Затянувшаяся, изрядно надоевшая осень с ее нудными моросящими дождями и пронизывающими жесткими ветрами, внезапно и разом кончилась. Исчерпавший себя ноябрь, казалось, по волшебству свежим морозцем осушил насквозь пропитанные влагой московские улицы и бульвары. По зимнему неярко светило низкое, негреющее солнце.
Именно в такое утро Сегал, принаряженный в свой единственный костюм и демисезонное пальто, по случаю приобретенное на барахолке, бодро шагал к новому месту работы, в редакцию заводской многотиражки «Все для победы».
О чем он думал в эти минуты? В общем-то ни о чем: все было передумано, взвешено и решено. Как бы там ни было, его основная профессия - журналист. Значит, перо в руки и за дело.
Он пришел в редакцию почти первым и застал там лишь худощавую, полногубую, с голубыми выпученными глазами женщину, как оказалось, машинистку. Ефим поздоровался.
- Здгавствуйте, - ответила она картаво, изучающе рассматривая Ефима, - вы наш новый соттудник Сегал, да?
- Как вы догадались?
- Очень пгосто - по фотоггафии в нашей газете. А то, что вы будете у нас габотать, знает вся гедакция. Меня зовут Анфиса Павловна, фамилия Пышкина, - представилась она. - Если хотите, можете почитать пока подшивку нашей газеты. - Она протянула Ефиму папку и неспешно затюкала на пишущей машинке.
Ровно в девять в редакцию вошел человек среднего роста, весь в сером: серая шапка, серое длинное пальто в елочку, из-под которого выглядывали широченные серые брюки. Он суховато поздоровался с машинисткой, глянул на Ефима, прошел в другую комнату и закрыл за собой дверь.
- Наш гедактог, - негромко, но значительно объяснила Анфиса Павловна, Федог Владимирович. Сейчас доложу ему о вас.
Через несколько минут она вышла от редактора и сказала Ефиму, что он может войти.
Не отрывая глаз от бумаг, редактор кивком указал на стул:
- Садитесь, товарищ Сегал, я сейчас.
Ефим внимательно вглядывался в его лицо - бледное, удлиненное. Раздвоенный подбородок указывал на упрямство и волю, тонкие крепко сжатые синеватые губы под длинноватым носом усиливали это впечатление.
Редактор неожиданно оторвался от бумаг, прямо посмотрел на Ефима. Сквозь толстые стекла роговых очков серо-стальные небольшие глаза глядели прокалывающе. Помолчав, редактор глуховато произнес тонкогубым ртом:
- Ну-с, будем знакомы. Гапченко Федор Владимирович. Зоя Александровна Горина, кажется, все мне о вас сообщила. Да и в материале Алевтины Михайловны многое сказано... Так что заочно я с вами вполне знаком. Кстати, как вам понравился ее репортаж?
У Бфима чуть не вырвалось: ремесленная стряпня. Но начинать с этого он посчитал неудобным, ответил дипломатично:
- Материал как материал... думаю, следовало бы его подать, как вам сказать, несколько деловитее, что ли...
- Имеете в виду - квалифицированнее?
- Пожалуй, так...
Правая щека редактора передернулась, будто змейка пробежала снизу вверх по ней.
- Я понял вас. Алевтина Михайловна как журналист слабовата... весьма. Да и все мы тут не очень... Вы специалист в газетном деле, вот и покажите нам класс... Мы с удовольствием поучимся.
Ефим насторожился: «Встречает не с цветами! Упрям, с апломбом. Работать с ним вряд ли будет легко».
- Вам, конечно, известны обязанности ответственного секретаря? - спросил Гапченко, не услышав ответа Ефима на свои последние слова.
- В основном, да: макет, верстка, типография...
- У нас не совсем так, - поправил редактор. - Наша газета выходит пять раз в неделю: четыре раза на двух полосах и один - на четырех. Пишущего народа в редакции - раз, два и обчелся. Предприятие у нас огромное, уйма подсобных служб - дел невпроворот, скоро сами убедитесь. Ответственным секретарем вы будете скорее формально, мы пригласили вас на освободившееся место как рабочую пчелу - делать мед, можно и горький. А техническую работу...
В кабинет вошла женщина средних лет, полноватая, чуть ниже среднего роста. Поздоровалась, повесила свое пальто рядом с пальто редактора.
- Знакомьтесь, - сказал Гапченко, - Софья Самойловна Адамович, мой заместитель. Это наш новый сотрудник, Ефим Моисеевич Сегал.
Софья Самойловна села рядом с Ефимом, спустила с головы на покатые плечи белый пуховой платочек, обнажив мелковолнистые, чуть седеющие каштановые волосы. Темно-серыми глазами быстро осмотрела Ефима с головы до ног. Ее смазливое, типично восточное лицо, кроме угодливости, ничего не выражало.
- Я, Соня, поясняю нашему новому сотруднику, - обратился к ней Гапченко, - что техническую работу у нас есть кому делать. - Ну, хотя бы тебе.
- Конечно, — согласилась Софья Самойловна, замигав короткими ресничками и придав лицу на этот раз выражение особой деловитости.
- А Ефиму Моисеевичу, как классному журналисту, - Ефим опять отметил про себя тон, которым это было сказано, - придется поставлять материал, разбирать поступающие в редакцию сигналы и еще кое-чем заниматься... Ну, допустим, возникнут непредвиденные обстоятельства...
- Конечно, - подтвердила Софья Самойловна.
- Знаешь, Соня, Сегалу не понравился опус Крошкиной о нем и его смене. Давай поручим ему, - глядя на Ефима с полуприкрытым подкусом, предложил Гапченко, - написать очерк страничек на десять о Радужине и его бригаде.
- Конечно, - снова согласилась Софья Самойловна.
- Не возражаете? - обратился редактор к Ефиму.
- Вообще-то мне больше по душе критические материалы, посложнее да позаковыристее...
Редактор переглянулся с заместителем.
- Хорошо, тогда поручим вам разобраться в работе комбината питания. Жалоб на него, письменных и устных, мы получили немало. Несколько раз выступали, правда поверхностно, эффекта никакого. Попробуйте, Ефим Моисеевич, чуть потеплевшим голосом сказал Гапченко, - поглубже вникнуть в этот вопрос, дадим вам на это неделю. Хватит?
- Конечно, хватит, - определила Софья Самойловна, хотя вопрос к ней совсем не относился.
- Не знаю, - сказал Ефим, - на деле видно будет: может быть, хватит, а, может быть, и нет.
- Добро, - заключил Гапченко, - значит, примерно через неделю статью ко мне на стол.