Когда она распахнула дверь, их взглядам предстала комната, буквально утопающая в цветах. Но Руперт не стал входить, несмотря на застывшую в глазах молодой женщины мольбу.
Он посмотрел на нее долгим взглядом, как будто хотел запомнить навсегда, и тихо сказал:
— Знаешь, наверное, мне никогда больше не встретить женщины, глядя на которую, хочется повторить вслед за маркизом де Брадомином, что лучшее в святости это искушение.
— Ты… ты прочел «Сонаты» Валье-Инклана? — потрясенно прошептала Леонора.
— Да, — ответил он. — А разве могло быть иначе?.. Впрочем, тетя Кэйт удивилась не меньше, когда я попросил ее найти для меня эту книгу. А что будет, когда я начну читать романы известной писательницы Леоноры Баулер!
— Значит, ты не собираешься забыть меня? — с надеждой в голосе спросила она.
— Тебя? Поверь, это невозможно! — сказал Руперт, качая головой, и, желая разрядить обстановку, попытался закончить все шуткой: — Дороти не позволит. Думаю, она будет усаживать нас в гостиной по вечерам и читать нам вслух твои романы.
Леонора невольно улыбнулась сквозь слезы, и Руперт решил на этом поставить точку.
— Прощай, моя Флоренс, — прошептал он и, быстро поцеловав ее в лоб, зашагал к лифтам.
Руперт знал, что она не бросится за ним и не будет умолять остаться. Но и не отведет взгляда, пока за ним не закроются двери лифта.
Его счастье, что у него есть работа, которая требует полной самоотдачи. К тому же, когда видишь, как жестоко порой судьба обходится с людьми, собственные горести кажутся не такими уж безысходными. Да он расстался с любимой женщиной, но ведь она же у него была! И навсегда останется в его памяти. К тому же ничто не мешает ему видеть ее во сне…
Когда на следующее утро Руперт с Энтони въезжали в ворота роскошной усадьбы, обоих волновала одна и та же мысль. Что же на этот раз выкинул маленький Тимми Филлимор?
Всего месяц назад они были здесь, вызванные истошно вопящей в трубку горничной. Не разобрав толком, что случилось, оператор понял лишь, что произошло нечто страшное. Поэтому решили немедленно отправить на место происшествия дежуривших Руперта и Энтони, а потом подослать других освободившихся спасателей.
Всю дорогу напарники строили предположения одно ужаснее другого.
Ворота были распахнуты настежь, и их встречали садовник и пожилой джентльмен, сильно смахивающий на дворецкого из фильмов про жизнь английских аристократов. И у того, и у другого лица были перекошены от страха. Не говоря ни слова, пожилой джентльмен припустился рысью перед их машиной, видимо показывая дорогу, хотя сбиться с пути было просто невозможно.
На ступенях белого особняка их с рук на руки, как эстафетную палочку, передали экономке с трясущими губами. За ней они чуть ли не бегом устремились на второй этаж мимо антикварной мебели и ваз с живыми цветами.
Эпицентром событий являлась… ванная. Именно оттуда доносился нестройный хор испуганных «охов» и «ахов» и сдавленных рыданий.
Внутренне приготовившись к худшему, но сохраняя на лице абсолютное спокойствие, Руперт и Энтони переступили порог огромного отделанного кафелем помещения. И когда набившиеся туда люди расступились перед ними, увидели малыша лет пяти, который с некоторым неудовольствием взирал на все происходящее вокруг него. Одной ногой он стоял на пушистом коврике лазоревого цвета, другой… в унитазе.
Тимми, поздний и безмерно обожаемый отпрыск четы Филлимор, не был отъявленным сорванцом или любителем устраивать пакости родным и близким. Нет, он отличался непоколебимым спокойствием, рассудительностью, пытливым умом и никогда ничего не совершал под влиянием момента.
Так, например, он вполне осознанно вырезал из книг с картинками Серого волка, чтобы тот не смог съесть бабушку Красной Шапочки или трех поросят, и злых разбойников из «Бременских музыкантов». И он всегда охотно рассказывал, что делает и зачем.
Так и сейчас Тимми объяснил, что хотел измерить глубину унитаза, но нога неожиданно застряла. Неспособность толпы взрослых справиться с ситуацией и вызволить его, огорчила малыша и заставила сомневаться в их умственном превосходстве. Именно это читалось на лице Тимми, когда его впервые увидели спасатели. Впрочем, их появление он встретил с некоторым оживлением и откровенным любопытством.
Поскольку повернуться в огромной ванной из-за обилия людей не представлялось возможным, а уходить никто не желал, искренне переживая за малыша, сделали следующее: осторожно выломали унитаз и вместе с Тимми вынесли на лужайку. Смена обстановки пришлась мальчику явно по душе.
Он, прищурившись, посмотрел на солнце, одарил собравшихся лучезарной улыбкой, затем выжидательно посмотрел на спасателей. Те какое-то время примеривались, затем принялись по кусочкам разбивать унитаз так, чтобы острые углы не поранили ногу Тимми.
Когда малыш был вызволен из западни, счастливая мать прижала его к груди, не переставая благодарить спасателей. К ней тут же присоединились толпящиеся рядом родственники, горничные, экономка, садовник, повара и прочие домочадцы. За исключением, правда, няньки, которую тут же уволили.
Тимми с восхищением посмотрел на Руперта с Энтони, пообещал никогда больше не совать ногу в унитаз. И добавил, что надеется встретиться с ними вновь.
Видимо, время для новой встречи, по мнению малыша, пришло именно сегодня.
Их опять встречали у ворот. Но на этот раз пожилой джентльмен не порысил к дому, а свернул на садовую аллею. Очевидно, наследник семейства Филлимор решил пока воспользоваться благоприятной погодой.
Ситуация на этот раз была серьезнее, но выглядело все много комичнее, чем в предыдущий раз. Около массивной садовой скамьи на ажурных чугунных ножках стояли на четвереньках те же участники события, что и в ванной, являя миру то, что в архитектуре называют дворовым фасадом.
Увидев спасателей, миссис Филлимор поднялась с колен и бросилась к ним, открывая рот, но не в силах произнести ни слова от волнения. Ее элегантный белый брючный костюм украшали травяные пятна, она то умоляюще прижимала руки к груди, то патетически указывала в направлении скамьи.
Обозрев место происшествия, Руперт и Энтони тут же реконструировали события. А дело выглядело так. Спрятав Братца Кролика под скамейкой, Тимми решил посмотреть, не доберется ли до него Братец Лис сквозь чугунное кружево. Голову он просунул легко и безболезненно, но, когда попытался вернуться в исходное положение, у него ничего не получилось. Он не звал на помощь, не плакал, а по-всякому пытался высвободиться. Пыхтящим и красным от натуги его и нашла «на минутку» отлучившаяся нянька.
Миссис Филиммор потребовала прислать именно тех спасателей, что и в прошлый раз: мол, Тимми им верит. На ее счастье, Руперт и Энтони оказались не на выезде.
Когда они приехали и присоединились к группе, окружившей скамейку, малыш скупо улыбнулся — он уже порядком устал — и сказал, что прекрасно справился бы сам, но уши мешают, несмотря на оливковое масло. И действительно, приглядевшись, приятели увидели, что голова мальчика лоснится от масла. На сей раз взрослые, видимо, хотели хоть как-то реабилитировать себя в глазах Тимми и по совету кухарки прибегли к помощи оливкового масла. Но не сработало.
Чугунные завитки пилили вручную и довольно долго. Малыш держался стойко, даже подбадривал Руперта и Энтони.
Когда мать со слезами счастья на глазах прижала к себе ненаглядное промасленное дитя, прямо по зеленой лужайке промчался лимузин и из него выскочил сам мистер Филлимор, вызванный с важного совещания. Поняв, что и на этот раз все обошлось, он, тем не менее, тут же приказал убрать все садовые скамейки.
— Сэр, это совсем ни к чему, — остановил его Энтони. — Тимми не повторяет своих ошибок. Унитазы и скамейки — это пока единственные вещи, которым ничто у вас больше не угрожает.
— И Писсарро…
— Что?
— И пейзажу Камиля Писсарро. Тимми решил, что предметам на картине не хватает четкости, и обвел их по контуру черным… К счастью, это был уголь, — объяснил мистер Филиммор и тут же сменил тему: — Молодые люди, я хочу вам сказать, что отныне вы желанные гости в моем доме. В следующее воскресенье у нас с женой годовщина свадьбы. Мы будем рады видеть вас.
Приятели смущенно поблагодарили и распрощались. Когда они садились в машину, Энтони спросил:
— Слушай, а ты, наверное, пойдешь с Флоренс, да?
— Во-первых, никуда я не пойду. А во-вторых, никакая она не Флоренс, — сердито буркнул Руперт.
Происшествие в поместье Филиммор — забавное по сравнению с теми, с которыми они обычно имели дело, — на время помогло ему забыть о своих горестях. Но приятель, как назло, напомнил о них.
— Так, значит, она все вспомнила, — догадался Энтони. — И…
— И нет никакого «и», — резко оборвал напарника Руперт. — У нее своя жизнь, у меня своя.
— Понятно, почему ты сегодня такой хмурый, — протянул тот и не рискнул расспрашивать дальше, хотя очень хотелось.
Скупое признание друга стало для Энтони неприятной неожиданностью. Он, конечно, узнал Флоренс — или как ее там — не так хорошо, как Руперт, но был уверен, что кем бы та ни оказалась, она надолго, если не навсегда, обосновалась в их городе, в доме Руперта, в его сердце… Хотя последнее, похоже, было верно, но не радовало, поскольку настоящее чувство должно быть взаимно.
Они молча доехали до офиса. Там всем уже было известно от оператора, куда и зачем их вызывали, но никто из коллег не рискнул превратить это в повод для шутливого подтрунивания, настолько подавленным выглядел Руперт и опечаленным Энтони…
Хорошо хоть Остин, еще с тремя спасателями отправившийся на происшествие за город, пока не вернулся, а то мне бы не избежать допроса с пристрастием, думал Руперт, направляясь домой. Вчера, поздно вечером возвратившись, он не стал подходить к телефону, хотя тот несколько раз заходился оглушительным трезвоном. Ему не хотелось ни с кем говорить, никого видеть. То, что случилось, требовалось сначала пережить. Он приготовился даже не пустить родственников на порог. Но те не появились, очевидно догадавшись, что на этот раз следует оставить Руперта наедине с собой.
Однако сегодня на такую чуткость рассчитывать уже не приходилось. Два дня невмешательства в его дела — слишком тяжелая нагрузка для людей, привыкших знать по минутам о том, что происходит в жизни друг друга.