139615.fb2
- Почти год, босс.
Ева направилась к выходу, бросив через плечо:
- Довольно долго. Так, может, пора научиться принимать решения самостоятельно?
* * *
В отличие от отдела убийств с бандой необузданных детективов, в царстве доктора Миры царили тишина и уют. Здесь было цивилизованно - Еве казалось, что это самое подходящее слово. Эдакий оазис покоя, особенно если не знаешь, что происходит за дверями комнаты тестирования. Ева знала и поэтому надеялась, что ей больше никогда не доведется переступить ее порог.
Однако кабинет доктора Миры ничем не напоминал темницу комнаты тестирования, где любой человек мог быть в считанные часы деморализован и лишен личности. Мира любила мягкую мебель, предпочитала голубые тона и часто включала запись с успокаивающими звуками неспешного морского прибоя.
Сегодня на ней был трикотажный костюм нежно-зеленого цвета - цвета весенних листьев и надежды. Ее волосы свободно спадали на плечи, лицо отличалось своеобразной красотой, которой Ева не уставала восхищаться. В ушах доктора Миры покачивались две каплевидные жемчужины, еще одна такая же, только побольше, висела на шее, на золотой цепочке.
По мнению Евы, Мира являла собой воплощение грациозной женственности.
- Спасибо, что согласились потратить на меня время, доктор.
- Я испытываю вполне понятный интерес к этому случаю, - ответила Мира, разливая по чашкам чай. - Ведь я тоже свидетель убийства. Представьте, за все годы работы в нью-йоркской полиции со мной такое впервые. Впрочем, Ричард Драко был не убит, Ева. Он был казнен. А это - совсем другое дело.
Хозяйка кабинета села и пододвинула гостье чашку чая, к которому, как они обе знали, Ева даже не притронется. Так бывало каждый раз, когда они здесь встречались.
- Я давно изучаю феномен убийства и убийц, - продолжала Мира. - Я слушаю и анализирую, я составляю психологические портреты. И, будучи врачом, я знаю, понимаю и уважаю смерть. Но когда убийство происходит прямо у тебя на глазах, а ты даже не догадываешься, что оно всамделишное... Признаться, я испытала несколько неприятных минут. Это непросто.
- А я сразу поняла, что совершено убийство.
- Вот видите. - По лицу Миры скользнуло некое подобие улыбки. - Мы смотрим на одни и те же вещи под разными углами зрения.
- Да.
"Угол зрения" Евы очень часто заключался в том, что она стояла над трупом, пачкая ботинки в его крови. Как это она еще тогда, в театре, не приняла в расчет, что они с Мирой воспринимают смерть совершенно по-разному? Она автоматически включила доктора в следственную бригаду и использовала ее так, как ей казалось нужным.
- Простите, я не подумала об этом. Я не дала вам возможности выбора.
- У вас просто не было времени задумываться об этом, - отмахнулась Мира. - Да в тот момент - и у меня тоже. - Она сделала глоток чаю. - Вы практически сразу оказались за кулисами и приступили к работе. Кстати, в какой момент вы поняли, что нож - настоящий?
- Слишком поздно, чтобы успеть предотвратить трагедию. А остальное не имеет значения. Первым делом я принялась опрашивать актеров.
- Да, это преступление насквозь театральное. Способ, режиссура, то, как все рассчитано по времени... - Приступив к анализу происшедшего, Мира снова почувствовала себя уверенно. - Скорее всего мы ищем артиста или того, кто мечтал им стать. С другой стороны, убийство было организовано умно и чисто, а воплощено безукоризненно. Никаких лишних эмоций. Ваш убийца человек дерзкий и в то же время расчетливый.
- Как по-вашему, во время убийства он присутствовал в театре?
- О да! Увидеть, как все произойдет, - на сцене, в свете юпитеров, на глазах у огромной аудитории - было для него не менее важно, чем смерть Драко. Трепет в предвкушении смерти - и наконец свершившийся акт.
Мира задумалась.
- Преступление было поставлено слишком хорошо, и, я думаю, тут не обошлось без предварительных репетиций. Драко называли одним из величайших актеров нашего времени. Убить его - лишь первый шаг, а второй, не менее важный, - это его заменить, пусть даже такая возможность существовала лишь в мозгу убийцы.
- Значит, по-вашему, в основе убийства лежали профессиональные мотивы?
- Во многом - да. Но и личных мотивов хватало. Между прочим, у актеров грань между профессиональными и личными мотивами часто оказывается весьма призрачной.
- Единственный человек, который значительно выигрывает от смерти Драко в профессиональном плане, это Майкл Проктор, его дублер.
- С точки зрения формальной логики вы правы. Однако на самом деле от такого убийства выигрывают абсолютно все, кто так или иначе связан с этим спектаклем. Пресса поднимает шумиху, имена исполнителей намертво отпечатываются в памяти публики. Разве не об этом мечтает любой актер?
- Не знаю. Я не могу понять людей, которые проводят всю свою жизнь, притворяясь не теми, кто они есть, живя в чужой шкуре.
Мира пожала плечами:
- В этом заключается суть их работы, именно так измеряется уровень их мастерства: может ли актер заставить публику поверить в то, что он - другой человек. Не Джон Смит с женой, тремя детьми и просроченными счетами, а, к примеру, юный Ромео или адмирал Нельсон. Для хороших артистов, посвятивших себя искусству, театра, - больше, чем просто работа. Это образ жизни. И в тот вечер, когда был убит Драко, софиты для всех остальных участников спектакля светили ярче, чем обычно.
- Для участников спектакля - пожалуй. Ну а как насчет зрителей?
- Поскольку на сегодняшний день мы обладаем весьма скудной информацией, я не исключаю, что преступник сидел в зрительном зале. Но в большей степени я все же склоняюсь к тому, что его следует искать поближе к сцене. - Мира отодвинула чашку и положила ладонь на руку Евы. - Вы озабочены из-за Надин?
Ева открыла было рот, но тут же закрыла его, не произнеся ни слова.
- Не смущайтесь. Надин - моя пациентка, и она от меня ничего не скрывает. Мне известно все о том, что произошло между ней и убитым. И в случае необходимости я готова дать профессиональное заключение о том, что она не способна спланировать и осуществить подобное преступление. Если бы Надин захотела наказать Драко, она нашла бы способ сделать это с помощью средств массовой информации. Вот на это она вполне способна.
- Ясно...
- Я говорила с ней, - продолжила Мира, - и знаю, что сегодня вы должны допросить ее официально.
- Да, сразу после того, как уйду от вас. Ее будет сопровождать адвокат. Я хочу официально зафиксировать тот факт, что она сама пришла ко мне с этой информацией. А потом я смогу на несколько дней положить ее заявление под сукно, чтобы у нее было время перевести дух.
- Это было бы замечательно. - Мира изучающим взглядом посмотрела на Еву и спросила: - Что еще?
- Без протокола?
- Естественно.
Ева сделала глубокий вдох и поведала о видеозаписи, обнаруженной в пентхаузе Драко.
- Надин об этом ничего не известно, - быстро сказала Мира. - Иначе она бы мне непременно сказала. Если бы Надин с самого начала знала об этой пленке, она была бы в ярости и отчаянии и ни за что не оставила бы ее у Драко. Очевидно, он сделал эту запись втайне от нее.
- Однако тут напрашивается следующий вопрос: а что, если Драко показал ей эту запись, когда она приходила к нему в отель вечером накануне убийства?
- В таком случае горничные отеля доложили бы о страшных разрушениях в пентхаусе, а Драко перед спектаклем пришлось бы оказывать срочную медицинскую помощь. - Мира откинулась на спинку стула. - Я рада, что вы наконец улыбнулись. Мне было печально видеть вас такой встревоженной.
- Во время нашей встречи Надин была в шоке, в настоящем шоке. - Ева оттолкнулась от стола, и стул на колесиках отъехал назад. - Правда, я, по-моему, тоже близка к этому состоянию. Вокруг меня слишком много людей, и с каждым я каким-то образом связана. Знаете, иногда я начинаю тосковать об одиночестве.
- А вы согласились бы вернуться к той жизни, которой вы жили год или два года назад?
- В чем-то та жизнь была проще. Я просыпалась по утрам и шла делать свою работу. Пару раз в неделю мы болтались где-нибудь с Мэвис... - Ева вздохнула. - Нет, я бы не хотела вернуться в прошлое. Впрочем, это уже не имеет значения. Что вы можете сказать о Драко? По-моему, он был типичным сексуальным хищником.
- Да, я читала ваш отчет как раз перед тем, как вы пришли. Я согласна с тем, что секс являлся одним из его излюбленных орудий, но отнюдь не самоцелью. Это было средство для того, чтобы властвовать над женщинами, которых он считал своими игрушками. А властвуя над женщинами, он доказывал свое превосходство мужчинам. Главным для него было находиться в центре внимания.