добрались до реки Гудинг, и Эллис решила, что пришло время поворачивать обратно. Нейл колебался, глядя на каменистый противоположный берег и подножие невысоких гор. Огромные валуны выступали из-под снега. Казалось, их свалил в кучу какой-то сказочный великан… Таинственные уступы, трещины и пещеры в горах притягивали взор, манили к себе.
— Отличное местечко для поисковой экспедиции, — заметил Морфи.
— Ты попал в точку. В детстве я обожала это место. Да и не только я одна! Сколько часов проводили мы тут летом! Играли в ковбоев, в пришельцев из космоса… Нашим родителям, наверное, осточертевали вечные просьбы отправиться сюда, но время от времени кто-нибудь из них сдавался и вез нас.
— А владелец земли не возражал?
— Нет, это место не огорожено. Здесь не настолько хорошее пастбище, чтобы рисковать, ведь скот запросто может переломать себе ноги в расщелинах между скалами. Это земля Моргана, — добавила Эллис, махнув рукой вдаль. — Кажется, они не держали больше скот с тех пор, как умер старый Морган, но его внук вроде бы решил заняться скотоводством.
— Ты имеешь в виду Джефа Моргана?
Эллис покосилась на Нейла.
— А ты его знаешь?
Морфи покачал головой.
— Нет. Парнишка Сола Грина говорил о нем, когда я ездил за елкой. Сказал, что Джеф приютил у себя шайку каких-то негодяев. Ты слышала об этом?
Теперь покачала головой Эллис.
— Нет. Но это меня не удивляет.
— Почему?
— Джеф сам всегда был настоящим негодяем. Я училась с ним в одном классе и всегда его терпеть не могла. Он обычно держался в стороне, но поскольку эта земля принадлежала его деду, мы не могли не принимать его в наши игры.
Нейл усмехнулся краешком рта.
— Там, где я вырос, права собственности не играли такой роли.
— А вот у нас играли и играют. Наши родители очень строго следили за поддержанием добрососедских отношений. Мы ссорились и ругались не меньше, чем все остальные дети, но никто никогда не мог стать полностью отверженным. И уж тем более если мы хотели играть на его земле.
Она зябко передернула плечами и с благодарностью почувствовала, как Нейл обнял ее и крепко прижал к себе, защищая от ветра.
— Чем же не угодил вам юный Морган? Вас раздражала его походка или манера разговаривать либо он был из тех, кто любит командовать?
— Да, он обожал командовать, а еще он вечно шпионил за всеми. Если кто-то настучал учителю, то никто не сомневался, что это именно Джеф. Но я не знаю, когда он действительно стал негодяем. Но вот как-то раз — мы учились тогда в шестом классе — увидела, что он мучает собаку. Мучает по-настоящему, жестоко. — Эллис вздрогнула от отвращения. — И не хотел прекратить, когда я потребовала… Ну вот, тогда я и избила его, здорово избила. Двенадцатилетние девочки обычно бывают выше и крупнее своих ровесников мальчишек, ну а я-то уж никогда не была тощей креветкой, можешь мне поверить! — Она пренебрежительно дернула плечом. — И с тех пор Джеф со мной не разговаривает.
Неожиданно Нейл крепче стиснул ее плечо и прижал к себе.
— Держу пари, ты была прекрасна, Рыжик. Этакий ангел-мститель.
Он шутил, но почувствовал, как ледяной холодок пробежал по спине. Джеф Морган? Он запомнил это имя. Пригодится в дальнейшем расследовании.
Но так как оба они стояли на лыжах, обниматься было весьма затруднительно.
— Поедем вниз?
— Давай! — воскликнула Эллис, хватая его за руку. — Этой зимой долго не наступало холодов. Даже если кое-где и стал крепкий лед, то у берегов он совершенно слабый. Учти это, если не хочешь оказаться вдали от дома с мокрыми ногами.
Нейл с улыбкой посмотрел на нее.
— Я не знал этого. Разве ты забыла, что я дитя трущоб и вырос в городе?
Эллис улыбнулась в ответ, прислушиваясь к биению своего сердца. Нейл Морфи, безусловно, самый привлекательный мужчина на свете. Каждый раз при взгляде на него ее охватывала дрожь.
— Возможно, когда-нибудь ты сумеешь предупредить меня о городских опасностях.
— Возможно.
Нейл бросил последний взгляд на скалистый берег… Оказывается, в нем все еще сидит любопытный мальчишка, бредящий разведками и исследованиями. Когда последний раз он чувствовал себя ребенком?
Развернувшись, они медленно пошли вверх.
— Значит, вся твоя работа проходила в крупных городах? — поинтересовалась Эллис.
— Большей частью. В городах в основном устраиваются перевалочные пункты на пути переброски наркотиков из Юго-Восточной Азии в Южную Америку. Наша задача заключалась в отслеживании этих путей. Мало вычислить конкретного производителя или экспедитора или даже конкретный груз. Мы должны были проработать все стороны операции.
— Ты всегда внедрялся в большую организацию?
— Не всегда. Всего дважды. В большинстве случаев в этом не возникало необходимости.
— Почему? Мне казалось, что дельцы наркомафии должны очень строго хранить свои секреты, если не хотят быть пойманными.
— Так оно и есть, но только в теории. Им необходимы покупатели, и, до тех пор пока они нуждаются в них, они будут прокалываться. Всегда можно разыскать подходящего информатора и заставить его представить тебя как крупного покупателя. Сначала, конечно, боссы будут осторожничать, но и то не слишком, ведь они доверяют своему человеку. Ну а толстая пачка зеленых, как правило, развеивает последние сомнения.
— Пачка чего?
— Денег. Обычно, если речь идет о большой партии, то дилер требует показать деньги прежде, чем даже даст согласие на сделку. Ну вот, ты договариваешься о встрече, показываешь «зелень» — порой больше пятидесяти тысяч, — и дилер называет срок поставки товара. Это очень опасный момент. Не один агент был убит на этом этапе.
— Но ведь сам момент покупки, должно быть, не менее опасен?
— Не всегда, разве что дилер станет настаивать на том, чтобы ты закурил или укололся перед уходом.
Эллис резко остановилась. Нейл немедленно затормозил, осторожно заехал сбоку и встал рядом.
— Что случилось?
— Как ты мог выдержать это? Ведь если ты откажешься, то неизбежно вызовешь подозрения.
— Ну, на этот случай есть множество способов отвертеться. Я, например, всегда мог великолепно изобразить балдеж от затяжки марихуаной. А если дилер настаивает на впрыскивании, всегда можно отказаться пользоваться его арсеналом.
— Чем?!
— Арсеналом. Его шприцем и иглой. Очень просто сослаться на то, что у тебя аллергия на грязные иглы. Все зависит от конкретной ситуации, а в целом существует дюжина способов отказаться, не заронив подозрений. Ну а если все-таки твоя причина прозвучала неубедительно, надо немедленно рвать когти. Ведь ты знаешь, что тебя страхуют, и если ты не вернешься к определенному часу, то ребята придут вслед за тобой.
Эллис недоверчиво покачала головой.
— Не представляю, какую надо иметь выдержку. А ведь ты скучаешь по этой работе, верно?
Нейл отвернулся, стараясь разглядеть в снежной круговерти что-то, видимое лишь ему одному…
— Может быть… но не слишком, — помолчав, задумчиво проговорил он. — Ведь та работа тоже своего рода наркотик. Она затягивает, и тебе уже постоянно нужны острые ощущения, новые и новые дозы адреналина. А я не желаю становиться наркоманом — наркоманом любого сорта.
Обернувшись, он увидел, как вздрогнула Эллис при его последних словах.
— Поехали, Эл. Ты продрогла. Ну-ка, вперед.
Когда они добрались до машины, Эллис не смогла снять лыжи. Странно, лыжная прогулка вроде бы согрела ее, так откуда же этот озноб, дрожь, сделавшая непослушными пальцы?
— Я помогу тебе, милая. — Морфи присел на корточки и принялся отстегивать крепления. Когда Эллис наконец сняла лыжи, он обнял ее за талию. — Тебе нужно согреться. Забирайся-ка в машину, а я уберу лыжи.
…Милая… Тепло этого простого слова разлилось по телу Эллис, обогрело стылые уголки души. Если бы только он действительно думал так… Но ведь это словечко вырвалось у него чисто автоматически, дань старой привычке, не более того. Разве она не знает, что ей никогда не суждено стать милой для мужчины?
Нейл открыл дверь, помог ей взобраться на сиденье.
— Я сейчас включу печку. Ты быстро согреешься.
Через несколько минут ее заколотило уже по-настоящему, крупная дрожь сотрясала тело, несмотря на тепло в салоне. Нейл, посвистывая, укладывал лыжи, а Эллис тряслась как в лихорадке и радостно улыбнулась. Вот уж никогда не подумала бы, что Морфи умеет свистеть! Да так здорово, что она сразу почувствовала, как полегчало у него на душе.
Прежде чем занять свое место за рулем, Нейл принес теплый шерстяной плед и, не обращая внимания на слабые протесты Эллис, хорошенько укутал ее. Она чуть не разревелась — с такой нежной предупредительностью он ухаживал за ней. Слишком долго она жила без заботы и ласки…
Эллис отважно сморгнула подступившие слезы.
— Какая-то глупость, — поделилась она с Нейлом, пытаясь взять себя в руки. — В жизни меня ни разу не лихорадило после лыжной пробежки.
— Дело не в пробежке, а в событиях последней недели, — серьезно ответил он, бережно поворачивая ее за подбородок лицом к себе. — Тебя мучили кошмары, ты была так взволнована и испугана, а этой ночью спала вообще, дай Бог, часа два, и это уже из-за меня. Ты просто переутомилась, Эл. Наверное, тебе стоит прилечь, когда мы вернемся.
Они медленно ехали по направлению к городу. Нейл не больше моего торопится вернуться домой, подумала Эллис. Салон пикапа нагрелся до предела, ее дрожь улеглась, и под пледом стало душно. Сбросив его, Эллис поймала усмешку на лице Нейла. Он тут же выключил печку.
— Полегчало?
— Еще как! Спасибо.
Когда они подъехали к дому, близнецы Конрады уже заканчивали расчищать двор.
— Придется прийти завтра и сделать все по новой, мисс Эллис, — степенно заметил Тэд Конрад, — но мы решили, что вам понадобится машина, чтобы утром поехать в церковь.
— Спасибо, мальчики. Вы просто молодцы. Надеюсь, не откажетесь от бисквитов?
Когда это пятнадцатилетние мальчишки отказывались от еды, а уж тем более от сладкого? Эллис едва сдерживала смех, когда братья наконец удалились, нагруженные честно заработанными трофеями.
— Это главные игроки футбольной команды высшей школы округа? — поинтересовался Нейл.
— И звезды баскетбола по совместительству, — хихикнула в ответ Эллис.
Потом она пошла переодеться, а Нейл отправился в кабинет и закрыл за собой дверь. Сначала он позвонил шерифу.
— Получил какие-нибудь сведения?
— К сожалению, мой человек уехал в Канзас, у него родился первый внук. Ничего не вышло.
— Ясно. — Морфи крутанулся в кресле и посмотрел на медленно угасающий день. Тонкий золотой лучик протянулся через двор, светлый и радостный, как радуга после грозы. — Похоже, буран успокоился.
— Угу, — хмыкнул Фрэнк. — Я только что выглядывал из окна. Над горами небо расчистилось, так что ночь должна быть холодной и ясной. Да, кстати, Джим звонил из Денвера. Они с Нэнси сегодня не прилетят, их рейс откладывается. Сказал, что будет завтра днем.
— Отлично, — отозвался Нейл. — Сэм Каули рвет и мечет, я ведь обещал ему, что Джим займется вертолетными следами.
— Которые теперь навеки погребены под снегом, — пробурчал Фрэнк.
— К несчастью. Но, может быть, Каули немного успокоит то, что наш индеец вот-вот вернется?
— Не думаю, что его может успокоить хоть что-нибудь, кроме линчевания мерзавца. Наш Сэм спит и видит, как вздернет его на первом же суку, — скептически громыхнул шериф.
— Возможно. Что ты можешь сказать мне о Джефе Моргане?
Неожиданный вопрос застал Фрэнка врасплох, и он помолчал, прежде чем ответить.
— Джеф Морган? Что он опять отмочил?
— А он любитель отмачивать шуточки?
— Несколько лет назад мы отправили его в соответствующее заведение за вооруженный грабеж. До этого за ним тоже кое-что числилось, но дело всегда кончалось испытательным сроком. Тот грабеж был первой серьезной выходкой. Два года назад Морган вернулся и поселился вместе с бабкой на своем ранчо. С тех пор я ничего о нем не слышал. А в чем дело?
— Что еще числится за ним? — вопросом на вопрос ответил Нейл.
— Дай Бог памяти… Столько лет прошло… Увеселительная прогулка в чужой машине — тогда он позаимствовал пикап у одного из местных жителей. Судья Гудинг приговорил его к недельной отсидке в местном заведении и к полугодовому испытательному сроку… Подворовывал в магазинах… Не помню, что еще. Он был моей постоянной головной болью, Нейл, но до ограбления все его выходки укладывались в обычные для трудных подростков рамки. Я не слишком носился с этим парнем, просто пытался оградить жителей округа от его активности. Единственное, что казалось и до сих пор кажется мне странным, так это то, что его никто не любил. Большинство жителей испытывали необъяснимую неприязнь к Джефу. Но почему он заинтересовал тебя?
— Затрудняюсь ответить, — замялся Морфи. Потом со вздохом продолжил: — В общем, дело в том, что сегодня Эллис рассказала мне, что когда ей было двенадцать лет, она здорово отделала этого Моргана за то, что он мучил собаку.
— Впервые слышу, — озадаченно протянул Фрэнк.
— Не думаю, что об этом знает кто-нибудь, кроме них двоих. Морган, естественно, предпочел умолчать о драке, а Эллис не из тех, кто всюду трубит о своих подвигах. Она сказала мне, что с тех самых пор Джеф не разговаривает с ней. Мне это показалось очень странным, ведь прошло уже лет восемнадцать.
— Да-а.
Воцарилось молчание.
— Дай мне хорошенько обдумать все это, — наконец произнес шериф. — И, может быть, у меня возникнет пара вопросов. Я перезвоню тебе, но не раньше завтрашнего утра.
Повесив трубку, Нейл откинулся на спинку кресла. Может быть, это облегчит боль в спине… Он понял, что его всерьез беспокоит Морган. Конечно, глупая драка двенадцатилетних детей — это все ерунда, но тем не менее Морфи впервые наткнулся на человека, имевшего повод ненавидеть Эллис и желать отомстить ей. Понятно, что сумасшедшим не нужны причины. Самые опасные из них вообще не нуждаются ни в какой мотивировке своих поступков. Возможно, так оно и есть, но почему-то Нейлу с трудом верилось в это.
Да, это похоже на безумие. Но все же присутствует хоть какой-то повод — старая ненависть, которая не умерла за десять лет, прошедших после нападения в Берли…
Раздался тихий стук в дверь.
— Заходи, Эллис.
Дверь медленно отворилась, и женщина робко застыла на пороге.
— Прости, что отрываю тебя…
— Нет, детка, это я должен просить прощения за то, что закрыл дверь. Это твой дом, Эл. Мне нужно было только позвонить.
— Конечно. — Эллис шагнула в кабинет. Увидев, как она обхватила себя руками, Нейл сразу понял, что что-то случилось.
— В чем дело?
— Я не уверена, — тихо начала она. — Но… мне кажется, что, пока нас не было, кто-то побывал в доме.
— Я же сказала, мне просто показалось, что кто-то был здесь, — раздраженно говорила Эллис несколько минут спустя. — Если бы я была уверена, то так бы и говорила!
— Но что-то натолкнуло же тебя на такое предположение, — терпеливо возразил Нейл.
— Конечно! — Эллис взмахнула рукой и сердито взглянула на него. — Меня что-то тревожит. Это совсем не значит, что я могу указать пальцем на конкретную причину! Я просто чувствую… Ну как если бы учуяла какой-то незнакомый запах.
Нейл нахмурился.
— Возможно, так оно и есть. Может, ты и в самом деле чувствуешь чей-то незнакомый запах. Слишком легкий, чтобы определить его, но достаточно ощутимый, чтобы насторожить тебя.
Видя, что он оставил попытки вытрясти из нее конкретные признаки пребывания чужого в доме, Эллис расслабилась, откинулась на спинку дивана и разжала руки.
— Ты чувствуешь это только здесь, в спальне? — спросил Нейл.
— Здесь и в ванной. Наверху я еще не была, да и вообще не знаю, уверена ли в том, что говорю! Может быть, это просто игра больного воображения.
— Давай-ка все же поднимемся наверх, — мрачно сказал Морфи. — Вместе. Я не хочу спускать с тебя глаз, Эл.
Она сразу согласилась. Ей тоже не хотелось оставаться одной. Слишком пугающим было ощущение чьего-то постороннего присутствия в доме… Слишком отвратительно.
— Не думаю, что наш гость до сих пор находится здесь, — говорил Нейл, держа ее за руку и поднимаясь по ступенькам. — Но в любом случае, стой за моей спиной.
— А почему ты думаешь, что он ушел?
— Потому что, с тех пор как мы вернулись, он наверняка бы выдал себя.
Это было не совсем правдой, но ничего, на данный момент сгодится…
Эллис поняла, что Нейл просто пытается успокоить ее. От нее не ускользнуло, что, поднимаясь по лестнице, он все время старался держаться ближе к стене, заставляя и ее делать то же самое.
На площадке второго этажа царила полутьма. Все двери были закрыты, ничто не пропускало внутрь последние лучи заходящего солнца. Морфи нащупал выключатель, и желтый свет залил помещение.
Коридор имел форму буквы Г, и Нейл быстро протащил Эллис от запертой двери своей спальни в одном его конце до запертой двери ванной в противоположном. Завернув за угол, он открыл дверь крайней комнаты.
Нетронутая кровать, пустота под ней. Дымчатое золото заката на стенах и потолке… Морфи буквально втолкнул Эллис внутрь, а сам бегло оглядел встроенные шкафы.
— Ничего, — объявил он наконец.
— Когда я была маленькой, это была спальня родителей, — сказала Эллис.
…Как пусто и печально здесь теперь. Она старалась как можно реже заходить сюда, чтобы не расстраиваться, вспоминая, какой яркой и радостной была когда-то эта комната. Покойная мать обожала сочные веселые краски…
— Здесь никого не было, — заверила она Нейла. — Я не чувствую того, что испугало меня в моей спальне.
— Возможно, наш посетитель вообще не поднимался наверх. Может быть, он нашел то, что искал, в твоей комнате.
Эллис подняла на него глаза, в них стоял ужас.
— Может быть…
— На всякий случай проверим все остальные спальни.
Следующие две комнаты походили на первую — пустые, населенные лишь одними воспоминаниями детства. Спальня, которую теперь занимал Морфи, раньше служила комнатой для гостей.
Именно в ней они нашли следы пребывания незваного гостя. Нижний ящик комода был выдвинут. А на полу лежало то, что Нейл бережно хранил, пряча от посторонних глаз. Какие-то слова невольно сорвались с его губ — то ли проклятия, то ли молитва…
Горло же Эллис сжалось от волнения, когда она увидела большую цветную фотографию в рамке. Нейл — молодой, темноволосый, еще не изуродованный взрывом, уверенно смотрел на нее с фотографии. А впереди него стояли две смеющиеся девчушки и красивая женщина с младенцем на руках… Вне всякого сомнения, это была погибшая семья Нейла Морфи.
Какое-то время ей казалось, что она никогда больше не сможет дышать. Боль захлестнула ее, безжалостно напомнив, что любимый ею человек навсегда потерял то, чего она никогда не сможет ему дать… Он похоронил свое сердце вместе с этой женщиной и детьми, но даже если бы…
Наконец она вздохнула, потом еще раз. Сердце ее застучало неровными болезненными толчками в ритме тоски и сострадания. Эллис обернулась к Нейлу. Он замер, не отрывая глаз от фотографии, лицо его было перекошено от муки.
А потом черты лица его словно окаменели. Он расправил плечи и посмотрел на Эллис.
— Я вызываю криминалистов.
— Из-за выдвинутого ящика?
…Из-за вторжения в его внутренний мир, за осквернение его памяти, его святыни…
— Но что они могут сделать?
— Обследуют дом в поисках отпечатков пальцев и тому подобного.
— Ясно. Но я не думаю, что кроме этого…
— Эллис, этот человек приходил сюда не для того, чтобы полюбоваться на фотографию моей семьи, — перебил ее Нейл. — Ему было что-то нужно. И мы должны узнать что.
Через три часа бригада экспертов покидала дом. Они выяснили, зачем приходил сюда неизвестный…
Эллис стояла посреди гостиной, невидящими глазами глядя на новогоднюю елку… Она старалась не думать о кукле… Об ужасной кукле, которую криминалисты нашли висящей на пушистой еловой лапе. Грубая кукла, страшно изуродованная, с огненно-рыжими — ни с кем не перепутаешь! — волосами… И никаких отпечатков пальцев… Только ее и Нейла.
Дрожащей рукой Эллис нащупала выключатель и погасила свет. Она уже целый час не видела Морфи и внезапно ощутила непреодолимое желание оказаться рядом с ним. Только с ним она чувствовала себя в безопасности, даже когда он пытался сохранить дистанцию.
Решив, что Нейл, должно быть, все еще наверху, Эллис устало поднялась по ступенькам и заглянула в его спальню. Он был там. Стоял над выдвинутым ящиком комода, не отрывая глаз от лежащей там фотографии, черной от дактилоскопического порошка. Весь дом теперь был перепачкан этим порошком, но Эллис оставило это равнодушной… Как быстро воспоминания Нейла стали частью ее души, ее собственной болью…
Она подошла ближе и остановилась за его спиной, глядя на снимок. И вдруг, повинуясь какому-то наитию, наклонилась, взяла фотографию и поднесла к свету, которому та принадлежала… Бережно смахнув рукавом черный порошок, она поставила ее на комод.
Какое-то время тишину нарушало лишь хриплое дыхание Нейла.
— Какие они красивые, — наконец произнесла Эллис. — Твоя жена просто прелесть. Такая милая.
Нейл не проронил ни слова, только затаил дыхание.
— А твои дочки так похожи на тебя. Сколько здесь Крису?
Она думала, что Нейл не ответит, он так глубоко ушел в свою боль, что, возможно, вообще не слышит, о чем она говорит. Но он ответил, медленно, почти по слогам:
— Две недели. Всего две недели.
— Ты, наверное, был так счастлив, так горд.
— Мы были.
Но тут он вспомнил, что его потеря не единственный предмет для скорби в этой комнате, и обернулся. Эллис пристально смотрела на снимок. А потом ее взгляд упал на пачку фотоальбомов, которые Морфи всюду возил с собой, но никак не мог найти силы открыть.
— Как же ты страдаешь! — прошептала она. — Как это ужасно…
— Мне повезло, — ответил Нейл, зная, что это чистая правда. Он только сейчас понял это, хотя, кажется, подсознательно всегда думал именно так. — Мне повезло гораздо больше, чем многим в этой жизни.
— Повезло?! — Эллис ошарашенно уставилась на него.
— Это длилось совсем недолго, — резко бросил Нейл. — Всего восемь лет. Но зато целых семь лет у меня было все. Все! Многим людям судьба не дает и половины отпущенного мне счастья.
…Например, мне, подумала стоящая рядом с ним женщина, переведя взгляд на фотографию.
…Например, ей, подумал Нейл, и впервые то, что она потеряла, обожгло его так же сильно, как собственная боль. Прошлое осталось в прошлом, хочет он того или нет, и больше не принадлежит ему… А Эллис здесь, рядом. Он понимает, чего она ждет от него, но пока не знает, сможет ли дать ей это.
Но ведь кое-что он точно может подарить этой женщине. И это что-то заставит ее позабыть свои страхи и печали. Протянув руку, он взял фотографию и убрал обратно на самое дно ящика. Задвинул его, выпрямился и взглянул в лицо Эллис.
— Иди сюда, — позвал он. И прежде чем она успела возразить, притянул ее к себе и прижался губами к ее уху. — Я хочу тебя, — хрипло выдохнул он. — Я хочу целовать тебя всю. Хочу, чтобы ты ожила в моих руках так же, как и я вновь обрету жизнь в твоих.
Каждое слово было искрой, готовой разжечь пожар. Горечь и боль постепенно сменились желанием, дрожь возбуждения пробежала по телу Эллис, а все остальные чувства вернулись в мрачную темницу души, где им и было самое место.
— Жди меня здесь, — приказал Нейл. — Именно здесь. Я схожу, проверю, все ли заперто. Обещай, что будешь ждать?
Ее глаза встретились с его суровым настойчивым взглядом.
— Обещаю, — ответила она внезапно севшим низким голосом. — Обещаю.
Морфи обошел дом, проверил запоры на окнах и дверях. Осторожность и предусмотрительность, ставшие привычкой после уличной жизни и службы в Организации по борьбе с наркотиками, не позволяли упустить из виду ни одной мелочи.
Убедившись, что в доме можно чувствовать себя в максимально возможной безопасности, он вернулся в свою спальню — и замер.
Эллис зажгла лампу возле кровати. Ее джинсы и свитер небрежно валялись на полу.
Господи, как же ей к лицу голубой шелк и кружево! В изящном лифчике и трусиках Эллис выглядела такой пленительной, такой соблазнительной! Нейл даже растерялся, он не ожидал такого.
— Господи, Эллис! — Он пожирал ее глазами. — Говорил ли я тебе, что ты великолепна?
…Это говорит в нем его желание, не он сам, промелькнуло в голове у Эллис, но тем не менее она невольно вспыхнула под его взглядом. Она улыбнулась и расслабилась — другое, совсем другое напряжение начало расти в глубине ее тела.
Черный свитер, джинсы, трусы — все полетело на пол. Нейл лег рядом с Эллис и приподнялся на локте, чтобы лучше видеть ее. Она уже распустила волосы, и он зачерпывал полные пригоршни рыжего золота, пропуская его сквозь пальцы.
— Как огонь, — шептал он. — Сладкий, сладкий огонь… Эллис…
И наконец — как нескоро! — губы его нашли ее губы.
Эллис сходила с ума от ожидания, изнывая по его прикосновениям, запаху, по теплу сильных рук на своем теле. Прошло всего несколько часов с тех пор, как утром они оставили постель, но сейчас ей казалось, что она уже долгие месяцы томилась в одиночестве.
Ее руки сомкнулись, обхватив его тело так крепко, как он хотел и как она хотела. Ее ладони коснулись шрамов на его спине — мягкая кожа, грубые рубцы… Карта боли и потерь Нейла, подумала Эллис, чувствуя неистовое, почти болезненное стремление утешить его хоть как-то… как угодно.
— Крепче, Эллис… О Боже, крепче!
Она до боли стиснула, сжала его так, будто хотела выдавить всю боль… Язык Нейла проник в ее рот так властно и с такой страстью, которая выдавала нечто большее, чем просто желание.
Эллис хотела его ничуть не меньше. Мучительная жажда ее тоже отличалась от простого физического влечения. Ведь она любила Нейла и бесконечно нуждалась в нем.
— Нейл… О Нейл…
Она не могла молчать… но выговорить ничего, кроме его имени, тоже не могла. Когда губы Нейла коснулись ее груди через шелк лифчика, Эллис вздрогнула, мечтая о большем. Когда он схватил ее руку и увлек вниз, прижав к своей вздрагивавшей от вожделения плоти, она жадно стиснула пальцы, наслаждаясь горячей гладкой твердостью…
Хриплый смех, почти стон исторгся из груди мужчины — так безумно неопытны были ее пальцы. Неожиданно она почувствовала, как он снова, завладев ее руками, завел их за голову. Она удивленно раскрыла глаза.
— Ты сводишь меня с ума, — раздалось в ответ на ее безмолвный вопрос. Удивительным огнем сияли его серо-зеленые глаза, слабая улыбка трепетала в уголках рта.
— Это хорошо, — слабо выдохнула Эллис.
— Согласен. Но не так быстро. Не надо торопиться, Эл. Я хочу полностью насладиться тобою.
Неужели она когда-нибудь снова сможет вздохнуть? Каждый дюйм ее тела возбужденно отозвался на обещание чуда, звучащее в голосе Нейла, сиявшее в его глазах… Прошлая ночь опутала ее паутиной не изведанных ранее чувств, абсолютно новых ощущений. Слишком много различных впечатлений примешалось к главному. Сегодня все должно быть проще… и прекраснее.
Сегодня в глазах Нейла не было теней прошлого, в них не вспыхивали холодные отсветы ледяной преисподней. В них горел огонь. Происходящее между ними полностью поглотило Нейла, он всецело отдается чувству, сжигающему их обоих.
В этот миг Нейл Морфи не хотел быть никем другим, только любовником Эллис Гудинг.
И от этой мысли, слепящей вспышкой возникшей в ее мозгу, бешено забилось сердце Эллис и огонь разлился по жилам.
— Тебе чертовски идет голубой цвет, Эл, — констатировал Нейл. Он продолжал удерживать ее руки запрокинутыми за голову, но теперь только одной рукой, другая же рассеянно блуждала по ее телу, то поднимаясь к шее, то опускаясь к бедрам. — От него твоя кожа кажется еще белее, и ее хочется лизнуть… Но не сейчас.
Не сейчас. Кончиком пальца он нежно провел по ложбинке между ее грудей и удовлетворенно улыбнулся, когда Эллис беспомощно затрепетала в его руках.
— Я хочу трогать тебя всю, Эл, — выдохнул он.
— Трогай, — еле слышно позволила она.
— Где?
Он поднял глаза, в глубине которых плясали насмешливые огоньки… Князь тьмы и на уик-энде не прочь поиграть в свои дьявольские игры.
Эллис затаила дыхание, потом, смущенно зардевшись, засмеялась.
— О Нейл… ты же знаешь, что я не могу выговорить такое…
— Не можешь? Почему же?
Его палец медленно двигался по ее груди, обрисовывая сосок, который тут же затвердел и выпукло проступил сквозь тонкий шелк. Нейл обвел еще один круг, все еще не касаясь его вершинки.
— Ты хочешь, чтобы я сделал это, правда? Так почему бы не сказать об этом вслух?
Он дразнит меня, поняла Эллис, пока бешеный стук сердца заглушал доводы рассудка. Не в силах сдержаться, она изогнулась, приподнимая бедра в томительном желании… Он едва коснулся ее, а она уже позабыла все на свете.
— Как же я узнаю, что тебе приятно, а что нет, если ты не скажешь сама? — шептал он, как дьявол-искуситель.
Медленно — о как мучительно медленно! — его пальцы снова обежали вокруг ее соска, опять миновав его, игнорируя жажду, сжигающую тело Эллис. Она задрожала, жалобно застонав. Нейл улыбнулся. Эта всепонимающая улыбка заставила Эллис окончательно потерять голову.
— Ласкай меня, — задыхаясь, прошептала она. — Мою грудь!
— Хорошо, Эл, — так же прерывисто прошептал Нейл. — Все, что ты хочешь.
Его рука скользнула под шелк лифчика. Умелые, чуткие пальцы сжали сосок и тихонько потянули его. Эллис изогнулась дугой.
— Все, что тебе приятно, — успел шепнуть Нейл, прежде чем его губы накрыли ее рот, а язык жадно и властно проник внутрь.
Эллис казалось, что она утонет, утонет в жаре его тела, растворится в его запахе, в ощущении близости сильного мужского тела. Она столько читала об этих чувствах, но впервые сама испытывала их. Разве могла она когда-нибудь даже представить, какую радость может дарить мужчина, какое удовольствие прижиматься к его телу, покрытому жесткими волосами.
И тут Нейл отпустил ее руки.
Ведомая инстинктом и разгоревшимся желанием, Эллис начала сладостное изучение мужского тела. И всюду ее пальцы натыкались на твердые мускулы, спрятанные под теплой, эластичной кожей. Горло ее снова болезненно сжалось, на этот раз от восхищения силой, скрытой в этом теле. И от радости, что он делится с ней этой силой. А еще от благоговейного восхищения перед жизнью и ее чудесами.
Нейл оторвался от ее рта, потом снова наклонился и нежно обвел языком ее губы.
— Я хочу тебя, Эллис, — хрипло проговорил он, срывая с нее лифчик.
От холодного воздуха ее груди напряглись еще сильнее. Склонив голову, Нейл припал губами к тугому соску. Эллис со стоном выгнулась, забыв о недавнем благоговении.
— Отлично, Эл. — Неожиданная похвала была похожа скорее на стон одобрения. — Твои груди так прекрасны… так нежны…
Только сейчас Морфи понял, что ему хочется отдать всего себя, чтобы только подарить этой женщине блаженство. Он готов был на все, чтобы изгнать печаль из ее глаз, чтобы зажечь их радостью и восторгом.
— О Эллис, дорогая…
Он ласкал ее груди, нежно покусывал, поднимаясь все выше и выше по крутой лестнице удовольствия. Эллис чувствовала невыносимую тяжесть в низу живота — безумное напряжение, которое можно ослабить лишь одним-единственным способом…
— Трогай меня, — взмолилась она. — Пожалуйста.
— Где, детка? Где?
В отчаянии, не решаясь произнести вслух, она схватила его руку и крепко прижала к холмику, поросшему шелковыми завитками.
— Нейл… пожалуйста…
Его имя прозвучало как молитва…
— Да, да, детка… конечно.
И пальцы Нейла накрыли этот мягкий холмик, скользнули вдоль него и погрузились в сладкую горячую глубину. С полукриком-полустоном Эллис выгнулась всем телом.
— Скажи мне, — приказал он, и его язык при этом коснулся ее уха, вызывая судорожную сладкую дрожь. — Скажи мне…
Но она уже не могла говорить, а он не мог слушать. Снова и снова Эллис содрогалась под его рукой, и тело ее яснее всяких слов говорило, что это прекрасно, так прекрасно… но еще не все. Пока не все.
Мир бешено вращался вокруг них, и Эллис даже не успела опомниться, как вдруг обнаружила, что Нейл оказался внизу, а сама она сидит верхом на нем. Прежде чем она осознала, что произошло, он приподнял ее и с силой вошел внутрь. О, как глубоко! Эллис потеряла способность дышать от невыразимого блаженства.
— Скачи, Рыжик, — хрипло приказал Нейл. — Поехали.
…Когда-то он предупреждал ее, что вырос на улице, что груб и неотесан, но Эллис и помыслить не могла, что ее просто заворожит его грубость! Неприкрытый циничный приказ заставил ее затрепетать и повиноваться — безоглядно, отчаянно, без тени смущения.
Вцепившись руками в сильные мужские плечи, она начала двигаться, выжимая каждую каплю наслаждения из их переплетенных тел.
Она мчалась к самым звездам.
— Я больше не могу.
Тихий шепот Нейла зажег торжествующую улыбку на губах Эллис. Она в изнеможении упала ему на грудь, а он прижал ее крепче, не отпуская, продолжая нежно ласкать шелковую кожу ее спины, нежную округлость ягодиц. Что это было? Просто объятие? Благодарность? Обещание? Или все вместе?
— Пора готовить ужин? — робко спросила Эллис. Лишь частично эти слова были продиктованы женским чувством долга, потому что в душе ей очень хотелось, чтобы Нейл возразил.
И он, конечно, возразил.
— Забудь об этом. Если проголодаемся, подкрепимся бисквитами. Ты хочешь есть?
…Я хочу тебя. Эллис проглотила эти слова прежде, чем они сорвались с ее губ и сказали Нейлу, что он значит для нее. Оказывается, время не имеет никакого значения. За одну короткую неделю она узнала этого человека лучше, чем многих других, с которыми годами виделась чуть ли не ежедневно. Не имело значения и количество сведений, полученных о жизни Морфи. Можно узнать совсем немного, зато главное.
— Нет, не хочу, — лениво-блаженно протянула она. — Но позже мы обязательно проголодаемся.
— Тогда и подумаем о еде. Я хочу быть рядом с тобой.
Он нежно обнял ее, а потом, взяв одеяло, бережно накрыл их обоих.
— Я тяжелая.
— Не очень, Рыжик. Так приятно, когда ты лежишь вот так, на мне.
Да, очень здорово лежать вот так на тебе, согласилась Эллис… Там, снаружи, за границей теплого кокона одеяла, теснились мучительные вопросы, прятались непонятные страхи и тени немыслимых потерь… Но сейчас Эллис не хотелось ничего знать о них. Мгновения, украденные у вечности, принадлежали ей, и только ей, и они останутся с нею до конца ее дней. Никто на свете не сможет отнять их у нее.
И тут внизу зазвонил телефон.
— Нет, — недовольно пробормотала Эллис, почувствовав, как напрягся Нейл.
— Я должен подойти, Эл. Может быть, это Фрэнк. — Он поцеловал ее в лоб. — Я сейчас вернусь.
Вздохнув, она соскользнула с него и, опершись на локоть, смотрела, как Нейл быстро натягивает джинсы. Потом он выскочил за дверь.
Повернувшись на спину, Эллис уставилась в потолок, пытаясь сосредоточиться на одной-единственной мысли: до чего же ей сейчас хорошо. Какую радость подарил ей Нейл. Какое блаженное тепло и усталость испытывает каждый мускул ее тела…
Но почему-то ничего не получалось.
Тогда Эллис сказала себе, что пошла на все это с открытыми глазами, что готова заплатить самую высокую цену за свою любовь и хотя живет сейчас в воздушном замке, но полностью отдает себе отчет в этом. Когда Нейл уйдет, а она снова останется одна, ей придется только смириться с этим.
Но она выдержит, справится… Она же точно знает, что ни на какие сокровища мира, ни на что на свете не променяла бы сказку, которую поведал ей Нейл. Князь тьмы подарил ей вихрь волшебных ощущений. И цена этого подарка — ее сердце. Что ж, она выдержит. Должна выдержать. И никогда не пожалеет об этом.
Но сейчас, когда она лежала одна, ожидая возлюбленного, призрачные тени снова обступили постель, подбираясь все ближе и нашептывая о немыслимой цене счастья. Холодное дуновение погасило слабое пламя счастья, печаль заняла место радости…
Дверь распахнулась, и Нейл подошел к кровати. Как он необыкновенно привлекателен, подумала Эллис. Честно говоря, все в нем казалось ей немыслимо сексуальным — начиная от широких плеч и кончая узкими бедрами и мускулистыми ногами. Никогда раньше она не подозревала, что у мужчин могут быть такие длинные, сильные ноги!
Морфи присел на край постели и улыбнулся, когда Эллис запустила пальцы в волосы на его груди.
— Это Фрэнк? — спросила она.
— Нет. — Улыбка исчезла с его лица. — Это немой.
— Немой? — Ее глаза недоуменно округлились.
— Ну знаешь, один из тех идиотов, которые звонят, а потом молчат и дышат в трубку.
— О! Этот немой уже звонил сюда пару раз!
— Тебе? — Нейл нахмурился. — Ты должна была сказать мне об этом.
— Зачем? Что бы ты сделал? Ясно ведь, что ничего! — Она задумчиво улыбнулась. — Это просто какой-то мальчишка, которого я отчитала в библиотеке.
Он нахмурился еще сильнее.
— Или человек, который досаждает тебе своими выходками. Тот, который побывал здесь сегодня.
Эллис вовсе не хотела думать об этом. Она гнала от себя прочь мысли об ужасной кукле и ненависти, которой дышала последняя выходка неизвестного.
— Нейл, но он же не может причинить мне вред по телефону.
Морфи задумчиво покачал головой, потом тяжело вздохнул.
— Нет, конечно же, нет. Но с каждым днем он становится все наглее. Да ты и сама заметила это.
— Да.
Эллис закрыла глаза, пальцы ее на груди Нейла сжались в кулак.
— Заметила. Но что же я могу поделать, Нейл? Вот ты говоришь… Я ведь не могу спрятаться, не могу убежать… не могу ничего… Только ждать и надеяться, что ты защитишь меня, если он придет сюда. И больше ничего! Господи…
Нейл сгреб ее с подушек, прижал к груди. Судорожно всхлипывая, она уткнулась ему в плечо.
— Я буду с тобой, Эллис, — сказал он.
Это была клятва.
Светлый период его жизни закончился ночью. После нескольких вполне сносных дней Нейл проснулся от приступа жестокой боли. Невольный стон вырвался из его груди, прежде чем он успел подавить его. Он заставил себя повернуться лицом вниз и молча терпеть. Ведь это его долг — стойко сносить очистительные муки тела во искупление проклятия, лежащего на душе.
— Черт! — выдохнул он, когда боль раскаленным копьем пронзила спину и отдалась в ноге. Он должен встать. Пройтись… Но нельзя оставлять Эллис одну. Нельзя рисковать ее безопасностью.
Он не вынесет риска потерять ее.
Эта мысль слепящей молнией вспыхнула в его голове. Не вынесет риска потерять ее! Господи, да ведь он не заслуживает ее! Она сама не захочет, чтобы он остался с ней.
Ведь он так изуродован, так болен… так разбит, раздавлен своими потерями, что порой не знает, зачем вообще живет… Какой женщине нужен такой мужчина?
Нет, он недостоин мисс Эллис. Недостоин ее нежности, ее света, ее тепла, ее заботы. Вообще недостоин ничего — ведь он даже не сумел спасти свою семью…
Но он не потеряет Эллис! Нет, он будет рядом, когда ей потребуется зашита. Именно поэтому он лежит сейчас здесь вместо того, чтобы попытаться успокоить боль прогулкой… Ради Эллис он вжимается в матрац, вместо холодного равнодушия зимней ночи, привычного одиночества и долгих миль пустынных улиц.
Но ведь это же безумие, думал Нейл. Разве не помешательство считать, что телесными муками можно искупить вину за гибель жены и детей? Даже его бывший шеф однажды сурово отчитал его, и все из-за того, что Морфи упорно видел себя виновником происшедшей трагедии.
— Если тебе так необходимо обвинить кого-нибудь, — яростно орал тогда шеф, — то обвини этого чертового придурка, копа, который позволил Лэрри Сантино узнать твое настоящее имя! Обвини того, кто сделал бомбу! Или того, кто подложил ее в твою машину, наконец. Но ты не смеешь винить себя в том, что в меру сил пытался делать то, что должен был делать!
Шеф был прав… Умом Нейл понимал это. Вот только ноющее сердце и опустошенная душа оказались невосприимчивы к доводам рассудка. Как бы глупо и нелогично ни казалось это со стороны, Морфи по-прежнему считал себя одного виновным в случившемся. Порой он видел в этом известную долю эгоизма.
Ведь он сделал не больше того, что каждый день делают тысячи безвестных агентов… Просто, к несчастью, именно он отправил в тюрьму Тони Сантино. Если бы не он, это сделал бы другой агент… и тогда взорвался бы другой автомобиль. Таковы правила игры. Вот и все.
Но если бы он не был агентом, тогда бы…
Именно эта мысль терзала его. Если бы он был электриком, шофером или фармацевтом, Джейн и ребятишки были бы живы.
Возможно. Если бы слепая судьба не вовлекла бы их в другую смертельную игру… Автокатастрофа. Торнадо. Или маньяк, вроде того, который выслеживает Эллис.
Подавив стон, он повернул голову, чтобы взглянуть на спящую рядом женщину. Он слышал ее тихое спокойное дыхание, чувствовал тепло ее тела, проникающее в самые отдаленные уголки его существа. Она достойна лучшего, чем Нейл Морфи. Неизмеримо лучшего.
Но Нейл чувствовал, что не в силах сопротивляться этой женщине. Неистовство их стремительного сближения покорило бы и куда более сильного человека. А кроме этого, было и еще кое-что, действующее гораздо сильнее, — доброта, мягкость, забота. Всем этим щедро одарила его Эллис. Она разрушила стены его одиночества, теплым бальзамом доброты врачевала душевные раны.
Заставила его думать, что, может быть, он и не зря выжил тогда, в адском пламени… Может, жизнь все-таки стоит того, чтобы ее прожить. А может, он и сам чего-то стоит в этой жизни…
Ему нужна Эллис. Потребность в ней невозможно объяснить только сексуальным влечением, которое он испытывал. Еще одна бездна разверзлась в душе Морфи, как прообраз того, что уготовила ему судьба в будущем. Потому что мисс Эллис ни за что не захочет ее заполнить.
Боль раскаленной бритвой полоснула спину, и Нейл снова не сумел сдержать стон. Женщина зашевелилась рядом с ним.
— Нейл? — сонно пробормотала она.
— Все в порядке, Эллис, — сдавленно прошипел он. — Спи.
Она повернулась и, протянув руку, дотронулась до его плеча.
— Болит?
— Да. Как обычно. Спи же, спи.
На какое-то время она замерла, теплые пальцы застыли на его плече. Но когда Нейл решил, что она опять уснула, Эллис зашевелилась снова.
— Спина? — участливо спросила она низким со сна голосом.
— Как обычно, Эл. Постарайся уснуть, милая.
— Вот это мне нравится, — прошептала она.
— Что тебе нравится?
— Когда ты называешь меня милой.
— О черт! — выдохнул Нейл, чувствуя, что пропал.
Видите ли, ей нравится, когда он называет ее милой! А ведь не прошло и недели с того дня, когда она устроила скандал из-за того, что он посмел назвать ее просто по имени. Тогда это показалось ей слишком фамильярным. А он объяснил, что фамильярно звучало бы, например, обращение «дорогая»…
Нейл вздохнул, пытаясь отогнать невеселые мысли о том, как много всего произошло и еще произойдет между ним и Эллис.
— А как насчет любимой? Нет возражений?
Он хотел бы назвать ее так. Любимая. Никогда никого на свете не назвал он этим именем, даже Джейн. Но сейчас именно чувство любви испытывал он к Эллис. Угрызения совести не заставили себя долго ждать, но на этот раз они явно были бессильны достучаться до его души.
— Да, — раздался шепот в ответ. — Мне нравится это. Если ты действительно так думаешь.
Грудь ее сжалась от волнения… А Нейл понял, что не смеет ответить. Ведь тогда придется сказать всю правду, и Эллис почувствует себя обязанной остаться с ним…
Нейл Морфи не нуждался в нежных словах и жарких клятвах, данных среди ночи, в полусонной интимности теплой постели. Если когда-нибудь… Если когда-нибудь он захочет, чтобы Эллис вошла в его жизнь, он предложит ей это при ярком свете дня. Чтобы она видела все его шрамы, чтобы от нее не укрылся ни один из его недостатков. И если, несмотря на все это, она признает его достойным…
А Эллис и не ждала ответа. Она знала, что не услышит его. Ведь она не та женщина, которую мужчина сможет когда-нибудь назвать любимой… Но Нейл страдал, и она чувствовала, как ужасно он страдает. Сбросив одеяло, Эллис встала на колени рядом с ним.
— Эл?
— Ш-ш-ш. Тебе нужен небольшой массаж.
Ее руки легли ему на спину и принялись с неожиданной силой прощупывать ее, ища узлы и уплотнения. Новый стон вырвался из его груди, на этот раз стон облегчения.
— Боже, как хорошо, — пробормотал он. — О Эл…
— Ш-ш-ш… просто расслабься. Не мешай мне.
Как чудесно, что можно свободно сделать это. Еще вчера она не посмела бы коснуться Нейла без разрешения, а теперь склонилась абсолютно голая над обнаженным мужским торсом и яростно массировала его.
Она чувствовала твердые узлы в мышцах Морфи — горный хребет его страданий.
— Вот это вызывает боль? — спросила она.
— Похоже на то.
Господи, у нее просто волшебные руки! Нейл чувствовал, как рассасывается узел за узлом.
— Это результат повреждения нервных окончаний.
— Помогает?
— Любимая, — после секундной внутренней борьбы прохрипел Нейл. — Я как в раю!
Золотым дождем счастья осыпало Эллис это короткое слово, придав еще большее очарование их прошедшей близости. Наклонившись, она поцеловала Нейла в ложбинку между широкими плечами и, быстро выпрямившись, продолжила массаж.
— Твои руки, наверное, устали? — прошептал Нейл.
— Совсем чуть-чуть.
Слишком хорошо было ей сейчас, чтобы обращать внимание на ноющие онемевшие пальцы. Как редко мы можем реально облегчить страдания ближнего, реально помочь ему…
Эллис Гудинг так долго некому было дарить свою заботу. Слишком долго. А ей просто необходимо было любить, тревожиться, заботиться, опекать… Ведь без этого жизнь женщины превращается в бессмысленную протяженность во времени.
Но вот на прошлой неделе вся ее жизнь круто переменилась, переменилась к лучшему, по глубокому убеждению Эллис. Каждый вечер после работы она торопилась домой, ведь там ее ждал Нейл. Даже обедать вместе, за одним столом, даже делить домашние хлопоты — все казалось ей счастьем.
А теперь, познав близость этого мужчины, она поняла, что будет страдать, томиться и тосковать без него… Если бы только он мог остаться! Если бы только он мог разделить ее жизнь… Но что она может предложить ему, чем удержать?
Неожиданно Нейл потянулся к ней.
— Иди сюда, Эллис, — ласково позвал он. — Иди ко мне.
Когда она покорно легла рядом, он взял ее руки в свои и принялся бережно растирать их.
— Завтра утром они совсем разболятся, — шептал он. — Твои ручки не привыкли к такой работе.
А потом он поочередно поднес их к губам и поцеловал каждую в теплую ладошку.
— Нейл…
— Ш-ш-ш, — ласково прервал он ее.
Сильные руки обвились вокруг ее тела, притянули ближе.
Нейл уложил ее голову себе на плечо.
— Мне здорово полегчало, любимая. Здорово полегчало.
Он поцеловал ее теплую макушку, нежно коснулся рукой волос.
— А теперь спи, спи, Эллис.
И вот, медленно погружаясь в сон, согретая и обласканная, она успела-таки подумать, что белый рыцарь вовсе не обязательно должен быть белым. Он может быть темным… Темным рыцарем. Или ангелом…
Последним усилием повернув голову, Эллис поцеловала Нейла в теплое плечо.
Он с благодарностью принял ее поцелуй. И Эллис уснула, а Нейл еще долго лежал без сна, пристально вглядываясь в ночь за окном, думая о том, какого черта он должен отказываться от этой необыкновенной женщины.
Если вообще должен…
В понедельник утром яркий свет солнца разбудил округ Гудинг. Выпавший накануне снег белым пуховиком укрыл мир, но солнце светило вовсю, воздух был прозрачен, на улице тепло и до Рождества оставалась всего одна неделя.
Нейл самолично отвез Эллис в библиотеку и проводил до самой конторки… Нужно что-то подарить ей, подумал он. Что-то особенное. Запоминающееся. Пусть с этим Рождеством у нее будут связаны самые приятные воспоминания.
— Обещай, что никуда не будешь выходить одна, — потребовал Нейл, помогая Эллис снять куртку.
— Клянусь!
…По крайней мере в ближайшие полчаса она вроде не собирается этого делать… Да, похоже, она уже вполне усвоила специфическое остроумие Морфи.
— Нейл, до конца рабочего дня я буду сидеть за своим столом. Именно так я поступаю каждый день пять раз в неделю. Я не могу никуда уйти, потому что мне платят деньги как раз за то, чтобы я этого не делала.
— Вот и отлично.
Да, возможно, он перестраховывается. Но он все равно не мог вести себя по-другому. Нельзя потерять столько, сколько потерял Нейл, и сохранить хладнокровие, когда близкому человеку грозит опасность.
— В час я заеду за тобой и отвезу обедать.
— Я буду ждать.
…Конечно же, будет. Как Эллис ни притворялась спокойной и равнодушной, сердце ее трепетало от каждого проявления внимания со стороны Нейла… Он так изменился. В его глазах, там, где раньше стояло холодное равнодушие, теперь разлилось тепло. Разве можно было не растаять под таким взглядом?
— Договорились. — Наклонившись, он подарил ей быстрый жаркий поцелуй. — Берегись, Эллис. Я снова проголодался. Сегодня ночью я буду творить безумства.
Женщина стыдливо вспыхнула и тихо засмеялась.
— Я тоже, — с трудом выговорила она. Такая откровенность была ей еще непривычна, но ужасно приятна.
Нейл удивил ее широченной ответной улыбкой, по-мальчишески счастливой. Впервые он так улыбался ей. Затаив дыхание, Эллис смотрела, как ее Князь тьмы поворачивается к двери и выходит из библиотеки.
Когда Нейл вернулся в свой рабочий кабинет, на столе его ждало дело о нападении на Эллис Гудинг. Запечатанный конверт хранил ее тайну от посторонних глаз.
От всех, кроме него.
Морфи не желал вторгаться в личную жизнь Эллис, а то, что он собирался сделать, как раз так и называлось. Но в конце концов, детектив, распутывающий трудное дело, просто обязан совать нос в каждую запертую дверь, в каждое занавешенное окошко в поисках информации, которая могла бы облегчить расследование. И все же Нейл колебался.
Его личные отношения с Эллис сами по себе представляли достаточное этическое препятствие к бесцеремонному вмешательству в ее прошлое, но истинная причина лежала еще глубже. Гораздо глубже.
Он не хотел знать то, что произошло тогда с этой женщиной. Не хотел читать бесстрастное описание каждой детали, не хотел из бездушного отчета выяснить то, что так жестоко искалечило всю ее жизнь.
Это случилось десять лет назад, но для Нейла трагедия Эллис была слишком свежа, как будто произошла сегодня. В глубине души он понимал, что, прочитав отчет, испытает бешенство и ярость, какие испытал лишь однажды — когда погибла его семья. Он догадывался, что сухие строчки полицейского рапорта станут новой раной его души.
Но ведь он должен знать. Возможно, это поможет найти ключ к сегодняшним событиям. Он должен знать, потому что Эллис начала вспоминать, а значит, хоть кто-то в этом дурацком округе должен попытаться разобраться в том, что она не могла выразить словами.
Морфи вскрыл конверт.
Толстая пачка копий документов. Первым лежало сообщение об обнаружении тела Эллис Гудинг в мусорном контейнере позади бара. Посудомойка заметила подозрительного человека в аллее и позвонила в полицию, попросив забрать бродягу. Прибывший патруль бродяги не обнаружил, зато его внимание привлекли звуки, доносившиеся из контейнера. Там и нашли Эллис.
Свидетельница не смогла ничего рассказать о мужчине, которого видела, она запомнила только то, что он высокого роста. Фигуру скрывала теплая зимняя одежда, а на голову был натянут капюшон. В общем, ничего полезного для следствия.
Далее шли несколько страниц бесплодного опроса всех, кто в это время находился в районе происшествия.
Затем следовало медицинское заключение о состоянии пострадавшей. Девятнадцать ножевых ран. Бесчисленные мелкие ожоги, предположительно от сигареты. Звездообразный пролом черепа тупым тяжелым предметом. Проведена хирургическая операция по удалению тромба… Несколько операций на раздробленной кости правой руки. Опасность общего заражения крови из-за нагноения одной из колотых ран… Никаких следов сексуального насилия.
Вот это действительно странно, подумал Нейл. Подобные зверские преступления против женщин почти всегда включают изнасилование… Дрожащими руками он развернул заключение судебного психиатра о характере преступления и личности преступника. Здесь не оказалось ничего нового, кроме одного обстоятельства: психиатр полагал, что маньяка что-то спугнуло, прежде чем он ушел завершить свое дело, поэтому в панике он ударил жертву кинжалом с намерением добить и бросил тело в контейнер. Так что Эллис осталась в живых лишь по чистой случайности. Заключение заканчивалось указанием на то, что пострадавшая находится в бессознательном состоянии и не может ничего сообщить следствию.
Бешенство охватило Нейла — бешенство, куда более страшное, чем он предполагал. Ему невыносима была сама мысль о том, что кто-то мог так поступить с Эллис, причинить ей такие муки. Он чувствовал, что сам с радостью прикончил бы кого-нибудь, чтобы дать выход своей ярости… но вряд ли даже это помогло бы ему сейчас.
Ему не удастся сегодня пообедать с Эллис. После того что он узнал, он не сможет встретиться с ней… Только не сейчас, когда он готов крушить все вокруг.
Нейл набрал номер библиотеки.
— Общественная библиотека округа Гудинг. Эллис Гудинг у телефона.
Даже сам звук ее голоса действовал возбуждающе… Теплый. Манящий. Притягательный.
— Это я, любимая.
— О! Привет!
Радость согрела ее голос.
— Ты забыл дать мне очередной наказ? Или потребуешь еще какого-нибудь торжественного обещания?
Ее юмор смягчил его сердце, и Нейл почувствовал, как глупая счастливая улыбка растянула его губы, отгоняя темную ярость куда-то в самый дальний уголок души.
— Я жду от тебя многих обещаний, — заверил он ее. — Но об этом чуть позже. Я звоню по поводу ланча… у меня возникли неотложные дела.
— Да…
Черт, она явно расстроена! Но Нейл никак не мог увидеть ее сейчас. Он не сумеет притвориться веселым и беззаботным. Ему нужно время, чтобы справиться с собой, со своей яростью и смириться со знанием того, что произошло десять лет назад в Берли.
— Послушай, я собираюсь попросить Сьюзен отвезти тебя пообедать. Она будет счастлива улизнуть с работы.
— Что ж, это будет здорово. Я уже несколько недель не болтала с ней. В час?
— Я скажу, чтобы она перезвонила тебе, если ее не устраивает это время.
Но Сьюзен время устраивало самым наилучшим образом. Правда, выслушав Нейла, она с любопытством покосилась на него, но не сказала ни слова. Сьюзен вообще крайне редко высказывала свое мнение относительно человеческих странностей и глупостей, если только это не касалось ее профессионального долга помощницы шерифа.
— Идет, — любезно согласилась она. — Как раз мы с Эллис славно перемоем тебе косточки! Это всегда так забавно…
Нейл замер на полпути к своему кабинету.
— Перемоете косточки?
В карих глазах Сьюзен плясали чертики.
— Ну конечно. — Она пожала плечами. — Обычная девичья болтовня, усекаешь? Ну, например, у кого в нашем округе самая неотразимая задница — у тебя или у Дона… Хотя тут нельзя обойти вниманием и Джима…
Морфи угрожающе шагнул ей навстречу, и Сьюзен безудержно расхохоталась. Невольно хмыкнув, Нейл скрылся за своей дверью.
Буквально сразу же после того, как помощница шерифа убыла, приехал Джим Хейнен.
Старому индейцу женитьба явно пошла на пользу, подумал Нейл, глядя, как обычно замкнутый и молчаливый Джим обменивается благодушными остротами с Уной и Фрэнком. Морфи знал его всего каких-нибудь несколько месяцев, но даже от него не ускользнуло выражение полного счастья и довольства, которым лучилось грубоватое лицо Джима.
— Ну так как обстоят дела с истреблением скота? — наконец обратился он к Нейлу.
— Все очень усложнилось. Заходи, расскажу.
Джим и Фрэнк с кружками кофе в руках последовали за ним в кабинет. Усевшись, они подождали, пока Морфи закроет дверь и вернется за свой стол. Фрэнк коротко ввел Джима в суть событий последней недели и в то, что произошло с Эллис в Берли.
Нейл и сам не мог бы сказать, разочарование или облегчение испытал, когда Джим сразу же указал на определенную связь между увечьем скота и неизвестным, запугивающим Эллис.
— Тот же почерк, я просто уверен, — заявил он. Взяв в руки заключение психиатра, Джим бегло просмотрел его.
— О ч-черт, — пробормотал он. — А вы выяснили группу крови, которой была нарисована пентаграмма на снегу?
— Я только что собирался звонить в лабораторию.
— Я сам позвоню, — вмешался шериф. — А ты расскажи нашему приятелю, как Джеф Морган терзал собаку, пока я схожу за его делом.
Выслушав историю о том, как Эллис отделала Моргана, Джим мрачно сдвинул брови.
— Да-аа, — протянул он. — Ну и дела… Это вполне может быть связано. Тем более что это единственный повод, которым мы пока располагаем. Думаю, нам стоит нанести небольшой визит на ранчо к Моргану.
— Без ордера?
Джим снисходительно улыбнулся.
— Мне никогда не бывает нужен ордер, чтобы попасть туда, куда я хочу. Никогда.
Нейл только улыбнулся ему в ответ.
— Недопустимое признание.
— Мы достанем ордер, — заверил их вернувшийся Фрэнк. — Твой приятель в лаборатории сказал, что кровь у подъезда Эллис полностью совпадает с кровью последнего обнаруженного нами теленка. Сейчас они проводят контрольную проверку.
Нейл выругался и вскочил, не в силах усидеть на месте, сгорая от желания действовать.
— Это снимает вопрос о нечистой силе.
— Полегче, сынок, — остудил его шериф. — Возможно, тут и впрямь замешан Морган, но точно так же это мог быть и кто-то другой… хотя, честно признаться, никто, кроме него, не приходит мне на ум. Но в любом случае нам нужно отработать до конца эту версию. Узнать, есть ли связь…
— Сын Сола Грина говорил мне, что Морган приютил у себя на ранчо компанию дружков, сущих мерзавцев, по его выражению.
— Дружки… мерзавцы… Культ?
— Вот этого-то я и боюсь. Он еще добавил, что они уже несколько месяцев пользуются гостеприимством старушки Морган.
— Теперь я просто обязан посетить это местечко, — заявил Джим. — Осторожненько. Просто ознакомлюсь с обстановкой.
Шериф утвердительно кивнул. Он отлично знал способность индейца бесплотным, бесшумным призраком проникать всюду.
И тут на столе зазвонил телефон.
— В чем дело, Уна? — поднял трубку Нейл.
— Только что звонила Сьюзен. Мисс Эллис ушла из библиотеки, и никто не знает, где она.
Ее машина стояла там же, где она оставила ее утром. Мистер Смит, с самого утра сидевший в читальне, признался, что задремал над книгой, а поэтому ничего не видел и не слышал. Джоан, напарница Эллис, должна была прийти только к двум. Значит, на какое-то время библиотека оставалась без присмотра. Все знавшие мисс Эллис прекрасно понимали, что она никогда не поступила бы так по своей воле.
Стоя на крыльце библиотеки, Нейл смотрел на улицу сквозь серое кружево голых зимних деревьев. Поверх слепящей снежной белизны его взгляд устремился вдаль, туда, где кончался городок и начиналась бескрайняя пустота зимнего пейзажа.
Прекрасный ясный день. Однажды в такой же вот день Нейл Морфи потерял все. И вот сегодня исчезновение Эллис заставило его понять самое главное. Бог знает, каким образом Эллис Гудинг стала частью его жизни. Причем самой важной частью. Вместе с ней он снова потеряет все…
— Сынок, — раздался у него за спиной низкий голос Фрэнка. — Вы с Джимом отправляетесь к Моргану. Я буду иметь ордер на обыск прежде, чем вы доберетесь туда. Но все же постарайтесь остаться незамеченными, проверьте все, прежде чем нарушать его права. Я сообщу, что мы предпримем для вашей поддержки.
Морфи ни на секунду не усомнился в том, что Фрэнк раздобудет ордер. Жители округа были многим обязаны шерифу Робинсону. Коротко кивнув, Нейл спустился с крыльца. Джим следовал за ним.
— Возьмем мою машину, — заявил он. — У меня хороший арсенал в багажнике.
Они выехали за город, Хейнен вел машину, а Нейл, зажмурившись, чтобы не видеть болезненной прелести зимнего дня, молился — молился впервые с тех пор, как пришел в этот мир.
Он молился о том, чтобы они направлялись в нужное место, ведь все подозрения против Моргана строились на нескольких притянутых за уши зацепках. Он молился, чтобы они не опоздали, чтобы Эллис не умерла от ужаса, чтобы ей не причинили вреда…
Вся его жизнь служила доказательством того, что небо глухо к самым отчаянным человеческим мольбам, но мисс Эллис Гудинг была исключением. Благодаря доброте и щедрости своего любящего сердца она заставила его усомниться в этом и поверить в существование Света. Ведь даже Князь тьмы познал его, впервые увидев…
Старый мудрый индеец избавил его от ненужных утешений, не пытался отвлечь пустой болтовней. Он понимал, что творится в душе Нейла, терзаемой угрызениями совести и приступами безумного страха. Он просто вел машину, намного быстрее, чем обычно, но руки его уверенно и надежно сжимали баранку.
О Господи, отчаянно взывал Нейл. Милый, добрый Боже, не дай нам опоздать.
Когда без чего-то час Вэл О’Нил влетел в библиотеку и запыхавшись выпалил, что кто-то врезался в машину Эллис, у нее не возникло и тени сомнения в правдивости его слов. Огненно-рыжий веснушчатый парень был одним из ее любимцев. Глядя на него, Эллис всегда испытывала зависть к счастливой чете О’Нилов.
— Тот мужик ждет вас, мисс Эллис! Вы вправе требовать возмещения ущерба.
Вполне возможно. Эллис и в голову не могло прийти, что вся история с машиной была придумана лишь для того, чтобы выманить ее из библиотеки.
Никаких подозрений не родилось у нее и при виде Джефа Моргана и незнакомого человека, стоявших возле пикапа, притершего дверь ее машины. Вэл убежал к своим на время прерванным занятиям, и Эллис осталась наедине с двумя мужчинами на автостоянке… Только тогда она почувствовала легкое беспокойство, но тут же подавила его. Чего бояться ясным днем!
— Я задел вашу машину, мисс Эллис, — впервые за восемнадцать лет обратился к ней Джеф Морган. Отступив назад, он дал ей возможность осмотреть повреждение.
Эллис наклонилась, заботясь только о том, сумеет ли она открыть дверь. Подумав, что Джеф мог запросто уехать, не предупредив ее, она решила быть справедливой.
— Давайте только проверим, смогу ли я пользоваться ею. Если да, то забудем об…
И тут на голову ей набросили одеяло. Испуганный крик потонул в толстой душной шерсти. Ее схватили за руки, до боли крепко обмотали кисти веревкой.
— А теперь ты заткнешься, женщина, — прозвучал над Эллис незнакомый голос, — или я буду бить тебя за каждый твой писк.
И в подтверждение своих слов он с силой ударил ее кулаком… Потом ее грубо швырнули в тесное холодное место, вероятно, в заднюю часть пикапа, подумала Эллис, теряя сознание от ужаса.
Джеф Морган. О Боже, так это Джеф Морган…
Она вспомнила! Вспомнила!
Все остальное отступило перед этим воспоминанием, померкло, как меркнет вдали слабый лучик света.
Пока не осталась только тьма.
Джим расчехлил микрофон радиопередатчика и попросил Уну сообщить Фрэнку, что они прибыли на место и находятся в полумиле от владений Моргана. Уна приняла информацию, и Джим приколол микрофон к воротнику своей куртки.
— У тебя есть рация? — спросил он Нейла.
— Да. В моей машине.
Джим пошарил рукой под креслом.
— На. Возьми мою запасную.
— Спасибо.
Солнце уже начало свой путь к закату, заливая прощальным золотисто-розовым сиянием рыхлый снег… Снежный округ Гудинг… он так похож на бескрайнее белое море с островками голых кустарников и скалистых утесов. Где-то здесь сейчас Эллис. Господи, дай мне еще раз обнять ее!
Нейл глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, подавить безумное лихорадочное желание действовать. Ради Эллис, напомнил он себе, ради нее он должен сохранить ясную голову и способность к обдуманным действиям. Однажды он уже не сумел спасти тех, кого любил…
Но теперь он обязан помочь, даже если придется пожертвовать собой…
Что за чушь, одернул сам себя Морфи. Кому нужны эти жертвы? Зачем кому-то чужая жизнь?
Неожиданно резко разорвав тишину, в трубке раздался голос Фрэнка.
— Я получил ордер. Высылаю вертолет вам на подмогу. Мальчишка О’Нилов хорошо разглядел того, кто похитил мисс Эллис. Это Джеф Морган.
Нейл испустил вздох, который едва ли могла вместить человеческая грудь. Они были на верном пути.
— Если решите идти внутрь сами, будьте чертовски осторожны, — предупредил Фрэнк. — Сын Грина говорит, что у Моргана живут еще пятеро парней. И если они действительно совершают какие-то жуткие обряды, то нельзя сказать наверняка, сколько еще участников может быть задействовано.
Нейл беспокойно дернулся, но промолчал. Многолетний опыт общения с начальством удержал его от лишних вопросов. Сейчас, как обычно, он должен идти вперед и делать свое дело.
Джим придерживался того же мнения.
— Мы идем, Фрэнк. Мисс Эллис не может ждать. — Он щелкнул выключателем рации и сбавил газ.
— Дальше пойдем на своих двоих? — спросил он, подъезжая к воротам.
…Вот так же однажды ночью они шли спасать Нэнси, будущую Хейнен, от бывшего мужа. Трудно поверить, что это случилось всего месяц назад… Но тогда против них был всего один человек. А сейчас им предстоит встреча с Морганом и неизвестным количеством его дружков.
— По-моему, лучше подъехать неспешно и открыто, — возразил Нейл. — Как будто прибыли по обычному вызову.
Индеец кивнул. Это и есть наиболее трудная часть работы полицейского — ввязаться в ситуацию, не имея ни малейшего представления о том, что тебя ждет.
Они свернули на дорогу, идущую к владениям Моргана, и проехали под покосившейся табличкой с неразборчивой надписью.
— Похоже, парень не особо утруждает себя заботами о хозяйстве, — заметил Морфи.
— Да уж.
Нейл чувствовал, что его внутреннее напряжение достигло предела, безответные мучительные вопросы, казалось, вот-вот вытеснят из сознания все остальные мысля и чувства. Он не мог позволить себе отчаяние, не смел сходить с ума от тревоги за Эллис. Стиснув кулаки, Нейл старался сосредоточиться на происходящем.
Дом Моргана скрывался за холмом и не был виден с дороги, но вот они миновали поворот, и глазам предстало невзрачное жилище. Ветхий полуразрушенный дом давно нуждался в хорошем скребке и кисти маляра… Он казался абсолютно пустым, брошенным.
Свежие следы автомобильных колес вели к хлеву, стоящему метрах в трехстах от дома.
— Возможно, она там, — предположил Нейл.
— Не исключено, что они держат ее в доме. Давай проверим.
С этим нельзя было поспорить, но, кажется, терпение уже начало покидать Нейла. Ему хотелось сорвать дверцу машины и пулей мчаться в дом.
— Останься здесь, парень, — бросил через плечо Джим, припарковывая машину перед домом. — Прикроешь меня, когда я буду входить внутрь.
Морфи уже открыл рот, чтобы возразить, но вовремя опомнился. Джим был в форме помощника шерифа и поэтому мог вызвать гораздо меньше подозрений.
Выбравшись из машины, он подождал, пока Джим пройдет несколько метров, отделяющих их от парадного входа. Подойдя к двери, тот принялся дубасить по ней кулаком, как везде и всегда поступают полицейские. Ни у кого из обитателей дома не должно оставаться никаких сомнений в том, кто к ним пожаловал; кроме того, такой стук нельзя не услышать.
Никто не ответил. Джим постучал еще раз, а Нейл впервые понял, что человеку иногда и впрямь хочется выпрыгнуть из собственной кожи. Снова разболелась спина, жгучая боль пульсирующими ударами ломала тело, но он едва замечал ее… Если бы только он смог снова обнять Эллис. Лишь бы она не пострадала. Больше он ни на секунду не спустит с нее глаз. Будет беречь и охранять до конца дней своих.
Наконец, когда, казалось, прошла целая вечность, дверь медленно приоткрылась. В темной глубине дома появилась маленькая, очень старая женщина, устало опиравшаяся на палку. На ней был цветастый домашний халат, жидкие волосы неряшливо собраны в пучок.
— Добрый вечер, миссис Морган, — вежливо поздоровался Джим. — Я помощник шерифа Хейнен. Ищу молодую женщину, которая исчезла сегодня днем. Вы не заметили ничего необычного?
Прошло несколько томительных секунд, прежде чем в безжизненных глазах старухи заблестел огонек понимания.
— Эллис Гудинг. — Голос ее был сух, как древний пергамент. — Джеф ненавидит ее.
Нейл шагнул вперед. Джим раздраженно махнул рукой, приказывая ему оставаться на месте.
— Что вам известно об Эллис Гудинг, миссис Морган? — вкрадчиво спросил он. — Вы ведь поможете нам найти ее?
— Это все мальчишки, которых он держит при себе, — продолжала старуха, в глазах ее читались замешательство, какая-то неуверенность в том, что говорила. — Все они грешники, все до одного, и я столько раз просила Джефа выгнать их вон, но он только кричит на меня, чтобы я заткнулась и убиралась к себе в комнату… Но они плохие, такие плохие… Они злые!
— Эллис Гудинг, миссис Морган, — напомнил Джим. — Что вы знаете о мисс Эллис?
— Я слышала, — прошептала старуха, — я слышала, как они говорили… говорили о том, какие… какие страшные вещи они с ней сделают… Такие же, как со скотом.
— Вы знаете, где она?
— В хлеву. Они отнесли ее в сарай. — Она взглянула на Джима, в глазах ее стоял печальный упрек. — Почему вы не пришли сюда раньше? Он отключил у меня телефон, я не могла позвонить вам… Они злые… такие злые.
— Сколько их?
— Джеф и четверо его друзей.
Бесконечно долгими показались им эти триста метров до хлева. Передав информацию Фрэнку, они вооружились и бегом бросились к сараю. Джим взял себе карабин и заткнул за пояс кольт сорок пятого калибра. Нейлу в придачу к такому же карабину достался девятимиллиметровый браунинг. По свежим следам колес бежать было значительно легче, чем по сугробам, но зато ноги скользили сильнее, что несколько замедляло бег. Впрочем, Морфи сильно сомневался в том, что даже самый сухой асфальт сейчас позволил бы ему развить желаемую скорость.
Эллис!.. Господи, ну пожалуйста…
Литания страстных молитв и просьб звучала где-то на заднем плане сознания Нейла. Он уже сумел заставить себя сосредоточиться на том, что следовало делать сейчас. Джеф и четверо его друзей — это значит, что где-то должен быть еще один негодяй, если только Грин-младший не ошибся… Еще один — и не в хлеву. Он может явиться в самое неподходящее время.
Тени от снежных сугробов стали длиннее и голубее. Приближался вечер, и Нейл с Джимом приветствовали его приход. Чем меньше света, тем больше у них преимуществ.
На той стороне хлева, к которой они наконец подбежали, не было ни одного окна, только маленькая дверь сбоку. Не решаясь спугнуть шайку скрипом отворяемой двери, они разошлись в разные стороны, ища возможность пробраться внутрь.
Вскоре Нейл нашел окошко, но, заглянув внутрь, увидел лишь пустую боковую комнатушку… Через это окно будет удобно проникнуть внутрь. Если бы только знать наверняка, где сейчас прячется Джеф и его банда.
Около дальней стены хлева под ветхим навесом стоял вертолет, которым, видимо, пользовались для похищения скота.
Обойдя хлев с двух сторон, Нейл увидел Джима. Прижавшись к стене возле еще одной двери, гигант Хейнен заглядывал внутрь. Напряжение в его позе заставило Нейла со всех ног броситься вперед, едва заботясь о соблюдении тишины. Посмотрев на него, Джим сразу отодвинулся, освобождая наблюдательный пункт — узкую щель между дверью и косяком, след отсутствующего утеплителя.
Нейл заглянул внутрь, и кровь застыла у него в жилах. В тусклом свете керосиновых ламп он увидел смутные очертания фигур, закутанных в бесформенные длинные балахоны. Скосив глаза чуть левее, он разглядел самодельный алтарь, задрапированный черной материей, с грубо намалеванной золотом бараньей головой.
Он бесшумно ахнул. Никаких сомнений. Никаких сомнений в том, что здесь готовились совершить какой-то жуткий ритуал. Пентаграмма и голова барана говорили о принадлежности бандитов культу Сатаны… И Эллис находилась здесь. Смертельный страх сжал сердце Нейла.
Высунувшись как можно дальше, он попытался заглянуть в глубь помещения. И сердце его остановилось. Легко одетая, Эллис висела на руках, скрученных веревкой, перекинутой через одну из потолочных балок. Голова бессильно упала на плечо… Скорее всего она была без сознания. Нейл не мог разглядеть, висит она на самом деле или все же ноги ее касаются пола.
Он отшатнулся от двери и прижался спиной к стене. Нужно взять себя в руки, собраться… Ему необходимо успокоиться, чтобы свершить свой приговор.
— Ты видел ее? — шепотом спросил он Джима.
Тот утвердительно кивнул в ответ.
— Она может задохнуться.
…Не сразу, конечно, но когда висишь на руках, то вскоре становится чертовски трудно дышать. Нейл испытал это на собственной шкуре, когда у одного из дилеров возникли подозрения на его счет. Он быстро взглянул на напарника.
— Мы не можем ждать.
Тот снова кивнул.
— Остается еще один сообщник, Нейл.
— Не исключено, что он уже здесь… А Эллис, может быть, уже мертва… или близка к этому. Я видел тут пустую комнату, там есть окно, через которое можно пролезть внутрь.
— Пошли.
Двигаясь быстро и бесшумно, они снова обогнули хлев и добрались до нужного места. Солнце красноватым диском висело над далекими горами, посылая миру последние лучи света.
Окно оказалось незапертым, и лишь небольшое усилие потребовалось, чтобы открыть его. Холодная зима высушила дерево, и рама свободно ходила в пазах. Морфи едва мог поверить в такую удачу.
Джим настоял на том, чтобы идти первым. Нейл понимал — у его напарника гораздо более богатый опыт в таких вещах, но в душе все равно испытывал разочарование. Несколькими секундами позже он присоединился к Хейнену, открывшему дверь зернохранилища. Старые петли лишь тихо скрипнули, впуская их.
Теперь от банды Моргана их отделяло шесть пустых стойл — по три с каждой стороны широкого прохода. Отсюда человеческие фигуры в балахонах еще больше походили на тени. И в свете пары керосиновых ламп казались еще более зловещими и таинственными, чем снаружи.
Они уверены в своей безнаказанности, думал Нейл, когда они с Джимом тихо крались по разным сторонам прохода. Они смеются и разговаривают в полный голос, готовясь хладнокровно совершить свой жуткий обряд. Один из негодяев глумливо рассуждал о том, что вот сейчас они узнают, действительно ли содрать кожу с человека так же просто, как с коровы.
Закрыв глаза, Нейл молился о том, чтобы Эллис была без сознания и не слышала этих мерзостей. Потом нечеловеческим усилием воли взял себя в руки. Сейчас он не мог позволить своим переживаниям отвлечь его от главного.
Наконец им удалось незамеченными добраться до последних стойл. Как и было условлено, Нейл, присев на корточки, спрятался в тени, а Джим шагнул на свет, обнаруживая себя. Замысел состоял в том, чтобы отвлечь внимание головорезов от своей жертвы и дать возможность Морфи спасти ее.
Но, к сожалению, до тех пор, пока кто-либо из участников сатанинского культа не угрожает им непосредственно, придется защищать Эллис лишь буквой закона. Впервые Нейл Морфи чувствовал непреодолимое желание бросить в костер все эти чертовы своды законов и свершить правосудие так, как подсказывает ему его сердце.
И тут он услышал отдаленный знакомый стрекот — звук летящего вертолета. Нейл быстро взглянул на Джима и получил в ответ ободряющий кивок, означавший, что все идет по плану. Значит, это шерифский патруль. Помощь совсем близко. Возможно, люди Робинсона будут здесь уже через несколько минут.
Но Эллис может замерзнуть, подумал Нейл, еще раз взглянув на нее. В хлеву было холодно, конечно, теплее, чем на улице, но температура явно не для легкого свитерка и брюк. Теперь он видел, что ноги Эллис все-таки касаются пола, но не мог разобрать, стоит она или просто бессильно поникла. Сначала он молил Бога, чтобы она шевельнулась, дав ему понять, что жива, но видя, что Эллис неподвижна, почувствовал странное облегчение — пусть она будет без сознания, пусть никогда не вспомнит ничего из этого… Ничего.
Но тут люди в темных балахонах обернулись к самодельному алтарю, на котором стоял странный черный ящичек. Один из собравшихся — скорее всего Джеф Морган — открыл его и достал золотой кинжал… Кинжал с фотографии, которую Эллис получила по почте. Нейл сразу узнал его, хотя видел только черно-белый снимок. Зловеще сверкнул рубин на рукоятке; впрочем, вероятно, просто красное стекло… Все, как в ее кошмарах.
— Однажды я уже познакомил ее с ним, — проговорил Морган, благоговейно показывая кинжал сообщникам. — Я думал, что прикончил ее.
— Брось его! — разнесся по хлеву голос Джима. Он шагнул вперед, держа прицел своего карабина на уровне кисти Джефа. Потом медленно двинулся вправо, отвлекая внимание сектантов от Эллис. — Вы все арестованы за похищение женщины. Положите руки так, чтобы я мог их видеть!
Тут Нейл выскользнул из своего укрытия и бесшумно пополз к Эллис. Рокот полицейского вертолета стал еще слышнее, как раз настолько, чтобы заставить испуганно застыть пятерых мерзавцев.
— Держать руки! — хрипло крикнул Джим.
Нейл обернулся и увидел, что тот обращается к одному из бандитов, замешкавшемуся с выполнением приказа, и снова двинулся к Эллис.
— Через минуту здесь будет шериф, — пообещал Хейнен. — Так что не стоит тратить силы на глупости.
Внезапно дверь рядом с Нейлом резко распахнулась, впустив в сарай порыв холодного ночного воздуха, и на пороге появился человек. Шестой член банды.
— Джеф, Ник, сюда идет толпа копов… — Тут голос его сорвался, и он замер, увидев помощника шерифа. Нейл перекатился на спину и прицелился в него.
— Не шевелись, — приказал он.
Шестой сообщник взглянул вниз и окаменел, увидев направленный на него карабин.
Но его появление позволило опомниться остальным. Они бросились в разные стороны темного хлева. Джим выстрелил, и Джеф Морган упал на пол, обливаясь кровью. Передернув затвор, он выстрелил снова, уложив еще одного бандита.
— Прекрати! — раздался бешеный вопль. — Прекрати или эта женщина сейчас умрет!
Нейл оторвал взгляд от человека, которого держал на прицеле, и обернулся. Один из ряженых, прячась за телом Эллис, приставил нож к ее ребрам.
Ударив новоприбывшего обеими ногами, Нейл свалил его на пол. Пожалуй, так будет спокойнее. Человек, державший нож, нервно дернулся.
— Вы оба немедленно уберетесь отсюда или она умрет! — отчаянно выкрикнул он. — Сейчас же.
— Забудь об этом, — спокойно ответил Морфи. — Ситуация патовая. Ни я, ни помощник шерифа никуда не уйдем. Мы оба вооружены и готовы стрелять, так что все, что ты сможешь, это убить женщину. Но если ты это сделаешь, тогда уже ничто не помешает мне прострелить тебе глотку, верно?
Бледное испуганное лицо сатаниста стало еще бледнее, но он не опустил нож.
— Вы не тронете меня, пока я могу убить ее.
— Я уже сказал тебе, — растягивая слова, повторил Нейл. — Это пат. Но ведь ненадолго.
Хейнен поднял кольт и щелкнул спусковым крючком. Угрожавший Эллис судорожно обернулся на звук, открыв спину. Этого оказалось вполне достаточно. Не обращая внимания на острую боль, Нейл вскочил на ноги и бросился на него, схватив под коленки, и с силой швырнул на пол. Бандит попытался вывернуться, но Морфи выхватил из-за пояса браунинг и приставил дуло к его животу.
— Не двигайся.
— И так будет с каждым. — Голос Джима был тверд как сталь. — Не шевелиться.
Стрекот лопастей вертолета превратился в близкий рев. Джим расчехлил рацию и вкратце ознакомил Фрэнка с ситуацией. Через полминуты хлев заполнился вооруженными полицейскими. Прибыли и двое судебных медиков.
Все мысли Нейла были только об Эллис. Он схватил нож, который только что был приставлен к ее ребрам, и перерезал веревки, стягивавшие ее руки.
— Эллис? Эллис? Ты слышишь меня?
Она дышала, слава Создателю, но была бледна… бледна и холодна как лед. Нейл положил ее себе на колени, принялся растирать негнущиеся затекшие руки.
— Эллис, милая, ты слышишь меня? Господи, детка, ответь мне. Пожалуйста. Скажи хоть слово…
Слабый стон сорвался с ее губ, она судорожно вдохнула… Медленно, очень медленно дрогнули золотые ресницы. Нейл заглянул в ее глаза, надеясь увидеть тепло, заботу, нежность, любовь — все то, что предназначалось для него… Эллис…
Но там не было ничего. Все погасло. Все.
Он всмотрелся в дымчатую глубину зеленых глаз и с ужасом понял, что Эллис ушла. Далеко-далеко. Туда, где не было ни боли, ни страха. Где когда-то и он сам обрел ледяной покой. Сколько лет он скрывался там от мира… Со стоном он прижал к себе Эллис, как будто его объятия могли излечить ее и вернуть обратно…
Потому что он понимал, что не сможет жить без нее.
Вот и подошел к концу День открытых дверей.
Нейл молча смотрел, как Эллис прощается с припозднившимися гостями. Вот она задержалась в дверях, слушая последний гимн в исполнении хора, весь вечер славящего счастье и добрососедство. Стоя полукругом под крыльцом Эллис, певцы выводили слова гимна, и, хотя голоса их слегка осипли от усталости и холода, все равно это было прекрасно.
И Эллис сегодня тоже прекрасна, думал Нейл. Зеленое бархатное платье с широкой юбкой в складку подчеркивало ее женственность и оттеняло пышное великолепие волос… Но с той самой ночи на ранчо Джефа Моргана она ушла в себя, замкнулась и почти не разговаривала — ни с Нейлом, ни с кем-либо другим. То, что произошло, заставило ее спрятаться от мучительной реальности.
С Морфи было точно так же, он не мог ошибиться в диагнозе.
Доктор Ранделл положил Эллис на пару дней в больницу отдохнуть и прийти в себя. Она страдала от нервного потрясения и переохлаждения, но Нейл знал, что настоящая опасность гораздо ужаснее и лежит намного глубже.
Он понимал, что Эллис вспомнила все подробности давнего нападения. Ничто, кроме этого, не могло послужить причиной ее отрешенности… Ей нужно время, твердил он себе. Время, чтобы справиться с воспоминаниями. Ей нужно, чтобы он не тревожил ее, чтобы поддерживал… своим молчанием.
Но вот прошла уже почти целая неделя. Все это время Нейл крепился, не зная, сумеет ли прожить еще один день без хотя бы слабой улыбки на лице Эллис. Он не представлял, как сумеет встретить в одиночестве еще одно Рождество. И поклялся, что предоставит Эллис возможность вернуться к жизни. Сначала давал ей время, не торопил ее, но теперь, как бы это ни пугало его самого, он решил предложить ей свою любовь.
— Эллис?
Она повернулась, оторвавшись от возни с замком, и посмотрела на него. Ее лицо не выражало ничего, как будто она едва узнавала Морфи.
Что-то болезненно сжалось в его душе. Он больше не мог вынести присутствия этой женщины, двигавшейся по дому бесцельно и бесшумно, как призрак. Ему захотелось хорошенько встряхнуть ее, разбудить, заставить посмотреть на себя, как на человека, много значащего в ее судьбе.
Нейл шагнул к ней, потом остановился.
— Черт тебя возьми, Эллис. — Голос его был искажен болью. — Я ненавижу Рождество. Ты прекрасно знаешь это и знаешь почему. Ты знаешь все. Неужели же ты хочешь дать мне еще один повод ненавидеть то, что все остальные принимают с радостью и благодарностью в сердце.
Ее ресницы дрогнули. Впервые за эти дни Нейл поверил, что она действительно видит и слышит его.
— Эллис, все, что случилось, осталось в прошлом. Я наконец понял это. Но мне нужно, чтобы и ты поняла… Мне нужно… мне нужно, чтобы ты сделала это Рождество счастливым — для меня. Чтобы ты подарила мне… О черт, Рыжик, я хочу, чтобы ты подарила мне все грядущие праздники, каждое новое Рождество!
Он увидел, что его слова достигли ее души. Судорожная дрожь пробежала по ее телу, и Эллис неуверенно шагнула к нему. Сейчас она уже не казалась отсутствующей. Она была близко. Совсем близко… Почти рядом.
— Я вспомнила, — еле слышно прошептала она. — Я вспомнила, что была с ним в машине… Вспомнила все, что он делал…
Мучительная боль промелькнула в ее глазах.
— Я догадался. Господи, детка, если бы я мог уберечь тебя тогда!
— Знаю. — Она грустно улыбнулась ему. — Прости меня, Нейл… Просто… это было уже слишком… так ужасно. Из-за этого человека у меня никогда не будет детей! — Боль рвалась из ее груди, соленые слезы потекли по щекам. — Это он во всем виноват, теперь-то я знаю, что это он… И я все время думаю, что вот еще несколько дней назад я сидела в этой комнате и ничего, ничего не знала! О Нейл!
И наконец — как же долго ждал он этой минуты! — Эллис бросилась в его объятия, и он смог приласкать и утешить ее… Как долго он мечтал об этом!
— Я все знаю, любимая, я все знаю… Но теперь он мертв. Ты никогда больше не увидишь его, Эллис, он никогда не потревожит тебя… Карабин Джима Хейнена позаботился о Джефе Моргане.
— Но я чувствую такую ненависть, — прошептала Эллис ему в плечо, — такую страшную ненависть.
— Знаю. Я тоже долго, очень долго носил в сердце это чувство. И тебя оно оставит еще не скоро… Но, Эллис, неужели завтрашний день ты захочешь посвятить ненависти? Или ты воздашь ей должное, но постараешься сделать все, чтобы подарить нам обоим самые счастливые воспоминания об этом Рождестве?
Она прерывисто перевела дыхание. Потом подняла мокрое от слез лицо и посмотрела в глаза Нейлу. Рука ее невольно коснулась его обожженной щеки, погладила… Только теперь она вспомнила о том, что потерял Морфи… сравнила со своей потерей.
Нейл не отрываясь смотрел на нее, и совершенно новое выражение сияло в его серых глазах. В них было тепло… тепло и что-то очень похожее на надежду.
— Но у меня никогда не будет детей, — прошептала она. Слова давней боли вырвались почти автоматически.
— Это не страшно. Я не хочу никаких детей. У меня были дети, Эллис… и я потерял их… Если тебе нужна самая последняя правда, то я не смогу спокойно спать ночью, если у меня снова будет ребенок. Меня и так до смерти пугает мысль о том, что до конца дней своих я обречен сходить с ума от тревоги за тебя. Я буду тенью ходить за тобой и вызывать полицию, если ты задержишься где-нибудь на пятнадцать минут.
Он услышал слабый неуверенный смешок — неясный звук, который проник в его сердце. Нейл опустил глаза, и безумное облегчение охватило его при виде прежней Эллис, глядящей на него сияющими зелеными глазами. На секунду — а может, навсегда — тени прошлого отступили.
— Вы хотите предложить мне что-то, не так ли, мистер Морфи? — сдержанно проговорила она, мисс Эллис, строгая библиотекарша от рыжей макушки до кончиков туфель. В глубине ее заплаканных глаз загорелся озорной огонек, согревший замерзшую душу Нейла.
— А как же, мисс Эллис, — грубовато ответил Князь тьмы и, наклонившись, зашептал самые восхитительные в мире слова в зардевшееся маленькое ушко: — Я люблю тебя, Рыжик. И буду любить до конца моих дней, а может быть, и за гробом. Ты нужна мне, пока я дышу. Скажи, что выйдешь за меня замуж. Что бы ни ждало нас впереди, давай встретим это вместе!
— О Нейл, как же я люблю тебя!
Ее легкое дыхание коснулось его щеки, согрело душу и сердце. Этими простыми словами Эллис Гудинг освободила его и подарила ему Небеса.
Князь тьмы наконец-то обрел покой.