Безумие это блюдо, которое едят в одиночку. Реально трудно такой закуской с другом поделится, если вы понимаете, о чем я. Да, я хочу жрать. Я люблю пожрать, и по мне это видно, не будем лицемерить. А вообще, сходить с ума это, конечно, переживание интересное. Но я бы не стал рекомендовать его, как хобби.
Разве что на работе, когда заняться нечем. Вот как у меня сегодня.
Честно говоря, тревожные звоночки звенели уже давно. Это я уже задним числом понял. Месяц назад переехал в новую съемную квартиру. Однокомнатная, совсем рядом с работой, двадцать минут пешком. Мебели маловато, но зато сдали через знакомых, очень дешево. Купил с зарплаты ортопедический матрас, бросил на пол, сплю на нем. Что мне еще надо, молодому, чтобы высыпаться. Девку, ясное дело. Но девки, они ж как геморрой. В смысле, дело наживное.
А еще во время сна люблю, чтобы тихо было. Тоже не сказать, чтобы выдающаяся особенность. И вот с этим проблемки-то на новой хате и возникли. И не в соседях дело. Среди ночи то со стола стакан на кухне упадет. То упаковочный полиэтилен в углу вдруг зашумит, будто на него кто-то с разбегу прыгнул. Сплю с включенным светом. Не помогло — вчера проснулся от того, что не могу пошевелиться. И вдохнуть. Кошмарное чувство. Хочется кричать, а не можешь — ни единая, сука, мышца не двигается.
Думал все, сдохну. Но нет, замычал, заворочался, кое-как сбросил жуткое оцепенение. Отдышался, сел на матрасе, осмотрелся — свет горит, никого нет. Даже кота. Так и должно быть — хозяйка домашних животных запрещает. На часах три часа и три минуты.
Только под утро забылся тяжелым, чутким сном. На работу, конечно же, проспал. Не сильно опоздал — минут на полчаса всего. Но если уж не везет, то по-крупному — вместе со мной к офису подошел шеф. Надо было вперед юркнуть, может бы и не заметил. Но я ж воспитанный. Дверь открыл, дождался. Он увидел, что ему дверь кто-то держит, засеменил, заторопился. Поскользнулся, смешно ноги вперед выкинув, но не упал. Сентябрь, ночью ледок намерз. Шеф наконец добрался до двери и увидел мое лицо.
Тоже не выспавшийся, хмурый такой. Посмотрели мы друг на друга. Я сдуру улыбнулся. А он злой. Шеф моложе меня года на три. По идее, он только институт должен закончить. Выглядит он, конечно, посолиднее, ухоженнее. А рожа опухшая. Кто ему и что именно этой ночью душил, не знаю. Однако подозреваю, с ним как-то иначе было, не так как у меня.
— Добренькое утречко, — жизнерадостно поприветствовал я начальство. По заветам великих, стараясь выглядеть лихо и придурковато.
Он посмотрел на меня так, понимающе. А потом сказал хриплым, злым голосом:
— И часто ты так опаздываешь? Времени сколько, ты видел? Тебе будильник подарить? Через пять минут у меня в кабинете чтоб был!
Ну и через пять минут я у него под дверью. Стою, переживаю. Не сажусь — стул далеко, а я то думаю, что он прям щас позовёт. Так полчаса и протоптался, пока он обо мне вспомнил. Вышел бумажки секретарше отдать. Увидел меня. Уронил только одно слово, как горсть земли на могилу:
— Зайди.
Я зашел. И бесславно потратил следующие полчаса жизни. Потому что начальника слушал. Надо было о голых бабах думать, или планы на выходные строить — пятница ведь сегодня. Но спохватился, и минут пятнадцать провел с пользой — думал, чтобы такого посмотреть вечером. Шеф ничего интересного скреативить не смог, просто тупо давил банальностями вроде “Опоздание на работу это дисциплинарное нарушение! Ты же договор подписал? Что не читал? Так я тебе напомню! В договоре четко указано, когда надо являться на рабочее место. Значит на работу ты должен приходить за десять минут до указанного времени! Вы же возитесь все время! Пока разденетесь, пока компьютер включите, пока запустите программу…”. Ну и так далее. По идее, мне приятно должно было стать, когда он на "вы" перешел, но я разозлился. Зубами скрипнул, но кивал с виноватым видом. Глаза только в пол опустил, чтобы не палиться. Как будто в школе наругали, честное слово. Только в школе на бабло не разводят. А на работе разводят, потому что закончил шеф фразой “…останешься сегодня после работы, хвосты свои подберешь!”.
Нет у меня никаких хвостов. Вовремя я все делаю. Это у тебя на фирме производственные процессы через жопу построены, то неделю заняться нечем, то сутками надо сидеть — подумал я и вежливо сказал:
— Хорошо Марат, как скажите. — шеф у нас прогрессивный, всех заставляет себя по имени называть. Но на вы. Затейник.
— Иди! — отпустил он меня наконец.
И вот, после того как все дисциплинированно отсидели еще час после конца рабочего дня и ушли, я остался. Злость так и не отпустила — в договоре, о котором шеф упоминал, указано еще про сверхурочные. Должна быть за них двойная оплата, но по факту все задерживаются после работы, а часто и по субботам. Сложилось так. Поголовно “добровольно” на работе сидят.
Сам шеф еще в обед усвистел из офиса, но мне уйти не вариант — на выходе замок с магнитными карточками. Фиксирует время ухода-прихода. Разорился же на хитрую систему, поставил. Лучше бы компы новые купил. И стулья. У меня, как и у половины в офисе — сломанные. Но в нашем городе не так много проектных фирм, а меня угораздило на инженера-электрика институт закончить. Так что, выбора-то особо и нет. Можно просто молча злиться, а можно злиться с выдумкой, но молча.
Работы сегодня не было, поэтому я спокойно смотрел фильмы почти весь день. С перерывом на обед. Немного погуглил про свой припадок ночной. Начитался про “сонный паралич”, немного успокоился. Не я один такой.
Когда у тебя вдруг жопа, а потом оказывается что и у других тоже жопа есть — это странным образом успокаивает, замечали? Это жопа конечно, но ты такой, “Ну ладно, бывает. Люди вон с какой жопой живут, и я со своей смогу…”. Упокоился я, но не до конца. Уходить домой не хотелось. Даже обдумал вариант в офисе спать остаться.
Офис у нас находился в реально старом здании. Как бы даже не дореволюционной постройки, пять раз перестроенное. При СССР тут был то ли научный институт, то ли управленческая контора — суть в том, что во время перестройки это большое строение у администрации города отмели и поделили. И сейчас тут было нечто вроде бизнес центра. Куча фирм снимали помещения под офис. В том числе и наша фирма. Поэтому, часов в десять вечера, охранник мог меня выгнать. Освоить прогрессивные капиталисты смогли верхние пять этажей. Еще один этаж почти целиком в землю ушел, а еще ниже подвалы были. Со двора если зайти, там такие ворота в подземелье — круче чем в Мории. Вот бы хоть раз полазить. Но нельзя, все закрыто, а на первом этаже охранник дежурит, вниз только по лицу пропускает. Там склады всякие сейчас.
На самом деле остаться на работе на ночь — не такая плохая идея. В офисе была отгорожена шкафами небольшая “кухня” с чайником, микроволновкой и стареньким холодильником. Можно будет подогреть мою вчерашнюю шавуху, которую я не доел. Утром умыться в туалете и я уже на работе. Так я точно не опоздаю. Хотя, можно бы было и опоздать, суббота все-таки. Значит, можно поспать подольше. Однако, если останусь на ночь на работе, то продемонстрирую лояльность компании, искреннее желание работать, всё такое. Я выключил свет, открыл пиво, прозорливо прикупленное в обед, поудобнее устроился на сдвинутых вместе двух стульях и включил второй сезон начатого сериала. На улице уже стемнело, мне было даже уютно. Вот сейчас допью пиво и решу окончательно, идти домой, или и в самом деле остаться.
Я даже вторую банку начать не успел, как заметил краем глаза движение. Заметил может и краем глаза, но очень четко. Кто-то, размером не меньше немецкой овчарки, прошмыгнул на кухню. И этот кто-то был неприятно неестественный. Я толком не рассмотрел, но было похоже на очень тощую обезьяну на карачках. “А вот и глюки”, — обреченно подумал я. С подозрением посмотрел на банку. Может это все пиво виновато? Но подозрения улетучились, не успев укорениться. Подозревать пиво во всяком, было бы несправедливо. Особенно, по отношению к этой марке пенного напитка. Ведь именно это пивко было единственное, что поддерживало меня на протяжении этих трех лет после института. Я тихонько поставил почти пустую банку на стол, протянул руки к клавиатуре. Поставил сериал на паузу, запомнив серию и время. Открыл поисковую строку браузера и ввел “шизофрения, симптомы”. Не успел даже тяжело вздохнуть, разглядывая выпавшие результаты, как отчетливо услышал, даже через наушники, как на кухне открылась дверь холодильника.
Я замер. Тихонько снял наушники. И снова отчетливо услышал, как кто-то шарится в холодильнике, гремя пластиковыми контейнерами. И не скрываясь особо.
Я человек опытный, не один десяток фильмов ужасов посмотрел, поэтому знал, что делать. Заорать и бежать к выходу. Это же единственный шанс остаться в живых. Надеюсь, никто спорить не будет. И я не буду спорить. Я снял наушники, тихонько встал и вместо хладнокровного, логичного и взвешенного вопля с бегством, крадучись пошел на кухню. По дороге захватив со стола большой канцелярский степлер.
Двигало мной две вещи — хоть и страшно, но не верилось, что у меня глюки. Очень хотелось убедиться в этом окончательно. И, дребезжала на границе сознания смутная надежда, что это Полина. Молоденькая практикантка-архитекторша. Красивая, с красными бровями и в странной одежде — архитекторы они такие, яркие. Уже вторую неделю к нам ходит, диплом делает и заодно опыта набирается. Перекинулся я с ней парой слов всего. На обеде рядом сидели однажды. Но мне хотелось большего. Насколько сильно хотелось — понял сейчас, когда шел с занесенным для удара степлером по темному офису навстречу странным звукам. Звуки, кстати, действительно стали странными — если это была Полина, то сейчас она бросала на пол пластиковые контейнеры. А один, кажется, даже раздавила. Я занес над головой степлер, чтобы ударить того, кого там найду.
А вдруг там и правда Полина? Нет, умом я понимал, что с хера бы вдруг, да и как так… Но скрюченный от ужаса мозг вцепился в эту спасительную мысль, как питбуль в стейк. Последние десять шагов до кухни я сделал, напряженно обдумывая, что сказать. Итак, я заглядываю на кухню, а там Полина. Что сделать? Сказать “Буууу!”? Нет, это глупо, по-детски. Надо что-то веселое. “Ночной дожор!”. Нет, это плагиат, я где-то это видел. Скажу “Это дожорная полиция, вилки на стол!”. Уже лучше. А потом уже спрошу, что она тут делает, мы разговоримся, и…
И вот уже книжный шкаф. Я, не опуская руку со степлером, осторожно заглядываю за него. В падающим из окон свете от уличных фонарей, я вижу кухню. Против ожидания, там вовсе не такой погром, как я боялся. Холодильник открыт и в нём кто-то возится. Лампочка в этой шайтан машине 90-х годов перегорела еще до моего рождения, а дверь открывается в сторону окна, поэтому внутренности холодильника погружены в непроглядную, как душа вебкамщицы, тьму. Я напряженно присматриваюсь и вижу, как мелькает белый ланчбокс. Падает на пол. А теперь достают белый картон. Это коробочка с тортиком для Маргариты Семеновны, нашего главбуха! И тут я наконец, на фоне белого картона, разглядел пальцы держащего. Длинные, черные. Корявые. Похожие на корни. Нечеловеческие.
Существо отодвинулось, вынырнув из холодильника. Крохотное, высотой мне по пояс, все словно состоящее из линий и суставов. С пустыми провалами глаз и выростами на гладком черепе. Явно что-то потустороннее, к тарологу не ходи. Странно незаконченное, будто в реальности проявилось не до конца. Вместо носа темный провал, как у черепа. Которым оно принюхалось к коробке. А потом раззявило резиново огромную пасть и с неприятным шорохом запихнула в неё коробку. И начало жевать.
Звуки прожовываемой вместе с упаковкой еды были самыми странными звуками, что я слышал в своей жизни. Я решил, что ничего еще более странного я уже не увижу и не услышу, поэтому осторожно попятился назад. И именно в этот момент степлер в моей руке повело. Ручка раскрылась и эта, совсем не боевая но тяжелая машинка, предательски вывернулась и упала на пол, с грохотом рассыпавшись на запчасти.
Жуткая тварь дернулась, вскинулась, повернулась ко мне. Я отстраненно отметил, что у неё есть отростки за спиной. Как огрызки от крыльев. Вообще оно было будто собрано из костей, закрашенное в черный цвет и истекало в воздух черными чернилами, оттого его и было так трудно разглядеть. Я долгие полторы секунды пялился в его маленькие, темные, ничего выражающие буркала. А оно продолжало торопливо жрать. Наконец, я не выдержал гнетущей тишины, и не своим, тоненьким и дрожащим голоском, спросил:
— Полина?