Городок у цвергов, конечно, живописный. Туристической достопримечательностью бы мог стать. Вполне. Местами, даже было красиво — разные оттенки стен, явно заботливо культивируемая поросль фосфоресцирующих грибов в нишах и углах. Прямо целые инсталляции. Попадались широкие арыки с проточной водой заключенные в полированные плиты, красиво полированные колонны, стены с гравировками. Выглядело, как если бы это был московский метрополитен, но строили его древние египтяне. И лодки вместо поездов.
Но всё очарование портил жесткий военный аспект всего этого сооружения. Запутанный и явно оборудованный ловушками коридор на входе был только началом. Узкие каменные мостики под прицелами стрелковых галерей отделяли кварталы друг от друга. На каждом шагу попадались фирменные цвергские двери. Это такая многотонная каменная плита, в форме сплошного круга. Толщиной от полуметра и диаметром метра в два, стоит в каменной наклонной колее. Достаточно вынуть подпорку и эта каменюка скатывается вниз, наглухо блокируя узкий проход. И такие штуки попадались постоянно, превращая город в набор автономных отсеков, как у подводной лодки.
А вот гостевые помещения, которые нам выделили, напротив, дверей не предусматривали. Вход был занавешен потрепанной шкурой. Поэтому быстро стало ясно, что если мы хотим что-то оставить в своем “номере”, то надо оставить и кого-то сторожить.
А ещё Сурнокт был опасным, темным и злым местом. Рассказывать о нем можно долго, но только побывав там самому, можно понять эту атмосферу. Когда ты постоянно находишься под перекрестьем светящихся красных глаз цвергов. И кажется, что это в них красный огонек алчности, который разгорается все сильнее.
Никто, даже Хар, не был доволен тем, что мы находимся тут. Похоже, он иронизировал насчет цвергского гостеприимства. Уточнять у него я не стал. Но нашей группе нужно было остановиться, отдохнуть, пополнить запасы. А главное — продать добычу.
Поэтому, после короткого отдыха, сна по очереди и ненамного более обильной еды, чем та которой мы питались в походе, Хар и Ликаста с утра уходили в город. Меня и Гульнана обычно оставляли в гостевом помещении.
Наш номер сильно напомнил мне городскую квартиру. Если бы комнаты вырубали в скале. Правда с квадратными метрами тут было не так плохо, как у нас в новостройках. Тут была даже гостиная, примерно десять на десять метров. С проходами в другие помещения и в ванну с санузлом. Разумеется, там не был санузел кафелем обложенный — надо делать поправку на местный колорит. Так, закуток с неожиданно сносным каменным сиденьем и дырой в нем — самый настоящий сельский туалет. Ниша с каменным углублением, по которому текла вода — почти настоящая ванная кабина. Даже красивая в своей аскетичной простоте. Как, впрочем, и все остальное в «номере». Только вот из мебели в этом отеле всего несколько прямоугольных ниш в стене, в некоторых можно было спать.
Трудно сказать, сколько времени мы провели в городе цвергов. Спали мы за это время дважды. Я чувствовал себя неплохо, хотя меня напрягало, что я мало ел и почти не спал. Видимо, сильно волновался. А еще еда тут… Специфическая. Не страшно, первое время продержусь на подкожном жире — сидячая работа готовила меня к этому всю жизнь. Пару недель на скудной диете только пойдет мне на пользу.
За всё время произошло только два интересных события. Первое случилось сразу после прибытия — мы обнаружили “зайца” на нашем носильщике. Видимо, всё-таки прорвался и прицепился в лесу.
— Вот же задница Нария! — сказал Хар. Он как раз разгружал поклажу, отстегивая и раскладывая на полу сундуки и мешки. Меня помогать не просили. — Ликаста! Заяц добрался до нашего дуля!
Ага, вот как зовут это существо, “дуль” — впитал я ценную информацию.
— Не трожь! Я хочу его живым! — радостно пропела Ликаста. И бросилась к дулю. Она как раз собиралсь спать, поэтому сняла свой плащ и броню, оставшись только в нескольких ремнях на ноге, которые удерживали у нее на бедрах футляр из черной кожи. По сути, она была полностью обнаженной. Но это, почему-то, никого не смущало. Минотавр тоже то и дело оголялся и его вид меня откровенно пугал. Нет, не потому что у него там запасная дубинка. Как раз хер у него был вполне человеческий. Меня пугали его мышцы. Под кожаной броней скрывалось тело не атлета, а мутанта на анаболиках. Слишком широкая грудная клетка, странные квадратики пресса, вообще неправильная анатомия мышц… Логично, конечно, он же не человек. Но выглядело странно и вызывало чувство гадливости. Бррр…
Хорошо хоть Хар даже спал в броне, снимая только шлем. Как и у остальных цвергов, несмотря на беспросветную черноту кожи и волос, у него были совсем не африканские черты лица. Злобно сдвинутые густые, сросшиеся брови, хищный и загнутый книзу, как клюв орла, нос, высокие азиатские скулы и шикарная, густая, лоснящаяся борода. Тщательно смазанная специальным маслом и завитая. Хар посвящал уходу за своей растительностью на лице минут по двадцать каждое “утро”. Внешне его борода напоминала не бороды дворфов из фэнтези, а скорее бороды древних ассирийцев с каменных барельефов, которые я видел в школе. Такие, с химической завивкой. Хар с мастерством опытного барбершопера сооружал себе на лице сложную прическу, чтобы тут же спрятать её под бронзой шлема. Я не стал ни о чем спрашивать.
Ликаста, хотя я конечно, как приличный чело… глубинный гном, старался её не слишком уж пристально разглядывать — единственная выглядела почти человеком. Даже ушки аккуратные, маленькие и вполне человеческие — хотя я подозревал в ней эльфа. Да и вообще она радовала пропорциями. Широкие бедра, большая грудь. Я не находил в ней ничего не человеческого, кроме чересчур белой кожи. Вот до этого случая с зайцем, не находил.
Она, прямо вот так, голой, подлетела к дулю, и начала командовать. Сначала, с помощью Гульнуна, они сняли всю поклажу и стянули покрывало. Под тканью обнаружилось существо, похожее на гориллу. Сильно похожее, только пасть куда сильнее вытянута вперед, и здоровенные клыки. Покрытая проплешинами и ранами, горилла пырилась в пустоту пустыми глазницами. Её череп, похожий на вытянутое яйцо, был вскрыт, а потом заново сшит обратно. Сделано было похабненько, с одной стороны кожа оторвалась и висела тряпкой.
Я даже не сильно удивился. Ну да, мертвая тварь. Ходит. Но не разговаривает же. В принципе, нечто такое я и ожидал. Я с удивлением отметил, что меня даже проблеваться не тянет. И перевел внимание на “зайца”. Все же, это существо было ближе скорее к клопу, чем к блохе. Сейчас оно раздулось и выросло раза в четыре, став похожим на гроздь кочанов цветной капусты. Если бы капуста была из плоти и пульсировала. Я знал, что внутри каждого зреет новый зайчик.
— Хар, кинжал возьми! Гульнун, ты тяни! — командовала Ликаста.
“Заяц” выжрал дулю полспины, глубоко забурившись под кожу. Мне стало как-то гадко смотреть, как мои партнеры вырезают из безучастного зомбяка мегаклопа и я вышел за “дверь”. Проветрится. Перед глазами стояла покрытая слизью и кровью Ликаста с горящими восторгом глазами, и руками по локоть внутри дуля. Прижимаясь сиськами прямо к капусте она тянула “зайца” наружу. От капусты сиськи растут. Так, о чем я думаю?
Очень хотелось покурить, хотя я бросил еще после университета. Поэтому я просто несколько раз глубоко вдохнул. Постоял еще немного и зашел обратно.
Извлеченного беременного зайца, который вяло отбивался рудиментарными лапками ротового аппарата, засунули в специально освобожденный под это дело ящик и закрыли, для надежности перевязав его веревкой. Ликаста сияла, как будто ей букет роз подарили. Сообщила публике, что займется “этим” завтра. С оттенком напряжения, как будто говорила о пересадки цветка в новый горшок. Типа предстоит возня, но если выгорит, то будет круто.
Лето я проводил у бабушки в деревне. Чистая природа, сад без пестицидов, кровавое забивание поросенка на мясо. И тут главное — потом убрать. А то будет чувство такое… Унылое. И неопрятно. А мои спутники развели грязь, а убирать не спешили. Из нашей атаманши хорошей жены точно не выйдет. Развела бардак и убирать даже не планирует. Сама вся перемазалась, как… Как не знаю что. Последнее меня прямо раздражало.
Я взял Ликасту за руку и повел её в ванну. Странно, но она подчинилась. Я молча начал смывать с неё гной и всю прочую гадость. Тут было нечто вроде мыльной губки, так что дело шло хорошо.
— Что ты делаешь, — наконец спросила Ликаста когда я дошел до груди. — Дай, сюда, я сама.
Она отняла у меня губку и отпихнула меня прочь. Мимо моих ног прополз её хлыст и зашипел на меня змеиной головой. Я отступил, развернулся и вернулся в гостинную. И объяснил на таращихся на меня Хара и Гульнуна.
— Не люблю грязь.
— Ага. Понятно, — кивнул Хар. Он, по своему обыкновению, был в шлеме, но мне показалось что он ехидно улыбается.
Гульнун замычал что-то неразборчивое и отошел в сторону.
На следующий день, когда Ликаста с Харом ушли и оставили меня с человекобыком одни, он долго молчал. Потом поел, вздремнул, попил и наконец завел разговор.
Я в это время не сидел без дела — Кенни наконец отмер. И сейчас я развлекался тем, что исследовал его возможности. Пока я приспособил его вместо дрона-разведчика. Увы, картинку он передавать не мог. Но я будто понимал, что он видит. Поэтому я сидел у входа, и незаметно отправлял его на разведку. И как только он натыкался на что-то интересное, я его возвращал и он “показывал” увиденное. Это было меньше всего похоже на видео. Я как будто “вспоминал”, как карабкаюсь по стенке, заглядываю в бойницу, и слушаю разговоры двух цвергов. Это требовало полного сосредоточения, поэтому я с некоторой неохотой отозвался на голос Гульнуна. Тот говорил с паузами, долго подбирал слова. С ним было тяжело общаться.
— Слышь, гном… — забавно, а ведь они до сих пор не спросили, как меня зовут. — Ты знаешь, кто такие гигару?
— Не совсем, — осторожно ответил я.
— Ааа… Муэ… — задумчиво протянул Гульнун. А потом закинул башку к потолку и протяжно замычал. Я уже знал, что так он смеётся. Я терпеливо дождался пока он промычится. Но продолжения не последовало.
— Ну и кто они такие? — наконец спросил я, поняв, что это не пауза, а конец разговора.
— Муэ? Кто? А! Да… Гигару! Муэ они… Муэ… — человекобык наморщил лоб. Я подозревал, что его тугодумность, как минимум наполовину наигранна. Вот и сейчас, он скорее думает не что сказать, а что он может сказать. Мои подозрения подтвердились. — Спроси Хара!
— А ты не можешь сказать? — слегка поддразнил я его.
— Я все могу! — гулко проревел он в ответ. И даже без “муэ”.
— Конечно. Кроме как говорить без разрешения Хара? — ляпнул я, и тут же пожалел. Вот сейчас быканет, а у меня дубинка не по размеру. Такую тушу надо кувалдой глушить. Но, против ожидания, Гульнун не рассвирепел.
— Не, ты не туда думаешь. Гигару скульпторы плоти. Видел зайца? Ликаста такая же, — Гульнун ткнул культей себе в грудь. — Внутри. Спроси Хара, он скажет лучше. Смотри на вход. Я буду спать.
И в самом деле завалился на скатку. А через минуту вырубился, трубно захрапев.
Через пару часов Кенни принес картинку, что Хар с Ликастой возвращаются. Хар буквально орал на Ликасту по дороге. Та в ответ отмалчивалась, что на неё совсем не похоже.
В наш “номер” Хар ворвался первым, сорвал шлем и оскалился в улыбке. Очень недоброй. Еще эти подсвеченные красным глаза. Ух и злобная же у него была рожа.
— Гульнун! Радуйся! Мы купили тебе новую руку! — заорал Хар. — И нам стоило это половины добычи, Нирийские яйца мне в рот! За эти деньги мы могли бы нанять трех таких как ты!
— Может ты думаешь, что я не смогу убить тебя одной рукой? — спросил минотавр обманчиво спокойно и взял здоровой рукой свой огромный топор. Вперед выступила Ликаста и положила свою, такую маленькую, ручку ему на плечо.
— Хар пошутил. Он цверг и траты делают его глупцом. Мы бы никогда не смогли нанять такого, как ты, Гульнун, за такие деньги. Ты стоишь больше. Сядь и приготовься к боли.
Хирургические операции в полевых условиях сами по себе зрелище не из приятных. Но то, что творит Ликаста, делает их кратно более омерзительными.
Я сломался на моменте, когда она надрезав и так плохо зажившую культю Гульнуна, загнала ему в кость какую то хрень, похожую на костяной штифт с извивающейся бахромой из ленточных червей. Я плюнул и снова вышел "покурить".
Меня немного беспокоило, не придет ли местная стража на утробный рев боли Гульнуна, от которого я аж приседал. Но нет, похоже, цвергам было насрать, что происходит у гостей их города. Знаменитое цвергское гостеприимство, надо полагать.
Когда все затихло, я вернулся обратно в пещеру и обнаружил измученного, но довольного минотавра, который любовался новой рукой. Рука сильно напоминала высокотехнологичный протез, который я как-то видел на ютубе. Разве что сделана была из бронзы и кости.
Гульнун сжал и разжал пальцы. Ликаста, прямо как терапевт на приеме, говорила скороговоркой:
— Три дня ничего ей не делай. Со временем она начнет слушаться лучше и немного прорастет в тебя. Главное не повредить молодые ростки. Будет сильно больно. Но потом боль пройдет. Когда рука приживется, то она быстро начнет расти и становиться сильней.
— Это хорошо, — прогудел Гульнун.
— Давай я примотаю её к телу, я не верю, что ты её не потревожишь! — скомандовала Ликаста. И под недовольное мычание начала сооружать минотавру тесную плотную повязку, буквально приматывая культю с протезом к телу. Хар сидел поодаль. Он перебирал какое-то барахло в своем сундуке. Считал деньги, надо думать. Шлем он снял и я поразился, с какой злобой он посматривал на руку Гульнуна.
Я осторожно подсел к нему. Так, чтобы не видеть содержимое сундука, но цверг все равно прикрыл крышку.
— Слушай, Хар. Я хотел спросить… — начал я и бросил взгляд в сторону Ликасты. И понял, что она насторожилась и вслушивается. Обсуждать её при ней же, как-то неприлично, хоть она тут изредка в кишках по соски бродит. Поэтому я запнулся и вывернулся: — Эм… А какие у нас планы?
Хар хохотнул, хлопнул себя по колену и ответил:
— Сначала нам надо основать новую цитадель! Для этого мне нужны деньги. Много. И пару десятков дельных цвергов.
— Мне нужно основать логово… — протянула Ликаста.
— Нет! Теперь мы вернемся в мой лабиринт! — проревел Гульнун. — Я готов убить своего отца!
— Рано! Я еще не сделал тебе броню! — злобно рявкнул Хар.
— Три года твоей службы еще не вышли! — пропела Ликаста. Не знаю, как ей удалось, но прозвучала она не менее злобно, чем клокочущий рык цверга.
— А долго еще? — насторожился минотавр.
— Еще полтора года! — ответила Ликаста. Теперь её голосок звенел как железка.
— Это будет ошибкой, — сказал я. — Вернуться в лабиринт.
Все посмотрели на меня так, будто я дуль-носильщик и вдруг заговорил.
— Ты! Я?! — замычал минотавр, видимо подозревая меня во всяком. Но не понимая, в чем именно.
— Объянись, гном, — процедил Хар.
Помимо ночного зрения я приобрел и фрагментарную базу знаний. Теперь я практически все знал о теневиках. Кроме того, что они такое. Знал некоторые факты о цвергах — например, они очень плохо стреляют. Что-то там с пространственным мышлением. Зато цверги очень преданы своему клану. Только про Ликасту, вернее, про гигару, я не знал ничего. Но вот про минотавров, я знал многое. Я успел подумать над этим на досуге.
— Давай уточним, — я встал и отошел к выходу. На всякий случай, если бычара все же кинется. — Твой народ, Гульнун, живет в лабиринтах. Так?
— Муу, — утвердительно буркнул рогатый.
— Лабиринты буквально создают в толще камня ваши женщины. И они же наколдовывают еду?
— Священные рощи появляются… Ну… Муэ… — минотавр задумался.
— Они делают еду, они делают дома, они распределяют кто и где живет, они распределяют оружие… Но ты думаешь, что ты можешь стать вожаком, если именно ты захочешь?
— Да! — заревел Гульнун. — А если кто-то из молодняка бросит мне вызов! Я! Мууу!
— Подожди, Гульнун, этот коротышка задает интересные вопросы, — прикрикнул на него Хар.
Да с хера ли я коротышка? Хотя, сейчас, когда мы сидели рядом, Хар был не ниже. Видимо, у него просто очень короткие ноги. Поэтому он ниже.
— То есть ты хочешь сказать, что даже если Гульнун убьет своего отца, то не сможет занять место вождя? — уточнила Ликаста.
— Или займет, но ненадолго, — Хар погладил бороду на лежащем рядом шлеме. — Съест что-то не то, например. Паучьи сиськи, Гульнун, тебе надо давить не быков, а телок!
— Муээ?! Убить я тебя! Гном! — минотавр вскочил на ноги. Он явно был в бешенстве.
— Сядь. Ответь, гном прав? Еда, одежда, лабиринты, все это делают не самцы? — Ликаста тоже встала. И её хлыст с недвусмысленной угрозой поднял змеиную башку, шипя на Гульнуна.
Здоровенный бычара посмотрел на хрупкую девушку и сел обратно. Он сидел долго. Подперев здоровой рукой голову. И думал. Когда я уже решил, что продолжения разговора не будет, он ответил:
— Нуээ…
— Тот, кто был вождем до твоего отца? И как он умер? — спросил Хар.
— Болел. Умер… — человек-бык так наморщил рожу, что я стал бояться, что у него сейчас мозг лопнет.
— А перед этим, он сделал что-то плохое? Неправильное? Обидел самку? — подтолкнула его мысли Ликаста.
— Ударил жрицу! — промычал Гульнун и застыл с удивленным лицом. И потом продолжил, безобразно растягивая слова и глотая окончания: — Отец всегда… Как тряпка… Они, такие, говорят… Никогда не говорил им нет. Я понял! Но что тогда я буду делать?
— Лабиринты минотавров по-прежнему расположены рядом, как будто гроздьями? — спросил я.
— Да. Точат скалы как черви грибнину, и только они сами знают, где кончается владения одного клана и начинаются другого, — подтвердил Хар.
— Сколько в одной семье?
— Лабиринт и священная роща не могут прокормить больше шести десятков взрослых минотавров, — ответила Ликаста. — Поэтому молодые мухумы выходят в подземье, чтобы в бою доказать свою доблесть и силу. Что могут охранять лабиринт. Занять место вожака стада. Но, чаще гибнут, пытаясь.
— Тебе надо взять пять, а лучше десять молодых, — сказал я. — И воспитать их. Закалить в боях, одеть, вооружить. А потом, вместе с ними, пройти по лабиринтам. Убивать вожака, а вместо него оставлять одного из своих.
— Зачем? — нахмурился Гульнун.
— Не перебивай! — рявкнул Хар.
— Когда вы захватите пять, или даже десять лабиринтов, вам надо постоянно встречаться друг с другом. Например, раз в полгода, или год. И если один из вас умрет, то убейте всех старших самок в его лабиринте.
Хар хлопнул в ладоши:
— Точно! А это хорошо придумано!
— Я не понял! — взревел Гульнун. — Зачем?!
— Я потом объясню, — отмахнулась Ликаста.
— А ты не так бесполезен, как выглядишь, — одобрительно сказал Хар, встал и хлопнул меня по плечу. Явно старался вдарить посильнее, будь я в броне, я бы даже не поморщился. Но сейчас я охнул и присел. Скорее от неожиданности, больно не было. Хар, довольный результатом, продолжил:
— Хоть и хлюпик, а башковит! Видать, все в мозги ушло! — и без перехода цверг схватил свое кайло. Тут же встав в боевую стойку. Я шарахнулся в сторону. Думал он меня ударить хочет. Но чернокожий дварф всполошился по-другому поводу.
Занавеска на входе распахнулась и в нашу нору ввалилось два цверга в шикарной бронзовой броне. Панцири покрытые имитирующей рыбную чешуёй резьбой, поножи, большие квадратные щиты. Слегка напоминают греческих гоплитов.
— Что надо? — зашипела на них Ликаста, вся подобралась, как кошка для прыжка. Все остальные, разумеется кроме дуля, тоже похватали оружие. Даже я. Два бронированных цверга хмуро осмотрели нас. Потом раздвинулись, освобождая проход. И зашел третий “гость”. Этот был богат — его выдавала толстая золотая цепь, шикарная борода и богатая одежда. А еще он подволакивал ногу и опирался на украшенную серебром изогнутую трость.
— Думал, я не найду тебя? — сказал хромой и улыбнулся. Мне не понравилась ни его улыбка, ни его цепь, ни его костыль, ни его появление, ни его головорезы. Но больше всего мне не понравился его пустой и безучастный взгляд. Он смотрел прямо на Хара. Что, в принципе, нормально для цвергов — я заметил, что цверги часто просто смотрели сквозь вооруженных не-цвергов, демонстративно нас не замечая. Я убрался с линии зрения вошедшего, чтобы ему было удобнее меня не замечать, а то ему приходилось делать вид, что видит меня насквозь. Хромой продолжил, обращаясь только к Хару и не предполагая возражений:
— Собирайся! Твоё безумие окончено! Ты идешь со мной!